– Простите, – решился Рубен. – Я действительно ценю вашу помощь, но мне нужно сделать кое-что очень важное.
Плечи Мовина поникли.
– Простите. Мне правда нужно идти.
Мовин вздохнул:
– Мы не слишком продвинулись, но Алрик сможет спать немного крепче, зная, что хотя бы один из его стражников понимает основы. Что ж… удачи сегодня ночью.
Рубен не знал, следует ли ему поклониться. В итоге он вежливо кивнул и побежал вниз, к казармам. Отец уже должен был вернуться. На бегу новый меч бил Рубена по бедру, и на его губах играла слабая улыбка. Принц подарил ему меч. Принц! А Пикеринги учили его фехтовать, действительно учили, а не избивали до полусмерти. Воодушевление спало, когда он пришел к выводу, что мальчишки просто использовали его, чтобы выбраться из замка. Покупали его молчание притворной дружбой. Аристократы не дружат с простыми стражниками. Однако меч был хорош – быть может, ему даже удастся сохранить его, – и Рубен вынужден был признать, что стал чувствовать себя увереннее после того, как Мовин кое-что объяснил. На обычных тренировках он почти ничему не научился. Учителя тратили все время на благородных мальчиков, и Рубену оставалось лишь заглядывать им через плечо. Его противниками были столбы ограды, поскольку никто не хотел вставать с ним в пару. Две схватки с Мовином стали для него единственной настоящей практикой.
– Где ты был, мальчишка? – рявкнул Ричард Хилфред, как только Рубен вошел в комнату.
Ему был знаком этот тон – суровое осуждение с примесью армейской властности. Отец сидел за маленьким столом. Без рубашки, с босыми ногами. Вещи валялись на полу. Никогда прежде отцовская форма не касалась пола, и Рубен уставился на скомканную тунику, как на мертвое тело.
– Я получал кольчугу и…
Отец поднялся и ударил Рубена. Он бил левой рукой, но со всей силы. Рубен упал, врезавшись головой в дверь. Раздался глухой стук – то ли дверь, то ли его череп.
– Что я тебе говорил про незаметность? Что я говорил про благородных? Глупый мальчишка!
Лишь тогда Рубен заметил, что в правой руке отец держал темную бутылку. Не потому ли он ударил его левой? Сперва Рубен решил, что отец хотел смягчить удар, но теперь ему пришло в голову, что он просто не желал расставаться с выпивкой. Отец поднес бутылку к губам, высоко задрав дно.
– Ты понятия не имеешь, каковы эти мерзавцы, – прорычал он. – Стоит тебе с ними связаться, как ты…
Он пнул кушетку так, что она подпрыгнула. Подушка упала на пол. Отец засопел, вытер нос рукой и уселся обратно, сделав еще один глоток из темной бутылки. Где он ее взял? Бутылки с этикетками стоили дорого, слишком дорого для солдат, даже из королевской гвардии.
– Чести не существует, Ру. Благородство – шутка, глупая выдумка скверного поэта. Снег в разгар лета, вот что это такое. Курица, несущая золотые яйца. Благородные делают вид, что у них все это есть, чтобы дураки вроде нас думали, что это правда, но это ложь. Запомни, мальчик.
Рубен поднялся. Его лицо горело, и он чувствовал кровь в том месте, где зубы поранили щеку. Он встал у дальней стены, прижавшись спиной к закрытой двери. Расстояние было плохой защитой. Длина каморки не превышала двенадцати футов, и отцу хватило бы пары шагов, чтобы снова его ударить.
– Бери то, что можешь. Кради то, с чем сможешь скрыться. И никому не верь. Никого не люби. Это самое худшее. Любовь – ужасная штука. Впустишь ее – и она сожрет тебя изнутри. Вывернет тебе мозги. Ты обнаружишь, что делаешь глупости, предаешь самого себя – и ради чего? Ради чего! Он мог бы что-нибудь сделать. Я… я каждый день рискую ради него своей жизнью, а что он сделал для меня? Где он был, когда я в нем нуждался? – Отец причмокнул губами и вздохнул. – Каждый за себя. И тебе следует это усвоить – нам всем следует, или нас сожрут.
Пальцы Рубена чувствовали шершавую поверхность двери, язык трогал ранку на щеке. Он не осмеливался пошевелиться или заговорить, но знал, что придется. Даже если это означает новый удар. Даже если отец пустит в ход правую руку. Даже если забудет, что в ней бутылка. Он должен сообщить отцу, что король в опасности. Может, это приведет его в чувство. Хотя, глядя на форму, Рубен в этом сомневался.
Отец тяжело опустился на стул. Рубен счел это добрым знаком. Возможно, ему не захочется вставать лишь ради того, чтобы убить своего сына.
– А ты… о чем ты думал? Вырастившая тебя баба так кудахтала над тобой, что теперь ты годишься разве что в торговцы. Все мальчишки, которых вырастили бабы, ни на что не годятся. Мягкие, розовые создания, которые слишком много думают. Берегись своих мыслей, мальчик. Они тоже принесут тебе неприятности.
Когда отец говорил, шрам на левой стороне его лица шевелился вместе с морщинами, рубцовая ткань не поспевала за нормальной кожей, извивалась, словно змея. По словам отца, огромный безумный пьяница бросился на короля, попутно убив трех человек. Еще два королевских стражника сбежали. Ричард Хилфред был последним, кто встал у безумца на пути. Так отец получил этот шрам и говорил, что, пока рана не зажила, можно было насвистывать песенки через дыру в щеке. Но король был спасен.
– Отец? – сказал Рубен.
Отец не поднял головы. Он уставился на бутылку, немного наклонив ее, словно пытаясь оценить, сколько в ней осталось.
– Кто-то замышляет убить короля.
– Кто-то всегда замышляет убить короля. Поэтому у меня есть работа.
– Я думаю, это кто-то из замка.
Ричард Хилфред вскинул голову и прищурился, глядя на сына, его рот слегка приоткрылся, демонстрируя дыру на месте нижнего зуба.
– Что тебе взбрело в голову?
– Я встретил человека, который подслушал разговор между двумя людьми.
– Что, в таверне, когда увивался за принцем? Я тебя предупреждал…
– Нет, сэр, прямо здесь, в замке.
Отец прищурился еще сильнее и чуть шире приоткрыл рот.
– Один из оруженосцев? – Он покачал головой и взмахнул бутылкой. – Не слушай этих надутых болванов. Они просто нарываются на неприятности. Пора бы уже это понять.
– Не они.
– Кто бы это ни был, он лжет.
Отец прикончил остатки выпивки.
– Это была девушка по имени Роза, которую все ищут. Она проститутка и пришла сюда на праздник. Она пряталась в гардеробе в башне и подслушала, как двое мужчин говорили, что собираются убить короля. Я спрятал ее, чтобы посоветоваться с тобой. Я не знал, кому доверять.
Отец долго смотрел на него. Протянул руку, чтобы поставить бутылку на стол, но промахнулся, и она упала, однако не разбилась. Хорошее толстое стекло звякнуло и, лишенное содержимого, которое можно было пролить, закатилось под койку. Отец медленно поднялся. Рубен был одного с ним роста, но чувствовал себя крошечным. Десятки белых линий пересекали отцовскую грудь, плечи и руки – тоже шрамы. Следы боли, окаймленные натянутой тканью, некоторые с рядами точек от швов. Они колыхались в такт дыханию отца.
– Ты знаешь, где эта девчонка? – четким, холодным голосом спросил отец.
Рубен кивнул.
– Где ты ее спрятал?
– Она знает только то, что я уже рассказал. Она не слышала имен.
– Где?
Отец шагнул вперед.
– В темнице.
Отец на секунду задумался, потом кивнул.
– Держи ее там. Под замком.
– Но она не сделала…
– Никаких но, мальчишка! Держи ее там, пока я не разберусь с этим. Это лучшее место. И никому не говори… ты ведь никому не сказал?
Рубен покачал головой.
– Хорошо. А теперь дай мне подумать.
Отец наклонился и поднял свою тунику, потом замер и покосился на Рубена.
– Тебе она больше идет.
Глава девятая«Багровая рука»
Адриан шагал за вором из «Багровой руки». Вор отказался назвать свое имя, и Адриан окрестил его Секретом. Секрет был не из доверчивых и все время вертелся, как взведенная пружина. Адриан редко встречал профессиональных воров. До этой прогулки из Нижнего квартала на Купеческую площадь Ройс был единственным. Адриан видел сходства, но видел и различия. Секрет одевался как бандит. Его короткая куртка с широкими манжетами и высоким воротником и шерстяные штаны могли принадлежать грузчику, но для грузчика он был слишком мелким и буквально тонул в своей куртке. И ходил он иначе. В размашистых шагах вора «Руки» не было ни следа грации Ройса. Секрет скорее напоминал крысу или хорька, тогда как Ройс был соколом, и это объясняло, почему вор так стремился вернуться в свое логово.
Ройс шел впереди, Адриан замыкал шествие. Им не пришлось связывать Секрета, тот вышагивал между ними, указывая направление. По оценке Адриана, шансы вора на побег колебались между отсутствующими и нулевыми. Если бы вор рванулся с места, Ройс схватил бы его. Возможно, Секрету удалось бы сделать несколько шагов, прежде чем в него впились бы когти. Адриан видел, как Ройс играет со своими жертвами. Его партнер отворачивался, уходил, оставлял дверь открытой. В такие ночи Адриан пил больше обычного. В такие ночи он просыпался в поту, и ему снился отец. В такие ночи он не верил ни во что, вплоть до собственного рождения.
Они оставили Альберта у цирюльника, снабдив его достаточным количеством денег, чтобы привести себя в порядок и купить приличную одежду. Было решено позже встретиться в «Гадкой голове». Судя по отсутствию посетителей, у них сложилось одинаковое мнение о пивной, что делало ее идеальным местом. Альберт расплылся в улыбке, когда Ройс вручил ему деньги, словно не верил, что такое возможно. Адриан сомневался, что они еще когда-нибудь увидят виконта, однако согласился с Ройсом – у них имелись проблемы посерьезней.
Если кто-то сделал Гвен больно, не один Ройс хотел отыскать этого человека.
Солнце поднялось высоко над головой, а они углубились в Купеческий квартал. Улицы были чистыми, магазины сияли многочисленными окнами, и над каждой дверью висела красочная, остроумная вывеска. У портного – огромная катушка с иголкой, над которой вилась нитка; у адвоката – парик, очень похожий на настоящий, и лишь вблизи выяснялось, что он деревянный. Торговые галереи – лабиринт улочек и проходов – были такими же пестрыми, как зажиточные покупатели в одеждах из крашеной ткани. Преобладали желтые, оранжевые, зеленые и красные оттенки, и чем ярче, тем лучше. Адриан задумался, с