Здесь уместно вспомнить о недавней работе Мандельброта[32]. Он показал, что тот способ, каким товарный рынок подвергается, теоретически и на практике, случайным колебаниям, возникающим вследствие присущих ему несоответствий (и восприятия данного факта), есть явление, гораздо более хаотичное и глубокое, чем принято считать, и что обычные приблизительные ряды оценок динамики рынка должны применяться намного осторожнее — или не применяться вовсе.
Словом, общественные науки видятся малопригодной испытательной средой для идей кибернетики, куда более худшей, чем биологические науки, где данные накапливаются при условиях, которые более однородны с учетом свойственной этим наукам временной шкалы. Ведь человек как физиологическая система, в отличие от общества в целом, очень мало изменился со времен каменного века, а жизнь индивида характеризуется множеством лет, на протяжении которых физиологические условия изменяются медленно и предсказуемо. Это отнюдь не означает, впрочем, что идеи кибернетики неприменимы в социологии и экономике. Скорее, это означает, что данные идеи должны быть испытаны в инженерном деле и биологии, а уже потом допустимо переносить их в столь бесформенное пространство.
Памятуя о приведенных оговорках, можно сказать, что широко распространенная аналогия между телом политическим и телом физическим[33] вполне оправданна и полезна. Именно к политическому телу должны применяться многие этические принципы, которые затрагивают ту область религии, каковая, по сути, является парафразом этики.
8
На сем я завершаю серию очерков, объединенных общей темой творческой активности, от Бога до машины, и написанных под одним углом зрения. Машина, как я уже сказал, есть современный аналог голема, творения пражского рабби Лева. Поскольку я настаивал на рассмотрении вопросов творческой активности в единстве, без разделения на очерки, посвященные Богу, человеку и машине, мне не кажется, что я нарушил пределы общепринятой авторской свободы, назвав эту книгу
«Корпорация „Бог и голем“»
Библиография
Gabor, D. Electronic Inventions and Their Impact on Civilization. // Inaugural Lecture, March 3, 1959, Imperial College of Science and Technology, University of London, England.
Jacobs W. W. The Monkey’s Paw // The Lady of the Barge. Dodd, Mead, and Company. London. 1915. / Рус. пер.: Джейкобс У. Обезьянья лапка. // Шедевры английского готического рассказа.
Т. 1. М.: Слово, 1994. С. 425–442.
Samuel A. L. Some Studies in Machine Learning, Using the Game of Checkers. //IBM Journal of Research and Development, vol. 3, 210–229 (July, 1959).
Wiener N. Cybernetics or Control and Communication ii\ the Animal and the Machine. The Technology Press and John Wiley & Sons, Inc., New York, 1948. / Рус. пер.: Винер H. Кибернетика или управление и связь в животном и машине. М.: Советское радио, 1958.
Wiener N. The Human Use of human Beings; Cybernetics and Society. Houghton Mifflin Company, Boston, 1950.
Рассказы
Мозг
Занятный орган — человеческий мозг. Он управляет всеми ощущениями тела, а сам является совершенно нечувствительным, даже если резать его ножом. Можно умереть от легкого сотрясения, а можно пережить пробитый ломом череп без последствий, отделавшись разве что испорченным настроением. Нынче стало модно совать в мозг иголки и электроды в качестве метода врачевания разного рода депрессивных расстройств. Дурное это дело, совсем я его не одобряю. Подобные эксперименты порой заканчиваются сумасшествием пациента и почти всегда имеют непредсказуемое воздействие на его характер и способность принимать взвешенные решения.
К примеру, был в Чикаго один малый, занимался продажами в страховой компании и добился на этом поприще немалых успехов, да вот беда, временами у него бывали такие приступы депрессии, что коллеги всерьез гадали, в дверь он выйдет в конце рабочего дня или в окно. Руководство умоляло его пойти на операцию. И наконец он согласился. После удаления небольшого фрагмента префронтальной коры талантливый продажник стал продажником гениальным. В компании он побил все рекорды за время ее существования, и в знак признательности его сделали вице-президентом. Не учли одного — человек с префронтальной лоботомией в анамнезе, как правило, не силен в игре в наперстки. Едва обсуждаемый субъект перешел со знакомого ему поля продаж в мир крупных финансов, коллапс случился и с ним, и с вверенной ему компанией. Нет уж, лично я никому не позволю ковыряться в тонкой механике моей головы.
И тут мне как раз вспоминается произошедший на днях случай. Я принадлежу к небольшому кружку ученых, который имеет обыкновение раз в месяц собираться в закрытом кабинете маленького ресторанчика. Официальным поводом для встречи всегда является какая-нибудь научная публикация, но истинная причина кроется в том, что мы просто очень любим поболтать о самых разных вещах и предаемся этому занятию со всей разнузданностью. Педантам с тонкой нервной организацией на наших собраниях не место: высмеиваем друг дружку мы подчас беспощадно, а кому не нравится — так мы никого не держим. Сам я представляю собой нечто среднее между инженером и математиком, но большая часть моих товарищей подвизаются в медицине. А уж когда медики собираются кучей и начинают разглагольствовать на профессиональные темы… горе бедным нашим официанткам! Не стану утверждать, что свет электрических ламп становится синим, а в воздухе пахнет серой, но общую идею вы, думаю, уловили.
