– Как же умен тот, кто совершил это преступление, сэр! – с отчаянием в голосе прокомментировал ситуацию озадаченный констебль. – Не оставил ни следа после себя. Я сейчас собираюсь на почту, разбужу девчушку с телеграфа и отправлю телеграмму знакомому инспектору в Тархавен. А вы, сэр?
– Я, пожалуй, задержусь здесь и попробую немного поспать. Если, конечно, я тебе не нужен, – ответил Лоусон.
– Нет-нет! Все в порядке, сэр. Увидимся на рассвете.
Когда Селвин ушел, Дик набил трубку табаком, закурил и вскипятил воды, чтобы заварить себе крепкий чай, что было ему просто необходимо. Затем, вместо того чтобы лечь спать, он сел у костра, глубоко задумавшись. Девушка, ее брат… Была ли она виновна, был ли виновен он? Когда рассвет окрасил небо золотистыми лучами, птицы запели, а трава покрылась утренней росой, путешественник был как никогда далек от ответов на эти важные вопросы.
Глава 6
Сарлейская деревня – жители настаивали на этом полном названии – была застроена множеством коттеджей, окружавших высокий холм, на котором возвышалась церковь с деревянным шпилем. Извилистые узкие улочки были проложены как попало, одна переходила в другую. Пешеходных дорожек нигде не было, а вымощенные булыжником тротуары наклонялись в сторону открытых водостоков, по которым стекала вода во время весенних и осенних дождей. Эти потоки смывали весь мусор, сохраняя деревню в чистоте, так что продолжительные дожди и сильные ветры, дующие с Северного моря, поддерживали здоровье местных жителей. Известковые стены коттеджей были белыми, крыши покрывала солома, на оконных рамах красовались причудливые узоры, а входные двери делали узкими и низкими. Деревушка сохранилась в первозданном виде, на такое поселение мог бы наткнуться король Артур со своими рыцарями, и жители очень гордились этим. Тот факт, что деревня выглядела совсем как в древние времена, хотя всего в нескольких милях от нее проходила главная железная дорога, ведущая в Лондон, был гордостью всех, кто обитал в этом месте.
Гостиница «У Монка» – два коттеджа, объединенные в один, – по праву считалась самым большим зданием в деревне. Там обыватели собирались после рабочего дня, чтобы обсудить все мелочи своей повседневной жизни. В основном говорили о земледелии, поскольку Сарлейская деревня находилась посреди полей и небольших ферм, более или менее благополучных. Из церковного двора можно было увидеть болото, широкую серебристую Темзу и в отдалении очертания Кентских холмов. В самой деревне, вблизи коттеджей, простиралась обширная территория плодородной почвы с пшеничными полями, цветущими изгородями и лесистыми участками – остатками когда-то дремучего бора. Сарлейский суд, отделенный от деревни Сарлейским лесом, располагался слева от холма, а Сарлейская ферма – справа, в двух с небольшим милях от него.
Загадочное и жестокое преступление, совершённое в Сарлейском лесу, поразило и шокировало всех жителей, тем более что жертвой стала главная дама всего поселения. Нельзя сказать, чтобы они переживали, поскольку погибшую сильно недолюбливали за ее деспотизм. Но все-таки ее внезапная смерть пробудила нескрываемый интерес, так что гостиница «У Монка» с утра до вечера была переполнена невозмутимыми саксонцами, обсуждавшими причины и последствия происшествия. Одни говорили одно, другие – другое, но ни у кого не возникало объяснений, как леди Хэмбер оказалась в таком месте в такое время. Гостиницу переполняли шум и гам, когда инспектор Хелдер и его преданный помощник поспешно прибыли в деревню в ответ на телеграмму Селвина. Вместе с ними в Сарлейский лес, ставший теперь мрачным и зловещим местом, центром вечерних сплетен у камина, устремились мужчины, женщины и дети. Помощник Хелдера разогнал всех любопытных зевак, выставил охрану и предотвратил любые попытки проникновения, и это привело к тому, что всем сплетникам только и оставалось, что смаковать и перемалывать жареные факты на улицах, в коттеджах и пивных. В целом сформировалось мнение, будто сэр Джеральд и мисс Одри благодарили судьбу, что леди Хэмбер скончалась, пусть и насильственно.
Такое отнюдь не лестное впечатление сложилось вследствие особенностей характера покойницы. Она никогда не пыталась повлиять на местные предрассудки и, более того, делала все, чтобы усилить их, с таким аристократичным убеждением, которое обычно приводит к революциям. На нее всегда смотрели как на высокомерного деспота, чье надменное поведение вполне соответствовало ее в высшей степени дурному нраву. Ни один житель деревни не мог сказать о ней ничего хорошего, а некоторые даже намекали, что она заслужила такую участь. Люди судачили, что какой-то браконьер, уволенный слуга или изгнанный со своей земли житель застрелил ее из мести, но ни один человек не мог даже предположить, кто именно совершил такое злодеяние. Обстоятельства смерти, ее причина, имя убийцы – все это оставалось неразгаданным. Все эти вопросы волновали жителей и два дня спустя, когда проходило следственное заседание в самом просторном номере гостиницы «У Монка».
