Сквозь шипящие звуковые эффекты донесся крик ребенка. В белую комнату вбежал мальчик. И остановился как вкопанный, с открытым ртом.
– Мама… папа… смотрите! – И пока его семья – мама, папа и старшая сестра – задавалась вопросом «Что бы это значило?», мальчик прыгнул в самую гущу фейерверка и стал крутиться вокруг себя, хватаясь за стреляющие нити света.
«Другой набор молекул действует как биологический/электронный преобразователь. Биологические данные преобразуются в электронную информацию, которую приемник передает по защищенной сети 6G на центральные серверы компании IMAGEN. Таким образом, параметры воображаемого опыта пользователя, закодированные в виде цифровых пакетов, могут анализироваться и сохраняться, а также использоваться для улучшения будущего опыта».
Ввод данных, вывод данных. Когда она в шутку спросила Морган о взаимодействии в Игре Воображения, взгляд профессора стал неискренним, а покачивание головы – чересчур эмоциональным. Такая очевидная демонстрация честности! Кэсси поняла, что ей лгут. «Спонтанные связи», – сказала профессор. Но Кэсси не упоминала о природе общих переживаний опыта в виртуальной реальности, о которых якобы сообщали участники ее исследования по психологии. «Нелепая идея», – сказала Морган, словно подтверждая, что это правда. То есть, да, врач может подключиться к пациенту. И раз один пользователь может подключиться к другому, и вот уже два пользователя вместе создают одну реальность, тогда это вовсе не Игра Воображения. Потому что Игра Воображения – это нечто, происходящее только в твоей голове.
А эта реальность уже настоящая. И значит…
Всё. Значит всё. Меняет всё.
Получается, когда она, находясь в Игре, сидела на скамейке у клиники «Рафаэль-Хаус» под окном палаты Алана и произошло изменение цвета, – она еще подумала, что, наверное, сработало обновление или случился сбой, – в тот день, то, что она считала Игрой Воображения, было настоящей реальностью. И там с ней находился прежний Алан, которого шизофрения отняла у нее, а Игра Воображения, выходит, – не более чем место, где она нашла его.
И значит, что с тех пор каждый раз, когда она воображала его в виртуальной реальности, все было по-настоящему, общим для них обоих и созданное ими обоими. Она не понимала, как это работает, но именно так все и было. Без всякого сомнения.
– Мам, смотри, как круто! – Завороженный зрелищем, мальчик все еще ловил световые лучи.
– Маркус, выходи оттуда!
Мама бросила на Кэсси взгляд, наполовину робкий, наполовину оборонительный. Кэсси улыбнулась и покачала головой, показывая, что ее нисколько не беспокоит вторжение мальчика. Все в порядке. В полном порядке.
Внутри хватало места для двоих.
Глава девятнадцатая
– Хорошо, Кэсси? Земля вызывает Кэсс…
Она не сводила взгляда с замка цепи, которой велосипед был пристегнут к стойке, когда до нее вдруг дошло, что кто-то, а именно Никол, зовет ее.
– Что случилось? Проблема с велосипедом? Новый, да?
– Угу, хотя на самом деле дали напрокат.
Фиолетовый горный велосипед Льюиса. Он сам предложил, чтобы она пользовалась им, пока живет у него, и они оба согласились, что в ее доме с таким лучше не показываться. Езда на этом велосипеде по неровному асфальту городских дорог напоминала полет по воздуху.
– Вот только забыла цифры… – Слово вертелось на языке, но вспомнить его не получалось. В качестве объяснения она встряхнула цепь.
– Комбинации? И замок тоже новый?
– Нет, он у меня уже сто лет, – покачала она головой.
Обычно Кэсси не раздумывала: код настолько въелся в ее долговременную память, что пальцы набирали его автоматически. Выйдя с выставки, посвященной Игре Воображения, она едва помнила свое имя. И ее беседа с Морган, намеки, которые вольно или невольно сделала профессор, начисто вышибли из головы все остальное.
– Но я ничего не помню, – просто ответила Кэсси.
– Не напрягайся слишком сильно. Так ничего не получится. Подумай о чем-нибудь другом.
Она почувствовала, как на лицо медленно наползает улыбка: чего-чего, а думать о другом ей совсем не трудно.
– Ты в порядке? Извини, но выглядишь ты немного прибабахнутой.
– Прибабахнутой?
– Ага. Обдолбанной. Под кайфом.
– Ха! Ничего подобного, просто была на выставке, вот и все. Той, что в холле здания Ньюмена.
– Не видел. Хотя, судя по твоему лицу, пожалуй, надо сходить. Вероятно, что-то умопомрачительное.
– Так и есть. У них там голова, сделанная из света, и… – Она пожала плечами, не в силах подобрать слова. – И вся выставка посвящена Игре Воображения, объясняет, как она работает.
– А, об этой… – В трех коротких словах он начисто отверг всё – сотни тысяч виртуальных миров, созданных силой воображения сотен тысяч индивидуумов. – Не. Мне такое неинтересно.
Она никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Не просто пренебрежительно, а даже враждебно.
– Почему?
На его лице появилась гримаса, будто слова были кислыми на вкус.
– Не одобряю, – ответил он.
