– Мы, конечно, планировали ребенка, но я не думал, что ты поймешь меня настолько превратно, – поздоровался муж.
– Бойся своих желаний, они имеют свойство сбываться, – нервно хихикнула я.
Мы позвали сына, кратко обрисовав ему ситуацию. Отрок обрадовался чрезвычайно и тут же захотел лицезреть нового члена семьи. Отец семейства осторожно открыл щеколду, и… повисла мхатовская пауза.
– Ну и жуть! – выдохнули мои мужчины в один голос после трехминутного молчания.
– Не плагиатствуйте. Я первая это сказала, – вздохнула я.
– Напомни, как зовут твоего шефа? – спросил любимый.
– Акакий Евстафьевич.
– Так ему и надо, – позлорадствовал супруг. – Слушай, а чем кормить-то наше пополнение?
– Может, оно человеческими жертвами питается? – встрял сын.
– Не льсти ему. Нервами человеческими оно питается. И разнообразным сбалансированным кормом. В рационе в необходимой концентрации должны присутствовать незаменимые кислоты, витамины, макро- и микроэлементы, необходимые для нормального роста, развития и физиологического состояния. Что вы на меня так смотрите? Я это на пакете прочитала.
– Блин, я так не питаюсь, – грустно вздохнул муж.
В этот момент котенок вылез из своего временного жилища, потянулся и, неуклюже переваливаясь с боку на бок, пошел осматривать свой новый дом.
– Вот же ж Акакий, прости господи! – воскликнул сын, глядя ему вслед.
– Шеф просил не упоминать его имя всуе. Но кличку этому страшилищу дать надо. Какие будут предложения? – взяла я инициативу в свои руки.
Спорили мы жарко и долго, перебрав все известные имена, включая старославянские, такие как Ярожор, Вуглусрат и даже Лютодрав. Но все это было не то. Обессиленные, мы валялись на диване, и тут муж подскочил как ужаленный:
– Я понял, как его зовут! Жуть! Ну ведь правда, гляньте на него! Точно – Жуть!
Мы с сыном пристально посмотрели на играющий с резиновой мышью лохматый клубок, из которого задорно торчал тощий хвост, переглянулись и… Так у нас в доме появился кот по кличке Жуть.
Через несколько месяцев он превратился в роскошного серо-переливчатого красавца с изумрудными глазами. Как-то незаметно Жуть стал всеобщим любимцем, несмотря на его стервозный характер. Впрочем, для кошачьей породы это вполне обычное явление. До сих пор не перестаем удивляться его уму и изворотливости. Правда, временами нам кажется, что мы выкупили его у цыган, потому что любимым занятием кота является регулярно таскать все, что плохо лежит, и прятать в кладовке. Есть подозрение, что потом он это перепродает по спекулятивной цене местным барахольщикам. Носки, небрежно брошенные возле дивана, забытая на тумбочке письменная ручка, вафли с кухонного стола, – все идет в ход. Однажды стащил шоколадную конфету из вазочки и, пока нес до своей нычки, сам не заметил, как сожрал ее. Вместе с оберткой. Потом пришлось лечить его от неудобной болезни. Понос называется.
Жуть обожает играть в соседского бомжа Валерия Эдуардовича. Не проходит и дня, чтобы кот не залез и не покопался в мусорном ведре. Причем присутствие гостей в доме или кого-либо из хозяев в данный момент на кухне его совершенно не смущает. Такое чувство, что ему абсолютно плевать, будет ли он изгнан с позором или нет. Видимо, познал дзен еще в утробе матери. Его снисходительно-насмешливому и полному презрению взгляду можно только позавидовать, когда он с достоинством удаляется в закат, оставив хозяев наедине с бессильной яростью, чувством вины и разоренным ведром.
А еще Жуть хитрый, как старый торгаш, продающий тухлую рыбу на одесском «Привозе». Особенно когда ему что-то от нас надо. Например, чтобы покормили шестой раз за день. На этом моменте тот торгаш должен заплакать и отойти покурить, потому что он таки прожил жизнь, но не познал священного таинства торговли.
По вечерам кот любит сидеть на подоконнике и вести светские беседы с голубем Яшей. Яков передает ему свежие сплетни с окрестностей, пожелания доброго здравия от Валерия Эдуардовича и место сходки барахольщиков в ближайший четверг. Общается исключительно через стекло. Тоже хитрый.
Акакий Евстафьевич регулярно передает приветы и просит показать фотографии Жути в разных позах. Включая неприличные. Каждый раз, когда их рассматривает, рыдает от умиления.
Счастье не всегда врывается в твой дом с диким гиканьем и цыганскими плясками. Иногда оно бесшумно ступает на порог на кончиках мягких кошачьих лап. И твоя жизнь уже никогда не будет такой, как прежде. До кота…
Татьяна ПоповаКак у Донцовой
Дело было лет десять назад, когда дочка моя была еще маленькой, а мой папа – уже довольно стареньким. Папа любил детективы, а в те времена как раз появились первые книги Дарьи Донцовой. Я подсунула иронический детектив родителю, но он остался недоволен прочитанным, ворчал, возвращая книгу: «Бред какой-то! Разве бывают такие ненормальные семьи? Это не семья, а сумасшедший дом!» Эх, зря папа это сказал, зря был столь категоричен…
В тот же вечер, уложив спать дочку, я читала Донцову, чтобы понять, что же так возмутило папу в семействе Даши Васильевой. И тут зазвонил телефон. Я удивилась – стрелка часов перевалила за одиннадцать, обычно нам так поздно никто не звонит. Снимаю трубку:
– Алло, это София Андреевна?
