– Собрание группы уже закончилось.
– Извини, я давно здесь. Хотела… Но тебе, наверное, нужно домой.
Он посмотрел на нее изучающим взглядом. А она глядела себе под ноги, на тротуар, потом на дорогу, на входную дверь соседнего дома. Дверь открылась и закрылась, из подъезда вышел дряхлый старик с такой же старой собакой. Когда Кэсси снова посмотрела на Джейка, он по-прежнему внимательно глядел на нее.
– Подожди-ка минутку, – сказал он, отворачиваясь.
Перед тем как позвонить жене, он на секунду задумался, щурясь на вечернее солнце.
– У тебя есть полчаса, – сказал он. – Идем, прогуляемся.
Они шли по тротуару, направляясь навстречу заходящему солнцу, и она не спрашивала, куда они идут.
– Ты еще не вернулась в группу.
– Нет.
– И Льюис тоже.
– Нет.
– Не мое дело, конечно, но ты пришла поговорить, поэтому…
– Я знаю, что ты… – Она собиралась сказать «будешь волноваться», но это было лишь предположение. С какой стати он должен волноваться о них? – …выслушаешь меня.
– Я оказался прав?
– Да.
– И ты хочешь рассказать мне об этом?
Она не ответила.
Они находились рядом с собором Святой Марии.
– Сюда. – Джейк свернул на тропинку, которая вела в обход на небольшую лужайку со скамейкой. Кэсси последовала за ним, и они сели.
Хорошо сидеть бок о бок: можно разговаривать, и не нужно смотреть в глаза собеседнику.
Она заговорила первой:
– Я бы очень хотела рассказать тебе все, и, если бы смогла объяснить, смысла было бы больше, а так…
Она сделала паузу: о чем именно рассказывать? О страхе, который до сих пор заставлял ее молчать? Мешал ей поговорить даже с таким надежным человеком, как Джейк? Но в последние недели она рисковала еще серьезнее, и прямо сейчас она стояла на пороге самого большого риска из всех. Нет, страх тут ни при чем. Слишком трудно объяснить. Слишком много такого, во что другой и не поверит.
– Понимаешь, у нас с Льюисом одна и та же проблема. И она заключается не в выпивке и не в наркотиках.
– Но это все равно какое-то пристрастие?
– Да.
– И у Льюиса оно же?
– Да. И это не то… я знаю, надо избегать таких отношений, не позволять им сорвать твое выздоровление… это не тот случай. Когда один тянет другого вниз. По-моему, не тот. Хотя и касается нас обоих. – Она повернулась к Джейку лицом. – Это пристрастие поглотит мою жизнь. Точно так же, как если бы речь шла об алкоголе или наркотиках. Такое уже происходило и теперь произойдет снова.
– Собирается произойти. Ведь у тебя не было рецидива?
– Нет, но…
– Кэсси, это только твой выбор. Ты можешь контролировать ситуацию; не позволяй ей контролировать тебя.
– Понимаешь, я хочу, чтобы всё повторилось. Правда, хочу…
У нее перехватило дыхание. И она замолчала, глубоко вздыхая. Ноги утопали в траве нестриженой лужайки: белые маргаритки закрывали глазки на ночь, а тут ее посеревшие от грязи кроссовки.
– Есть один человек, он для меня самый дорогой на свете. – Она искоса взглянула на Джейка. – Не Льюис, – добавила она, – нет, Льюис, конечно, тоже по-своему дорог, но… в общем, это не он. Однажды я потеряла этого человека и думала, что навсегда. Этот мужчина… молодой человек, которого я… Ну, как-то так. Теперь нашелся способ вернуть его. И вернуться к нему.
В наступившей тишине она представила, сколько вопросов мог бы задать Джейк. В отдалении то нарастал, то затихал шум машин, в небе над головой кричала чайка, а он ни о чем не спрашивал.
– Знаешь, – наконец сказал он, – единственный способ, который здесь может сработать, чтобы ты не впала в зависимость, – самой захотеть этого. Хоть алкоголь, хоть наркотики, неважно, раз ты говоришь, что твоя проблема из той же серии, надо просто захотеть этого.
– Я не могу. Мне нельзя.
– Ну вот. – Джейк пожал плечами. – Ты зачем пришла?
Она в ужасе уставилась на него.
– И не надо смотреть на меня так, будто мне все равно. Это не так. Я лишь хочу донести до тебя мысль, что все в твоих руках. Ты пришла, чтобы поговорить со мной; просишь совета, но, похоже, просто хочешь услышать, что все в порядке. Что это нормально – отпустить, перестать пытаться, позволить проблеме поглотить тебя. Так вот, от меня ты этого не услышишь.
Что-то черное – муравей или крошечный жучок – карабкалось по носку ее кроссовка. Кэсси внимательно следила за ним, широко раскрыв глаза и плотно сжав губы.
– Так что, если тебе все еще нужен мой совет: попробуй. Постарайся найти что-то еще, то, что имеет значение. Может, не такое большое значение; вполне возможно, ничто и никогда не будет иметь такого значения. Это жизнь, понимаешь? И дерьмо – тоже часть этой жизни.
Она откашлялась.
– Позволю себе перефразировать: а что такого особенного в моем дерьме?
