Совсем не таким был кучер – предположительно владелец повозки. Он сидел очень прямо, всем своим видом выражая готовность к любой опасности, стройный, с отличной осанкой, худощавый, как тополь, и переполненный пылким жаром юности. Женщины назвали бы его красивым, увидев его чисто выбритое лицо, загорелое и гладкое, правильной формы, с прямыми чертами, и коротко подстриженные темные волосы. Его решительно сжатые губы, проницательные серые глаза, сильная челюсть и квадратный подбородок – все выдавало в нем прирожденного лидера. Должно быть, он был военачальником, который теперь, в мирное время, руководил прибыльной торговлей – суровая, но справедливая правда жизни.
Он был одет в выцветший серый дорожный костюм, поношенную кепку, рваные гетры и тяжелые ботинки и управлял такой же ветхой повозкой – все ради торговли цыганскими товарами. Деревенского полицейского, прогуливающегося вдоль дороги, было сложно чем-то удивить, и все же он был поражен, когда эта унылая старая повозка с грохотом выехала из-за поворота. Загадочный возница был последним человеком, которого страж порядка ожидал увидеть перед собой в этой захудалой деревушке.
В тот же миг правая рука констебля Селвина метнулась к шлему, в то время как на его широком, круглом лице появилось выражение чрезвычайно искреннего изумления.
– Мистер Лоусон! – воскликнул он.
– Селвин! – отозвался Лоусон непринужденным повелительным тоном, дружелюбно, но не скрывая своего главенства. – Мы расстались в Кейптауне пять лет назад, чтобы встретиться в этой деревушке Рип ван Винкль[12]. Какого черта ты здесь делаешь?
– Я – полицейский в деревне Сарлей, сэр. Женатый, детей, правда, нет. Стал работать в полиции через шесть месяцев после того, как мы дошли до Альберт-Дока. А вы, сэр? – Констебль внимательно оглядел одежду возницы и его повозку. – Вы делаете это из-за какого-то пари, сэр?
– Я делаю это, чтобы заработать себе на жизнь, Селвин. После очередного путешествия – жаль, что тебя не было со мной в тот раз, – я направился в Южную Америку и провел уйму времени в дикой местности. Вернулся домой в прошлом году и узнал о смерти отца, который не оставил мне ничего, кроме своего благословения.
– Полковник умер, сэр?
– Два года назад. Потерял все свои деньги в сомнительных спекуляциях, и мне пришлось обеспечивать себя самому. Я спас мать какой-то цыганки – она тонула, и, когда она умерла девять месяцев спустя, то оставила мне эту повозку и лошадь. Я не мог позволить себе открыть лавку, так что решил заняться разъездной торговлей.
– Но такой джентльмен, как вы, мистер Лоусон…
– Все в порядке, Селвин. Я превосходно провожу время, хотя такие приключения, как тогда в Африке, теперь уже не случаются. Но раз ты здесь, я хочу остановиться где-нибудь поблизости на эту ночь.
– Сарлейский лес – неплохое место, – предложил полицейский, указав пальцем себе за левое плечо. – Четверть мили вперед, сэр. Там есть хорошая поляна и вода для лошади. И никто не скажет и слова, не будь я… – Голос Селвина зазвучал жестко. – Не в моем стиле так обращаться с джентльменом, который спас меня от угрозы быть убитым таким монстром, как Дэниел…
– …который был не так уж и страшен, – со смешком подхватил Лоусон. – Навести меня сегодня.
– Есть, сэр! – выпалил его старый товарищ и отдал честь. – Могу я что-нибудь сделать для вас?
Лоусон вынул из кармана шиллинг.
– Можешь. Купи мне табаку!
– Виргинский табак тонкой нарезки, сэр. – Полицейский ловко прокрутил монету в руках. – После двух лет охоты и перестрелок плечом к плечу с вами, сэр, я знаю этот сорт, как никто другой. – Он окинул повозку восхищенным взглядом, хотя его восторг, конечно, был обращен на кучера, а не на саму колымагу, которая вызвала у него скепсис.
Дик – таково было прозвище Лоусона, образованное от его имени, для нескольких его самых надежных друзей – с легкостью нашел лес, о котором говорил констебль, и почти с такой же легкостью отыскал в самом сердце леса поляну. Там, рядом с чистым прудом, под сенью шелестящей листвы молодых буков, он остановил свою обветшалую повозку, чтобы разбить лагерь, как в старые добрые дни в Африке. Но теперь с ним не было готового ко всему Селвина, который помог бы ему, как в былые времена, и он сожалел об отсутствии товарища. Но, как бы то ни было, отработанным на протяжении многих лет движением Лоусон распряг старую клячу, нашел ей место для пастбища и привязал ее. Вблизи проходила петляющая тропинка, которая, насколько он знал, никуда не вела, и он привязал животное к березе рядом с началом этой тропинки. Потом он разжег костер, наполнил котелок водой из бурлящего ручья, который впадал в пруд, и приготовил сковородку, чтобы поджарить яичницу с беконом.