Естественно, как только стало известно о том, что в Сарлейском лесу находилась торговая повозка, многие начали болтать, не ее ли владелец совершил преступление. Но Селвин, верный своему бывшему командиру, пресек эти слухи на корню, объясняя, что мистер Лоусон был не местным, никогда до этого не видел леди Хэмбер, что у него не имелось с собой оружия и, наконец, что он был первым, кто поднял тревогу. «Едва ли он поступил бы так, – утверждал Селвин, – если бы был виновен, ведь тогда ему грозила бы виселица». Кроме того, констебль восхвалял Лоусона как своего спасителя в Африке, рассказывал о его охотничьих подвигах и щедрости, добром сердце и умении поладить с любым человеком. Таким образом, благодарный друг выгородил Дика, остановив злые сплетни, прежде чем они достигли опасных масштабов. Поэтому, когда Лоусон рискнул посетить Сарлейскую деревню, он был встречен с должным уважением и понял, что жители никак не связывали его приезд с совершённым преступлением. И даже когда он предстал перед следователем и присяжными, никто не подозревал его в убийстве или сокрытии каких-либо улик. Поэтому позже, когда опасность миновала, Дик особо подчеркивал, что он искренне благодарен Селвину за защиту и покровительство, хотя понимал: из-за такого преданного друга он мог рано или поздно оказаться в неловком положении.
Хелдер, Селвин и Лоусон делали все, что было в их силах, чтобы получить нужные улики для следователя. Но их старания не приводили к должному результату, и к моменту начала слушания было известно немногим больше, чем в ночь выстрела. Леди Хэмбер, никому ничего не сказав, почему-то ушла в лес и была там застрелена неизвестным, который исчез без следа. С какой целью она направилась туда, кто убил ее, понять было невозможно. Инспектор Хелдер, достаточно сообразительный в обычных ситуациях, открыто признал, что поставлен в тупик этим странным преступлением.
– Зачем жертва углубилась в лес? – спросил следователь первым делом.
– Я не знаю, сэр, – стушевался констебль.
Показания Лоусона были выслушаны с нескрываемым интересом – он по сути воспроизвел историю, рассказанную Селвину. Во время своей речи он заметил, что мисс Хэмбер не сводила с него глаз, как будто удивляясь, почему он скрыл ее присутствие в лесу. Но путешественник не собирался ничего об этом говорить. Да, он разбил лагерь в Сарлейском лесу и услышал выстрел, когда искал свою лошадь.
– Сколько было времени? – спросил Хелдер.
– Четверть одиннадцатого, – повторил Дик свои прежние показания. – Церковные часы пробили как раз перед тем, как до меня донесся выстрел. В ту же секунду я бросился к поляне, но, ударившись о ствол дерева, потерял сознание.
– И надолго? – уточнил инспектор.
– Не могу точно сказать, – признался Лоусон, – но было уже около половины двенадцатого, когда я столкнулся с констеблем.
Селвин, вызванный еще раз, подтвердил, что согласен с предыдущим свидетелем насчет времени и что, когда они с мистером Лоусоном внесли тело в Сарлейское поместье, перевалило уже за полночь.
– Глядя на труп, могли бы вы предположить, направлялась ли жертва на поляну или бежала с нее? – задал Хелдер новый вопрос.
– Нет, сэр. Тело лежало в весьма странной позе сбоку от тропинки.
Лоусона снова пригласили и спросили, ожидал ли он кого-нибудь на поляне и знал ли он жертву лично. На оба вопроса он ответил отрицательно, добавив, что вообще никого не видел около поляны.
– Я сплю чутко, – заметил Ричард, – и был я не в повозке, поэтому услышал бы любой шорох.
– Так-так, – вздохнул следователь, когда все свидетели были опрошены. – Кажется, мы ничуть не продвинулись в этом деле. Мы ничего не выяснили. Тут может быть вынесен только открытый вердикт.
Так и вышло – присяжные лишь констатировали, что преступление совершил неизвестный человек или группа людей. Был упомянут факт отсутствия орудия убийства – револьвер, из которого застрелили женщину, так и не нашли, – но это не было виной полицейских, ибо они обыскали лес вдоль и поперек. В воздухе витало недовольство оглашённым вердиктом.
– Хотел бы я для своего же блага, – сказал Лоусон инспектору Хелдеру, – чтобы тайну этой смерти все-таки разгадали.
– И я бы очень этого желал, – согласился следователь, – но вы можете не беспокоиться, сэр: у полиции ничего нет на вас.
– Спасибо за вашу поддержку, инспектор. Но я все равно намерен разобраться в этом и выяснить правду.
– Вам очень повезет, если вы сумеете это сделать, – цинично произнес Хелдер.
Поскольку леди Хэмбер была богата, похороны ей устроили роскошные и торжественные. На них явились люди со всей деревни и даже из Лондона, и маленький церковный двор был переполнен. Одри и ее брат тоже присутствовали, но избегали Лоусона, стараясь просто не замечать его. Это раздражало Дика, в особенности поведение девушки, с учетом того, что его умалчивание о некоторых фактах в суде спасло гордячку от возможной беды. Когда тело леди Хэмбер погребли в семейном склепе, Ричард попытался встретиться с братом и сестрой лицом к лицу, пока толпа скорбящих еще не разошлась. Его попытка провалилась, но старания этой пары воздержаться от встречи с ним навели его на мысль, что девушка имеет какое-то отношение к убийству, а ее брат знает об этом. А может, брат был виновен, а сестра прикрывала его. Дик вернулся к себе, решив любой ценой призвать их к ответственности на следующий же день. Однако…