– Ну, хорошо. Знаешь, в конце концов… если тебе повезет, что-нибудь еще обязательно будет иметь значение. Настоящее значение. Вот смотри, я люблю свою жену. Люблю своих детей. И вдруг – бах! И вот оно случилось. То, что тоже имеет значение. – И он указал на собор как олицетворение веры.
Кэсси отвернулась. С ней такое не случалось: ей никогда не доводилось верить. Хотя для многих людей в группе вера стала спасательным плотом. А вот семья у нее когда-то была. И она все еще любила их, даже если они совсем забыли о ней. Сделав пару глубоких вдохов, она сказала:
– Я попробую.
– Хорошо. Я рад.
Не то муравей, не то жучок уполз. Исчез в траве или заполз в ее кроссовку через дырку в изношенной подошве.
– Мое время, наверное, вышло. Тебе пора домой, а то жена начнет гадать, где ты.
– Пожалуй. – Но он остался сидеть. – Не знаю, слышала ты про Эйприл?
Эйприл. Женщина, которая помнила все имена и угощала всех чаем. С бесконечным удивлением в широко распахнутых глазах.
– Ее нашла дочь на прошлой неделе. Передозировка. И это не несчастный случай, она поступила так осознанно. Снотворное.
– О Боже! Какой ужас! Из всех людей… кто бы мог подумать.
Кэсси не знала, насколько они были близки, Эйприл и Джейк. Стоило ли выражать ему свое сожаление. Но все равно сказала:
– Мне искренне жаль.
Это были правильные слова, и она имела в виду именно то, что произнесла вслух; просто ей не всегда удавалось прочувствовать эти слова как надо.
Он покачал головой:
– Смерть – всегда потрясение, кого бы она ни коснулась. Хотя, на мой взгляд, об этом мало кто догадывается. В любом случае вот подумал, что надо сказать тебе. – Он встал. – Похороны завтра, вдруг захочешь прийти.
Его голос звучал тяжело, устало, и она вдруг представила, как Джейк, словно Атлас[20], держит их всех на своих широких плечах, согнувшись почти вдвое. Опираясь на свою веру и стараясь не показывать, как нелегко ему нести это бремя. Жаль, что он не всегда рядом, чтобы защитить ее, как медведь, большой и сильный. Ей захотелось обнять его, хотя она не была уверена, кто кого станет утешать; да и в любом случае она знала, что он отодвинет ее в сторону, мягко, твердо, и она почувствует себя полной идиоткой. Вместо этого она кивнула, когда он назвал ей время и место похорон. Пообещала, что придет. И еще раз пообещала, что попробует.
Глава двадцать вторая
Середина летних каникул, и в парке полно детей. На западе небо темнело. К вечеру оно расколется, и без грозы не обойдется. Кэсси чувствовала ее приближение по своим ноющим зубам и затрудненному дыханию. Дети визжали, но душный воздух приглушал их непосредственную первозданность. Тяжелые тучи висели над их пронзительными играми; когда смех переходил в истерику, для вынесения приговоров и утешения призывались родители.
Сидя на скамейке между качелями и лесенкой для лазания, Кэсси не переставала вглядываться в бегущую, брыкающуюся, взбирающуюся массу детей, высматривая Эллу и Финна. Она была в «Хорошем парке», где они так любили гулять. Где они любили гулять раньше. Приоритетная зона обслуживания привлекала респектабельные семьи и часто посещалась туристами. В отличие от небольших клочков зеленых насаждений рядом с домом, где находилась квартира Мэг, где полно собачьего дерьма, иголок, битого стекла, здесь были аккуратные лужайки и ухоженные клумбы. Цепи качелей не покрывала ржавчина, карусель плавно крутилась вокруг своей оси, поэтому именно сюда, хотя и далеко от их дома, особенно для Эллы, Кэсси обычно приводила детей, давая Мэг небольшую передышку. Элла обычно просила, чтобы ее несли, умоляла, уговаривала, ныла, и в конце концов Кэсси сдавалась, потому что Элле было всего три годика, и ножки у нее еще короткие для такой долгой пешей прогулки. Тогда начинал жаловаться Финн. И она отвечала, что ему уже пять, а значит, он достаточно взрослый, чтобы идти своими ногами, но он все равно хныкал, а она отвлекала его рассказом о нем самом. И так они добирались в «Хороший парк» и обратно.
Теперь Элле уже исполнилось пять лет, а Финну – почти семь. Оба достаточно взрослые для пеших прогулок. За последний год Кэсси несколько раз видела их здесь. Она всегда держалась вдалеке, защищая себя от безразличия Мэг, а детей – от собственного легкомыслия.
Они часто приходили сюда, но сегодня их не видно.
Если забыть, что Кэсси сидит здесь уже пять часов, ее можно принять за мамочку, урвавшую десять минут для себя, пока дети носились по площадке. За это время она пропустила похороны Эйприл. Но туда пришло бы много знакомых, да и сидеть в парке, дожидаясь появления племянников, было более важным делом. Жаль только, что не сдержала обещание, данное Джейку.
«Я люблю свою жену, – сказал он. – Я люблю своих детей». Она знала историю Джейка. Там, где она была закрыта, как сжатый кулак, его можно сравнить с раскрытой ладонью. Что потерял Джейк: мать и отец (умерли от пьянства), младший брат (умер от наркотиков), восемь лет (тюрьма, рукоприкладство, хранение наркотиков с намерением сбыта), первая жена и дочь (разошлись и живут на другом конце света). И все же у него хватало сил сказать: