— Действительно. Тип парня, который может легко затеряться в толпе из двух человек.
— Тем не менее, в нем есть что-то... да... мне кажется... похожим... О, очень, очень отдаленное сходство!
И опять этот комок в моем желудке дал о себе знать. Я скрестил пальцы и сжал их до боли.
— С кем же?
— Когда фабрика расширялась в последний раз, передо мной прошло много кандидатов. Тех, кого я отбирала, направляли к мистеру Гамильтону для его традиционных расследований. Решения принимались после его рапорта и моих личных высказываний. Так вот, у меня такое ощущение, что я видела этого человека во время первого разговора с поступающими.
Я развалился в кресле, провел рукой по лицу и безразличным голосом спросил:
— Вы храните заявления о приеме на работу?
— Нет, но я часто даю характеристики людям, с которыми беседую. Просто записываю мои личные впечатления о них. Это ничего общего с работой не имеет, тем более что нередко я заменяю настоящее имя человека прозвищем или даже номером. Эти записи я храню дома.
— Любопытно...
— А кто это, Тайгер?
— Луи Агрунски!
— Имя мне ни о чем не говорит. Хотя у меня хорошая память на имена. Это так важно?
— Малышка, этот человек держит в своих руках страшную угрозу смерти для всех нас. Для всех, живущих в этой стране. Поедем, дорогая, к вам, на счету каждая минута.
Камилла Хунт внимательно посмотрела на меня, потом, не говоря ни слова, надела пальто, взяла сумочку и последовала за мной.
Она жила около Центрального парка, в районе шикарных домов.
Квартира находилась на шестом этаже. Стена, выходящая на улицу, была сплошь из стекла.
Камилла небрежным жестом бросила пальто на кресло и отодвинула панно, за которым скрывался бар.
— В ожидании налейте себе чего-нибудь выпить.
Я приготовил два бокала.
Она вернулась очень быстро, буквально через несколько минут, успев переодеться в юбку и черный пуловер, и положила передо мной на стол пачку листов.
— Вот мои записи. В основном это мои личные впечатления и кое-какие реакции людей, показавшиеся мне интересными. Если вам что-то пригодится, буду рада.
Она взяла свой бокал и села напротив меня.
Записи показались мне объективными, решения — быстрыми.
Мои поиски продолжались час. Камилла все это время ничего не говорила. Когда мой бокал опустел, она молча его наполняла и продолжала так же тихо наблюдать за моей работой. Наконец я отложил в сторону последний листок.
Сколько я ни старался применить ее описания к Луи Агрунски, у меня ничего не получилось. Полузакрыв глаза, я откинулся назад и проворчал:
— Проклятье! Еще один удар вхолостую.
— Огорчена.
— Это не ваша ошибка, девочка.
— Вы можете мне что-нибудь рассказать?
— Нет.
— Это касается «Белт эл»?
— Не знаю. Но точно связано со смертью Гамильтона. Только как? Этого я тоже не знаю. — Я скосил на нее глаза: — Вы хорошо знали Гамильтона?
— Деловые рапорты... работали вместе, но ничего особенного о нем не знала. Когда он только начал заниматься следствием в отношении персонала, я два раза с ним обедала. Мы вместе оформляли досье. Я прислушивалась к его заключениям, он работал хорошо...
— Да-а-а... до того дня, пока не допустил грубую ошибку...
Камилла встала, вновь наполнила наши бокалы, вернула мне мой и, усевшись на подлокотник кушетки, сказала:
— В газетах писали об этом случае. Ко мне приходили с вопросами из полиции и потом два симпатичных, очень вежливых молодых человека, которые твердо решили заставить меня сказать все, что я знаю.
— И?..
— Я ответила им так же откровенно, как они спрашивали. Тем не менее у них не было такого... воинственного вида, как у вас. Что же все-таки произошло с Гамильтоном?
— Он убит, сокровище. Я знаю как, но не знаю почему.
— А этот Луи Агрунски?
Я пожал плечами:
— Только имя. Больше ничего. Теперь с этим закончено.
— Сожалею.
— Почему?
Сладкий запах ее духов был нежен, как у ночных цветов. Ее пальцы коснулись моей щеки, а губы, как дуновение, — моих волос.
— Потому что я вас больше не увижу, — прошептала она.
— Боитесь Мушки, Паук?
— У меня не было времени соткать вокруг нее паутину.
Мои пальцы сомкнулись на шелке ее волос, и я притянул ее голову к своему лицу.
— Это ни к чему не привело бы, детка, я ее всегда разорву.
— Борьба была бы жестокой.
— Ты считаешь?
— Нет... не до такой степени, в конце концов ты бы унес ее с собой.
— Я всегда выигрываю, детка.
Она улыбнулась влажными губами. Я раздавил их своими. Ее жар обволакивал меня таким пламенем, против которого невозможно было устоять.
Бокал упал из моих пальцев на паркет и разбился. Она медленно соскользнула на мои колени и растянулась, ослабев. Ее мускулы вздрагивали под моими пальцами.
Голос Камиллы стал как стон, рыдание, шепот, превратился во что-то нежное, очень нежное, ласкавшее мои губы, когда она оказалась совсем близко от них, когда я взял ее лицо в ладони и погрузил взгляд в расширенные зрачки ее молящих глаз...
— Тайгер... Сейчас... Умоляю тебя!