Ей захотелось рассмеяться над формальностью этого выражения. Но Никол оставался серьезен, и она сдержалась.
– Чего именно не одобряешь? – поинтересовалась она. – Потому что сделано мегабогатой корпорацией? А ты типа антикапиталист?
– Мегабогатой, говоришь? Забавно… Один из моих друзей устраивался к ним на работу, и за неделю до того, как должен был приступить, – Никол сделал рубящее движение рукой, – извини, приятель, работы нет. Полная заморозка найма. Странно, да, для самой успешной в мировой истории компании? – Его тон напоминал пружину, туго скрученную сарказмом.
– Так ты поэтому не одобряешь, из-за своего друга?
Он нахмурился:
– Да из-за всего! Из-за этих их тестиков. Сколько вы зарабатываете сейчас? Сколько вы хотите зарабатывать? Сколько зарабатывает ваш папа?
Она не стала говорить вслух, что это просто бизнес. Хотя IMAGEN и является дочерней компанией университета, но однозначно она не благотворительный фонд, не социальное предприятие и не государственная служба. Ее бизнес-модель – ваша чистая стоимость.
– Вы когда-нибудь обращались к врачу? – продолжал Никол. – С небольшой депрессией? Ну, тогда извините, не подходите. Не можете вступить в наш клуб.
– Знаешь, им просто надо убедиться, что у человека все в порядке с психикой. Что у пользователя крышу не снесет…
– Вы где-нибудь засветились? Может, вас арестовывали, когда вы решили воспользоваться своим демократическим правом на протест, в результате чего в вашем досье появилось предупреждение? Не подходите!
«Нет денег. Сомнительное психическое здоровье. Кляксы в тетради». Кэсси точно вписывалась во все три категории, но к какой из них относился сам Никол? Скорее всего, у его неприязни личные корни. И он будто прочитал ее мысли:
– Нет, я даже не пытался. Это как культовая мыльная опера. В любом случае несерьезно. Инструмент для отвлечения людей. Ты в курсе, что этот проект финансируется государством? Очень удобно, чтобы мы всегда оставались послушными. Я предпочитаю проживать свою жизнь в реальном мире. С реальными людьми. – Он шаркнул кроссовкой по серым плитам, на которых они стояли, грязным и с пятнами голубиного дерьма. – Реальную гребаную жизнь.
У нее промелькнула мысль указать на противоречие: почему же тогда такой непреклонный защитник реальности предпочитает постоянно находиться слегка под кайфом? Даже самым ярым поклонникам реальной жизни нужно иногда расслабляться. Наверное, тот же самый когнитивный диссонанс позволяет ему класть в карман свои пятьдесят процентов от академических услуг, которые они оказывают студентам, даже если он выступает против маркетизации университета.
– И еще: если б мне захотелось поиграться с их игрушкой, – говорил Никол, – я бы не стал проходить тестики. Кстати, ты в курсе, что они продолжают владеть тем, что попадает внутрь тебя? Я про сеть и биомолекулы. Получается, что компания владеет частью твоего мозга. Их авторское право, у них патент.
– Может быть, технически… но это ничего не значит. Не похоже, что они в состоянии вернуть свою собственность. Каким образом?
– Сестра, скальпель, пожалуйста…
– Да ладно тебе! Закон никогда не встанет на их сторону.
– Девять десятых наших законов связаны с владением, так? И кто, по-твоему, сможет нанять лучших юристов? У них беспроигрышный вариант. И еще я бы не стал афишировать, что у меня есть деньги и все такое.
– И как же тогда?
– Налаживать связи с нужными людьми. Есть другие способы.
– Ты имеешь в виду биопрограммное обеспечение. Взломать их продукт?
Никол улыбнулся и произнес, преувеличенно четко выговаривая слова:
– Черный рынок. Это все, что я хочу сказать.
– Но… – Кэсси нахмурилась, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшим возбуждением. – Без назального спрея все равно не обойтись: нужна биомолекулярная сеть. Хотя ты же не пробовал? Может, эти нужные люди – мошенники.
– Я же сказал, предпочитаю реальную жизнь.
Множество вопросов теснилось у нее в голове. Кто эти нужные люди? Каким образом модифицировалась украденная биопрограмма? Станет ли она работать, если ДНК пользователя занесена в черный список? Сколько это будет стоить? Но легкий приступ паранойи запечатал ее губы. Нельзя задавать такие вопросы, стоя у Башни Брей. Могла ли она вообще доверять Николу? С ее точки зрения, больше, чем другим. Надо побыть одной и все обдумать…
Вопросы промелькнули, и она щелкнула пальцами.
– Кстати, – кивнул он, – черный рынок есть для всего, если что…
– Ладно, хватит. Я все поняла и запомнила. – Наклонившись к велосипеду, она повернула колесики на кодовом замке. Цифры выровнялись. Замок открылся. – Ура, свобода!
– Ну, видишь? – воскликнул Никол, когда она сняла цепь с велосипедной стойки. – Я же говорил: не мешай мозгу делать свое дело.
Кэсси сунула цепь в сумку и вскочила на седло.
– Правило Жизни от Никола, номер сто семьдесят два… – сказала она, отталкиваясь. Она слышала, как он что-то говорил то ли себе, то ли ей. Что-то вроде: