бычно! – командовал он, изображая своей позой турецкого татаро-монгола. – Ну, между первой и второй, как говорится…
– Я вот, Толян, так до конца и не понял, нашли они этот бозон Хиггса или нет? Слухи ходят, что нашли, но что-то особую радость от этого никто не выказывает. Чего же тогда эта частица Бога дала им, интересно? Че-то они там темнят, мне кажется, – высказался Петр, желая продолжить начатый разговор на научную тему.
– Какой бозон, придурки? Нет никакого вашего бозона и не будет! Я, хоть всего лишь простой бухгалтер, и то давно знаю, что нас, уже целое поколение считай, попросту дурят этой теорией относительности, – встрял в разговор постоянно жующий лидер.
– Хи-хи! Не смеши мое лицо, оно и так смешное! Еще один умник выискался! – прикуривая сигарету от головешки из костра, кинул ехидную реплику плешивый Толик. Физиономия у него действительно была довольно забавной. Нос картошкой, брови светлые, едва заметные, резко изогнутые, как крылья чайки, а выражение лица словно навсегда застыло в стадии глубокого удивления. Глазки маленькие, как пуговки, постоянно слезящиеся. При улыбке кожа на лице сморщивалась, становилась похожей на кожу шеи у черепахи.
– Ты чего тут лыбишься, Кощей Скелетович? Я над вами не ржал, когда вы с Петькой передо мной умными глупостями обменивались, – чистя на животе вареные яйца, упрекал друзей Валерий Викторович. – Вы хоть знаете, сколько бабла туда вбухано? Для седовласых мечтателей от науки забаву в ЦЕРНе устроили. Несколько европейских стран скинулись не жадничая. Пусть, мол, теоретики лучше под землей в этом адронном коллайдере ковыряются, дескать, ради мира на земле стараются. К этому баблу столько халявщиков присосалось, что они готовы еще лет двести ваш бозон искать, лишь бы деньги платили. Настоящую-то науку каждый у себя дома делает, и хрен кому чего покажет – конкуренция! Скорее вот из этого озера на удочку лох-несское чудовище выловишь. Да ну вас! Тоже мне, нашли тему для разговора, академье отбракованное! Давайте уж лучше о политике побазарим, – внес предложение бывший главарь тройки.
– О какой, о внутренней или о внешней? – сразу оживился Петя. – Если о внутренней, то тут и базарить уже нечего, все давным-давно разворовано. Кто был в нужное время поблизости от кормушки и не постеснялся воспользоваться моментом, тот все и прикарманил. Сейчас эти хапуги во много раз приумножили свои состояния, а ты как был валенком при ваучере, так им и остался, – иронично усмехаясь, подковырнул его седой адвокат.
– Ну-у, пошло-поехало! Сейчас Петруха начнет свой гнусный пессимизм по всему озеру размазывать, – пробурчал Толик.
– А что, я не прав, может? – разошелся Петя. – Заграбастали все ресурсы в свои жадные частные руки, уже ни одна отрасль не развивается, кроме добычи нефти и газа. А мы только молча сопли жуем, отсчитывая мелочь на проезд в своих дырявых карманах.
– Ладно тебе, Петя-петушок! Раскукарекался тут, настроение только портишь, – притормозил его разглагольствования лысый лидер. – Плохо ли тебе живется? Сидишь на приличном окладе, протирая штаны в своем кабинете, а еще чего-то фунькаешь тут. Я вон давно спокойно спать не могу, боюсь, тюрьма по мне плачет. Начальство заставляет вести двойную, а то и тройную бухгалтерию. Не хочешь, мол, рисковать – увольняйся, бухгалтеров нынче как грязи. Толян тоже боится под сокращение попасть. Кому мы нужны со своим предпенсионным возрастом? Висим, болтаемся, как три сопли над пропастью, а до пенсии-то еще ого-го сколько. О политике поговорили, и будя! Пора теперь о чем-нибудь другом. Че сидишь, давай по чуть-чуть перед ухой-то! – командным тоном предложил он Толику.
– Поговорили, называется! – пересаживаясь поудобнее, продолжал брюзжать Петя. – О чем другом-то, бюстгалтер ты лысый? Лучше не сыпь мне соль на рану, а то я сразу бешеным становлюсь.
– Ну хватит уже, Петро, в самом деле! – снимая котелок, нервно хлопая веками, увещевал его Кощей Скелетович. – Никто же с тобой не спорит, все солидарны. Че толку из кожи-то вылазить, если от нас все равно ничего не зависит?
– Действительно! Че ты сразу завелся-то с полуоборота? Меняем пластинку, давайте побазарим о чем-нить другом. О музыке хотя бы. – Валера эмоционально жестикулировал, держа наготове малосольный огурец в одной руке и помидорину в другой. – Ах, хороша ушица! А ты чего, Толян, себе ухи-то не положил? Готовил, готовил, а сам не ешь?..
– Ну, о музыке так о музыке, – подставляя свою кружку под разлив, с расплывшейся уже хмельной улыбкой во все лицо согласился Петр. – Чего так помалу плескаешь? Лей больше, пока моя жена не видит. Что-то меня от одного запаха этой водяры всего передергивает. Из-за одного глотка даже морщиться не хочется.
– Мне, например, уже все эти Киркоровы с Басковыми надоели – во где сидят, – откровенно признался Толя, разливая по третьей, – хуже горькой редьки стали. Как только увижу их рожи по ящику, сразу канал перещелкиваю. Ну, за тех, кто в море! Аххрь, хорошо прошла! Что-то я уже и ухи не хочу, объелся. Потом попробую, когда малость кусочки в животе улягутся, – закусив кружком колбасы, объяснился Толик. – Тебе бы, Валера, скупнуться не помешало. Скользкий весь стал, как жаба. Я тоже сейчас окунусь, пожалуй.
– Че ты ее обоняешь? Выпил залпом, не нюхая, – и все дела! – учил правильно пить водку бухгалтер Валера адвоката Петю. – Посмотришь, как ты пьешь, и никакой водки уже не захочешь.
Поднося ко рту кружку, Петя несколько раз передернулся. Наконец, брезгливо сморщившись, замахнулся он выпить залпом, но поперхнулся и закашлялся. Из ноздрей сразу выдулись пузыри, из глаз потекли слезы, а изо рта – слюни.
– Фу-у, какая гадость противная! – размазывая ладошками по лицу свои выделения, ругался он, скривив физиономию так, словно соляной кислоты проглотил. – Зараза поганая, аж из ушей, кажись, потекла. Все равно я тебя, гадина, в нутро запихаю. – Он выпил остатки со второго захода. – Какую же отраву стали делать – в рот не вломишь. На конском навозе, что ли, настаивают?!
– Да ты и по молодости всегда так пил, никогда в тебя хорошо не лезло, – упрекнул его толстый главарь банды. – На заводе всю жизнь работаешь, а пить так и не научился.
– Ну ты, учитель, шибко умным стал, как я погляжу, – огрызнулся Петя. – Ответь мне тогда, раз уж ты вумнее вутки. Кто вот эту песню поет, а то я забыл? В ней и смысла даже никакого нет, два слова всего повторяются, а музыка ритмичная такая, приятная, ноги сами в пляс так и бросаются. Он там поет: «Позищен намба ван! Девочка моя, где ты? Девочка моя, где ты?», – И стал пританцовывать на травке в такт своей мелодии.
– Ха, кто ж эту песню не знает? Это Кай Метов поет. Называется «Милая моя, где ты?», – едва выговорил набитым ртом пузатый бухгалтер.
– Ага, и я ее слышал! – поддакнул Толик, замурлыкал мотив и тоже затанцевал длинными ногами вокруг костра, виляя с большой амплитудой своим худым тазом.
С усилием воли поднялся с позы Будды и толстяк – встал для этого сначала на коленки, попутно схватив со стола вареное яйцо. «Милая моя, где ты?» – забасил он и поскакал лезгинкой вокруг костра, с гордостью тряся своим огромным брюхом. Петя, уже порядочно пьяный, с заплетающимися ногами, мог танцевать только плечами и головой, которая моталась у него на шее, как на веревке.
– Позищен намба ту! Милая моя, где ты? – заорал в экстазе Кощей Скелетович и еще больше увеличил амплитуду качания худых бедер, изображая вращение на них хулахупа. Старые плавки, растянутые у него снизу до такой степени, что того гляди все хозяйство вывалится, спадали с тощего тазобедренного сустава, он их постоянно поддергивал, продолжая танцевать вместе с друзьями детства вокруг костра.
Оргия продолжалась минут десять. Вся троица горлопастила припев совершенно в разных тональностях. Получилось трио под названием «кто в лес, кто по дрова», но всем нравилось, все танцевали кто как умел, перемещаясь вокруг костра. Петя-Винни-Пух вприпрыжку на соломенных ногах тряс головой так, что она готова была оторваться от шеи и укатиться в озеро, Кощей Скелетович в постоянно сползающих плавках крутил хулахуп, тряся кулаками на вытянутых руках, а лысый Мамонт выделывал лезгинку в семейных с цветочками трусах по колено, пошитых по индивидуальному заказу специально для слона.
– Фу-у! Ну все, тема музыки закрыта! Умаялся я уже что-то. – Главарь плюхнулся мощной задницей в пяти сантиметрах от сервированного стола и, усевшись опять в любимую позу Будды, сразу начал накладывать закуску себе на пузо. – Классную дискотеку устроили, жаль видеокамеру никто не захватил. Потом бы поржали.
– Уй, я над тобой угорал, как ты пузом тряс, чуть не обдулся со смеху, – присел на корточки к столу Толик, поддернув плавки. – А Петька-то совсем с ума спятил. Я уж бояться начал, как бы у него седая башка не оторвалась.
– Ну че, еще по одной дерябнем да пойдем скупнемся, что ли? – предложил турецкий татаро-монгол, нарезая копченой колбасы.
– Не-е, я пас, – отказался Толик. – Че-то в такую жарищу и пить даже неохота.
– Я тоже че-то не хочу, не лезет, гадина, – сморщил физиономию Петя. – Когда рыбачить-то начнем? Только пьем, жрем да языки чешем.
– Во дает рыбак! – улыбнулся Валера. – Ты че сюда, за рыбой, что ли, приперся? Рыба в магазинах водится, а мы здесь, чтобы счастье вдыхать. Иди, рыбачь, кто тебе не дает? Ну вы и компаньоны! Три здоровых мужика, а один пузырь доделать не можем. Че же, мне одному, что ли, пить? – Недовольно поглядывая на недопитую бутылку, лидер стал все сворачивать со стола. – Ладно, отложим до вечера тогда. Айда рыбачить!
– Петро, ты куда закинул? Сейчас же наши лески запутаются, сам тогда распутывать будешь. Места тебе мало, что ли? – стоя с удочкой по пояс в воде, ругался Валера.
– Че ты возникаешь-то? Сам же ко мне залез, я давно в это место кидаю, – парировал Петя.
Процесс рыбалки пошел полным ходом. У главаря уже обгорели на солнце плечи и грудь. На лысину он надел шляпу из газеты. За пару часов каждый наловил килограмма по два карасей с окунями.