Она встала — настоящее замечательное, примитивное животное — и одним рывком освободилась от цивилизации, культуры. В пылу желания Камилла не стала ждать, когда я ее раздену, — мановением руки скинула всю одежду...
Я увидел тело цвета золотистого шелка, за исключением мест, укрытых бикини. Очарование ее шеи... бедер... прекрасная линия живота... Они довели меня до настоящего шока... Я протянул руки, и мои пальцы коснулись этой эластичной кожи... Помню, я притянул ее к себе и весь мир тут же провалился в какой-то абсурдный калейдоскоп... И теперь были слышны лишь прерывистое дыхание дикого желания, вздохи, стоны и, наконец, восклицания триумфа... В этом прекрасном экстазе померкло и забылось все остальное.
Взглянув на часы, я страшно разозлился, что прошло столько времени, и принялся трясти Камиллу, чтобы ее разбудить.
Там, за этими окнами в ширину всей стены, уже наступала ночь.
— Камилла!
Лежа на моей руке, она повернулась и прошептала:
— Тайгер?
— Мне необходимо уйти, дорогая.
— Нет...
— Увы, надо.
Она подняла отяжелевшие веки и прошептала:
— Моя паутина недостаточно крепка?..
— Очень крепкая...
Кончиками пальцев Камилла закрыла мне рот:
— Я знаю. Ты вернешься?
— Как мотылек на огонь.
Я быстро оделся, потом взял покрывало, накрыл ее. И увидел, как она натянула его до подбородка с ворчанием удовлетворенной кошечки. Через секунду засмеялась:
Возвращайся, я сохраню для тебя местечко, — и снова закрыла глаза.
Надеюсь, когда-нибудь мне удастся обнаружить, где спит Эрни Бентли. Где-то у него есть очаг и даже жена, но, кажется, нет постели. В лаборатории у него всегда столько неотложных дел, что он забывает уходить домой.
Любой босс в индустрии всех частей света был бы счастлив заполучить Эрни на должность заведующего лабораторией, но он предпочел пирог, который ему дал Мартин Грейди, потому что обрел у него свободу заниматься тем, что ему нравится, как он хочет и сколько хочет. О такой жизни и свободе мечтают все ученые!
Бентли вышел из темной комнаты и протянул мне пакет с фото Агрунски.
— Я отправлю экземпляры в «Ньюарк» и другие центры. А сам буду искать его по учреждениям. Такой парень, как он, не может довольствоваться подчиненным положением.
— По какому признаку ты будешь его искать?
— В местах, где работают над миниатюризацией. Баллистика дала сильный толчок этой специализации. Все зашло уже очень далеко. Вот увидишь, кончится тем, что ракеты весом в дюжину тонн будут запускать с помощью электронных соединений размером с булавочную головку. Я знаю журналистов, которые много писали об этом, кроме того, специалисты, как правило, обмениваются информацией... Возможно, кто-нибудь наведет нас на нужный след...
— Есть одно но, Эрни. Агрунски все бросил, чтобы освободиться. Он словно растворился и больше не всплывал на поверхность.
Эрни покачал головой:
— Агрунски никогда не возьмется за небольшую работу. Его мозги созданы не для того. Что бы этот человек ни делал, он будет на виду.
— Ты забыл про его паршивую депрессию.
— Даже если такое и случилось с ним, это ему не помешает. Вся его формация ученого, все его интеллектуальные привычки когда-нибудь снова проявятся. Правда, неизвестно как и когда... Но он не сможет это задушить.
— Чушь! Если Агрунски окончательно свихнулся, то все пропало.
Эрни пожал плечами. Что он может сделать? Найти человека и захватить его — это работа для парней из службы «Действие», а ему не по силам, да и в настоящий момент у него более неотложные дела.
Он сдвинул очки на лоб и спросил:
— Ты связался с Доном Лавусом?
— Нет.
— Тогда тебе будет интересно сделать это поскорее... Он что-то накопал насчет наркотиков.
— Боже мой!
Я бросился к телефону и положил трубку только после того, как насчитал двенадцать длинных гудков.
— Его нет. Послушай, Эрни, я пойду переоденусь. Если Дон позвонит, пошли его ко мне.
— Хорошо, старина. Держи себя в рамках.
Такси довезло меня до Салема. В отеле я принял душ, побрился и переоделся. Потом позвонил Дону. В конторе его отеля мне сказали, что он еще не вернулся. Я оставил для него извещение: «Позвонить как можно скорее мистеру Мартину».
То время, которое телефонистка истратила на поиски Дона, я использовал на изучение списка кандидатов, которых проверял Гамильтон. Это мне ничего не дало. По-прежнему дыра. Обозленный, я бросил листки в портфель. Время! Время! Оно все время поджимает... Каким будет следующий этап? В каком направлении?
Причина, по которой Вито Салви уничтожил двух агентов из Вашингтона, была ясна. Но Гамильтон... Почему Гамильтон?
Я мысленно восстанавливал картину, которую обнаружил в той квартире у Салви: три искалеченных тела. И я вдруг вспомнил одну деталь: Гамильтона явно пытали дольше остальных. Вито Салви не стал бы этим заниматься, если бы Гамильтон оказался там случайно. Он просто убрал бы помешавшего ему человека и сделал бы так, чтобы его труп не нашли. Но поскольку Салви убивал Гамильтона медленно, пытая, это означает, что он хотел заставить его говорить. Значит, Гамильтон был замешан в игре. Во всяком случае, знал что-то про Салви и где его найти. По какой-то причине кинулся