К тому времени, как он выложил свои оловянные столовые приборы – вилку, нож и ложку – на грубую белую скатерть, расстеленную на удобном пеньке, вода уже кипела, а содержимое сковородки начало шипеть. Дик заварил горячий крепкий чай и насладился поистине замечательным ужином, который был весьма кстати после его долгой поездки из Тархавена в эту глухую деревушку. Не то чтобы он знал деревню Сарлей или желал здесь побывать, но он отдавал себе отчет в том, что она находилась достаточно далеко. В то же время Лоусон был крайне удовлетворен своим уединением и лениво прилег у костра, выкуривая сигару и размышляя о своем нелегком будущем. Перспектива была отнюдь не обнадеживающей: казалось, он опустился на самое дно. До него доносился бой церковных часов из деревни, которые исправно извещали о каждом прошедшем часе, но он настолько глубоко погрузился в свои мысли, что был поражен, когда часы пробили десять раз. Очнувшись от своих дум, он изумился, как же быстро летит время.
– Десять часов, ей-богу! – вслух сказал путешественник, после чего встал, потянулся и сладко зевнул. – Пора спать. Как я буду ночевать сегодня – под одеялом или под открытым небом?
В небе светила луна, и Лоусон разглядел росу на траве, после чего залез в повозку, чтобы достать ночник. На постели он увидел конверт, который, видимо, выпал у него из кармана. Так как в этом конверте содержалось возможное решение вопроса, касающегося его, Дика, будущего, он достал письмо, чтобы освежить его в памяти. В послании ему предлагали обратиться к леди Хэмбер из Сарлейского суда, чтобы устроиться судебным приставом под ее началом. К письму была прикреплена визитная карточка с именем Оливер Боллард и короткой рекомендацией для предъявителя. Кивая самому себе и размышляя, приведет ли это все к чему-либо, Дик убрал письмо и карточку обратно в конверт, положил его во внутренний карман, после чего снова зевнул и начал снимать сюртук. Но не успел он вытащить руки из рукавов, как замер и прислушался, напрягшись, словно напуганный зверь. В ночной тишине послышался крик – женщина страдала от боли: он уже слышал такое несколько раз в Африке. Возможное преступление, необычное для такой уединенной деревни, заставило его снова натянуть сюртук и стремглав броситься вниз по ступенькам повозки. Подбежав к затухающему костру, он услышал где-то в темноте тихий стон и кинулся к вязанке хвороста, чтобы подбросить его в огонь. Но жертва была за пределами видимости, и только когда Лоусон услышал стон еще раз, он понял, откуда исходит этот звук. В несколько прыжков он достиг начала тропинки, где привязал свою лошадь, и мысленно обругал себя, что не взял с собой фонарь, который мог бы дать ему достаточно света, чтобы разглядеть, что за человек перед ним и в каком он – или она – состоянии. Как оказалось, это и вправду была женщина, в чем он убедился, когда она объяснила свой неистовый вопль.
– Я споткнулась о веревку от лошади и подвернула лодыжку, – произнесла незнакомка тихим мелодичным голосом.
– Извините, мадам. – Лоусон опустился рядом с ней на колени. – Я не ожидал, что кто-то пойдет по этой тропе, иначе привязал бы свою лошадь в другом месте.
– Вы настоящий джентльмен.
– Своего рода да, полагаю.
– Точно, вы джентльмен. Я поняла это по вашему говору. Помогите мне: моя лодыжка… – И женщина снова застонала: – Нога, видимо, распухла.
– С вашего разрешения, мадам.
Дик осторожно поднял ее и поднес к огню, горящему теперь очень ярко. Но, несмотря на его осторожность, дама попыталась протестовать против этого.
– Нет! Нет! Нет! – повторяла она слабым голосом, однако настойчиво. – Опустите меня на землю.
– Глупости! Я не могу бросить вас в темноте с вывихнутой ногой!
Путешественник поставил незнакомку около огня и побежал к повозке. Он был изумлен, как, наверное, изумлялась Кристабель, когда встретила таинственную леди в волшебном лесу[13]. Леди, которая встретилась ему, не была темной, но была самой что ни на есть сказочной, как ему показалось, пока он нес ее. Он успел разглядеть ее волнистые золотистые волосы; к тому же она выглядела очень мило, и на ней была дорогая одежда. Вот так приключение! Прямо рядом с ним из ниоткуда появилась потерявшаяся придворная дама, наряженная в модное праздничное платье и украшенный золотой вышивкой плащ. Глубоко задумавшись о причудах судьбы, Дик вернулся к своему ангелу, принеся с собой теплое стеганое одеяло, подушку, бутылочку мази и сделанные на скорую руку повязки. Девушка закуталась в свой великолепный плащ, прикрыв все лицо и шею, так что виднелись только ее рассерженные глаза. Она встретила своего спасителя несколькими приглушенными и отнюдь не добрыми словами.
– Я бы попросила вас больше никогда так не делать! – резко бросила она ему, и ее голос был таким же сердитым, как и глаза.
– Моя дорогая леди, вы не знаете, чтó для вас будет лучше, – сказал Лоусон, аккуратно подкладывая подушку ей под голову и накрывая ее одеялом.
– Если вы джентльмен, вы отпýстите меня, – с негодованием возразила незнакомка.
– Конечно, пожалуйста.
Лоусон поднялся с колен и сделал шаг назад.
Девушка собрала все силы, чтобы подняться, но не смогла сдвинуться с места.