– Да, я слушаю.
– Вас беспокоит Земфира Михайловна. (Земфира Михайловна – руководитель студии цыганского танца в доме творчества, моя дочка там занималась второй год). София Андреевна, завтра мы едем сниматься в кино. Жду вас с Сашей и с костюмом в девять утра.
Пока Земфира Михайловна рассказывает мне о месте встречи, я мысленно вою: одиннадцать вечера, звонить куда-либо уже неудобно, значит, с работы придется отпрашиваться «постфактум». Чтобы к девяти добраться до места встречи, нужно разбудить Сашку в половине седьмого. Костюм. Боже, костюм! Вы себе представляете, что значит погладить цыганскую юбку в два солнца шириной? Может, отказаться от всей этой затеи?
– А какой танец они будут танцевать?
– Ой, это не важно, не волнуйтесь, все на месте решим. Только уж не подведите меня, приезжайте, участие в съемках – такой шанс, такой шанс.
Природное чувство ответственности борется во мне со смутным ощущением странности происходящего. Неужели наш самодельный а-ля цыганский костюм подойдет для съемок? Да и танцевальный уровень дочки и ее соучениц вызывает у меня большое сомнение. Но все же я соглашаюсь на участие Саши в съемках, потом до полночи наглаживаю костюм, утром ни свет ни заря бужу дочку.
На месте встречи нас ждет Земфира Михайловна. Одна-одинешенька. Я интересуюсь: «А где все остальные?» «Сейчас подтянутся, сейчас подтянутся!» – огромные глазищи Земфиры как-то подозрительно бегают. Минут через пятнадцать «подтягиваются» еще одна мама с дочкой, белокурой голубоглазой Леночкой. Ждем еще полчаса – никого. Земфира Михайловна командует: едем.
Приезжаем на студию. Нас встречает помощник режиссера. Хмуро оглядывает девочек и вопрошает: «Это – все?» Земфира хватает его за руку, тянет в сторону, что-то торопливо втолковывает. Дядька недовольно машет рукой: идите за мной. Мы идем через проходную, Земфира оттаскивает в сторону теперь уже нас с матерью Лены и шепчет, стараясь, чтобы ее слова не долетали до ушей помощника режиссера: «Пожалуйста, если вас спросят, девочки – цыганки!» «Цыганки???» – одновременно восклицаем мы. Ну, если мою кареглазую шатенку Сашу еще можно с натяжкой выдать за представительницу кочевого племени, то из Лены цыганка, как из Земфиры белокурая арийская бестия. «Наполовину цыганки, скажете, что у них папы – цыгане!» – выпаливает Земфира и отскакивает от нас, не дожидаясь возражений.
Впрочем, возражать уже нет времени. Нас встречает режиссер. Он ошалело разглядывает нашу малочисленную компанию, а потом восклицает:
– Это – все? Мне нужны были десять мальчиков и пять девочек разного возраста, от трех до пятнадцати лет. Где они?
– Как где? – бойко возражает Земфира. – В школе, где же еще?
– В какой школе? Я за что вам деньги заплатил?
– В какой школе? В обычной школе! Вы что, хотите, чтобы цыганские дети остались без образования?
То ли режиссер боится оставить юных цыган без образования, то ли понимает бесполезность перепалки с Земфирой, но он больше не возмущается количественным и половозрастным составом нашей актерской группы. Он переходит к другому вопросу:
– А они хорошо говорят по-цыгански?
Говорят? По-цыгански? Мы же сюда танцевать приехали! На всякий случай: ни Саша, ни Лена не знают, понятное дело, ни слова на языке ромал. Однако у Земфиры, как видно, по этому поводу совсем другое мнение:
– Конечно, знают! У них же папы цыгане! Девочки очень талантливые! Они все за пятнадцать человек сделают!
– Так мы можем немедленно приступать к озвучке?
Не дожидаясь ответа Земфиры, мы с мамой Лены хватаем дочек за руки, поворачиваемся и уходим. Вот так и кончилась, не начавшись, Сашкина карьера на ниве цыганского танца (я предпочитаю не иметь дел с аферистами любой масти)…
Усталая и злая я притащилась домой. Покормила не менее усталую Сашу. Рассказала о наших приключениях маме. А мой неутомимый и вечно деятельный папа в этот момент был занят важной и неотложной проблемой. Где-то в «закромах родины», если точнее – в большом серванте, что стоял в их с мамой комнате, папа нашел бутылку ликера «Айриш крим». Но вот беда: ликер стоял слишком долго и сильно загустел. Настолько сильно, что не выливался из бутылки. Папа испробовал все способы заставить ликер обрести текучесть, но все напрасно. Пока я кормила Сашу и разговаривала с мамой, папа носился вокруг с бутылкой, как курица с только что снесенным яйцом. Наконец Саша поела и отправилась делать уроки, мама прилегла отдохнуть в своей комнате, а я, помыв посуду, позвонила на работу. Папа из поля зрения куда-то исчез.
И вот мой разговор с коллегой прерывает истошный, нечеловеческий крик мамы. Я бросаю трубку, влетаю в комнату родителей и вижу… В общем, выглядело это примерно так: мама лежит на диване, над ней стоит папа, а лица у мамы нет. На нем – что-то непонятное, желтое. Крови не видно. Господи, что же это? И тут мамин крик сменяется чем-то похожим на истерический булькающий смех…