Доктор Уотерман среди нас пользуется большим уважением. Хотя он возглавляет государственную психиатрическую больницу, с виду его можно принять за процветающего владельца гастрономической лавки. Добродушный, толстый, приземистый, с усами как у моржа и ни намека на тщеславие. Обычно он приводит с собой какое-нибудь недоразумение — в этот раз его сопровождал высокий желтушный тип; имени его я не запомнил. У меня сложилось впечатление, что этот человек тоже из медицинских кругов, однако в его манере держаться чувствовалась некоторая скованность — такую иной раз можно наблюдать у геологов или инженеров, проведших долгое время вдали от цивилизации, где-нибудь в горах Кореи или в джунглях Борнео. В ней смешиваются неловкость от потери привычки находиться в человеческом обществе, излишняя застенчивость и гипертрофированная самокритичность. В самом деле, многим из этих ребят в первозданной глуши приходилось делать такие вещи, которые человеку цивилизованному трудно себе простить.
Уж и не помню, как речь зашла о фронтальной лоботомии — вроде кто-то из инженеров задал вопрос о целесообразности этой процедуры для своего душевнобольного дальнего родственника. У каждого из присутствующих было мнение на этот счет; некоторые высказались за, однако большинство, включая нейрохирургов, были настроены категорически против.
А дальше разговор перешел на автомобильные аварии и черепно-мозговые травмы у детей. Тема не самая аппетитная даже по меркам принятых в медицинской сфере бесед. Дискуссия разгорелась жаркая, мало кто слушал и замечал кого бы то ни было, кроме себя и своего непосредственного оппонента. И вдруг раздался грохот. Мы разом обернулись и увидели, что приятель Уотермана лежит на полу без сознания. На лбу у него выступили бисеринки пота. Уотерман присел рядом с ним и проверил пульс.
— Вряд ли что-то серьезное, — успокоил он нас. — Это пациент из нашей клиники, человек он весьма спокойный и воспитанный, вот я и решил, что ему полезно было бы немного развеяться. Страдает амнезией, мы и имени его не знаем. Наверное, зря я… Ладно, давайте вынесем бедолагу. Прерывать собрание нет необходимости.
Уотерман позвонил в больницу и велел прислать автомобиль, а кто-то из наших медиков поговорил с владельцем ресторана. Тот хоть сперва и растерялся, но потом велел нести пострадавшего в служебное помещение. А пациент наш тем временем стал понемногу приходить в себя. Было очевидно, что он находится в состоянии эмоционального возбуждения. Он бормотал что-то нечленораздельное, разобрать удавалось лишь отдельные слова — «банда», «маленький Пол», «Марта», «авария».
Уотерман принес из гардероба свою сумку и ввел пациенту успокоительное — вероятно, барбитурат. Вроде бы помогло.
Вскоре пациент открыл глаза. Голос его окреп, и речь стала вполне связной.
Уотерман — хороший врач и не мог упустить такой возможности.
— Это мой шанс, — обратился он к нам. — Может, теперь что-то расскажет… Полиция подобрала беднягу на улице полтора месяца назад. Не смогли добиться даже имени и привезли к нам. Пока известно лишь, что он был врачом, ну и нетрудно догадаться, что побывал в каких-то передрягах. Мы не особенно настаивали с расспросами, дали ему время набраться сил, но раз уж теперь у него развязался язык, надо действовать!
Удивительное зрелище — возвращение к человеку утраченной памяти. Уотерман профессионал в своем деле, наблюдать за его работой было удовольствием. Новая личность возникла на наших глазах, как появляется из-под воды подцепленный баграми утопленник. Я просто наблюдал, сам же Уотерман непрерывно фиксировал процесс в маленьком черном блокноте. Далее я привожу диалог по его записям.
Вопрос: Как вас зовут?
Ответ: Артур Коул.
В.: Вы врач?
О.: Да.
В.: Где вы учились?
О.: В чикагском медицинском. Двадцать шестой год выпуска.
В.: Где проходили интернатуру?
О.: В хирургии центрального благотворительного госпиталя в Чикаго. Знаете? В Саут-Энде.
Я смутно помню эту больницу — корявое здание из закопченного кирпича в самой сердцевине жутких мертвых улиц на стыке Саут-Энда и Вест-Энда.
В.: В хирургии? Любопытно… А была ли у вас какая-то специализация?
О.: Ну, конечно, на протяжении двух лет я брался за все, что мне давали, но больше всего меня интересовала хирургия мозга. Все как в тумане… Я совершенно забыл, что я нейрохирург.