чуть не вырвалось у нее. – И тогда велосипед дожил бы до следующего объекта твоей благотворительности, который ты пустил бы в свою постель».
– Прости, пожалуйста, – повторила она.
Вчера вечером она договорилась об окончательном погашении долга. Он будет погашен, как только сумма спишется с ее депозита. И через пару дней все станет так, будто она никогда не занимала деньги, а Элла и Финн никогда не были залогом ее глупости. Льюиса, конечно, жалко. Особенно, когда он такой взвинченный из-за нее. Но она поступила бы так снова, даже не задумываясь.
– Мы же договорились, ты не будешь брать его к себе!
Жаль, что он никак не успокоится.
– Да. И я пристегнула его…
– Ты пристегнула! Чем? Твоей жестяной цепочкой? Сколько, по-твоему, времени уйдет, чтобы перекусить ее кусачками? – Он не ждал ответа. – Ну, как же так можно?!. Ты даже не взяла его в квартиру, а просто оставила на лестничной клетке какой-то дурацкой многоэтажки!
«Малоэтажки», – подумала она, но не стала поправлять его вслух.
– Я все понимаю. Просто он такой тяжелый. Надо было взять.
– Вот именно, надо было.
Сколько раз еще просить у него прощения? Она не хотела находиться здесь. Ни в этой квартире. Ни в этом теле. Вчера вечером, когда она наконец добралась домой, у соседа опять вовсю грохотала музыка. Она попросила сделать потише, а он пригласил зайти. Райан – так его зовут, – парень как парень, когда поговоришь с ним, хотя она не помнила, о чем они разговаривали. Не помнила, сколько выпила. Но достаточно, чтобы отравиться. Чтобы мозг распух в черепе так, что каждое движение причиняло ему жуткую боль. Достаточно, чтобы от запаха еды, которую готовил Льюис, ее мутило, словно от сильнейшей качки. Жаль, не догадалась сказаться больной и остаться в постели. Отложила бы признание до завтра. Так нет же! Смиренное отвращение к себе заставило ее встать и тащиться через весь город на своем стареньком дребезжащем велике, и сейчас терпеть его гнев вперемешку со своим похмельем.
Он имел полное право сердиться, но ее удивило, как безжалостно он себя вел. Не то чтобы он не мог позволить себе еще один велосипед. Он даже не нуждался в нем, этом еще одном велосипеде. Она унижалась столько, сколько могла вытерпеть: и сейчас, в пылу его гнева, ее вина клокотала в негодовании, на которое у нее не было никакого права.
Наверное, он почувствовал ее состояние. Он покачал головой, как бы отпуская ситуацию.
– Ладно, забудь, – проворчал он с видом человека, который ищет, по чему бы хорошенько так ударить кулаком.
Кэсси смотрела, как он поворачивался к ней спиной. И неожиданно вспомнила Мэг. Драку между ними, которая произошла вскоре после смерти мамы. Из-за маминого кардигана, который Кэсси, думая, что он принадлежит ей, носила неделями, практически не снимая, пока Мэг не заметила темное пятно. Масляное пятно от какой-то упавшей еды. Завязалась такая жестокая драка, что даже отец очнулся от горя. Он держал Мэг, оттаскивая ее от Кэсси, а та кричала: «Безмозглая неуклюжая сука, ты же испортила его навсегда!» Мама носила этот кардиган в тот единственный раз, когда Кэсси создала ее в Игре Воображения. Она все еще видела его, в точности такой же, как настоящий, чувствовала, вдыхала его запах: пушистый, оранжевый, ручной вязки, все оттенки от абрикоса до заката, переходящего в красновато-ржавый. Едва уловимый запах шерсти и ландыша. Этот кардиган было легко создать силой воображения. Со всем остальным было гораздо труднее.
Кэсси потерла лоб. Встала и взяла сумку.
– Я сказал, забудь… Куда ты идешь?
– В какую-то дурацкую малоэтажку. – Льюис посмотрел на нее озадаченно. – Домой я иду.
У него вырвалось что-то вроде стона:
– Нет, слушай, ну, хватит уже. Тебе не нужно…
– Мне вообще ничего не нужно. Просто, по-моему, в данный момент ты не хочешь видеть мое лицо или слышать мой голос, и, честно говоря, это желание в некотором роде взаимно, поэтому… я собираюсь дать тебе, ну, ты понял… – Повернув руки перед собой ладонями вниз, она показала жестом, будто выравнивает ситуацию. – …Остыть.
У него едва заметно дернулась челюсть, и на мгновение Кэсси показалось, что она снова разозлила его.
– Подожди минутку, – буркнул он, выходя из комнаты, и уже из другой комнаты крикнул: – Хочу показать тебе кое-что.
Головная боль внезапно утихла. Большой палец наткнулся на зазубрину на краю стола, и она принялась расковыривать ее ногтем. Кэсси так пристально смотрела на столешницу, что древесные волокна начали колыхаться, как живые. Она моргнула, стараясь успокоить их, а заодно и свой опять сжавшийся желудок.
Вот оно. Сейчас. Сейчас произойдет.
Льюис вернулся вроде с пустыми руками, и она поняла, что угадала.
Он уселся напротив. И она физически почувствовала, как он, разжимая кулак, наблюдает за ее лицом.
– Где… ты их достал? – Она взглянула на него.
Но он только покачал головой. На ладони, рядышком, лежали две изогнутых штуки – не то ракушки, не то панцири насекомых.
– Думаешь, сработают?
Кивок.
Сейчас они не светились, и так будет до тех пор, пока она не возьмет приемник и не наденет его на ухо. Он подключится к ее сети, свет начнет пульсировать, а затем превратится в ровное голубоватое сияние.
Голос Льюиса звучал откуда-то издалека. Она постаралась сосредоточиться. Что бы он ни говорил, это могло оказаться важным.
– …как они работают, – продолжил он. – Шифруют твою ДНК, позволяя вскочить на существующий аккаунт. Итак, надеваешь приемник, он сканирует сеть и захватывает первый попавшийся неактивный на данный момент аккаунт – и бац! – ты Джон Смит или кто-то еще.
– Но это же на один раз?
– Нет! В том-то вся и прелесть. Каждый раз подключение происходит к другому аккаунту. Завтра вечером ты будешь Джейн Браун. А на следующую ночь – Аннабель Неважно-Как-Тебя-Там. Ты всегда на шаг впереди.
Она посмотрела на часы на микроволновке.
– Сеанс обязательно должен проходить ночью?
– Ночью наибольший шанс отыскать неактивный аккаунт. Большинство пользователей спят.
Льюис растянулся на кровати, стаскивая простыню с уголков матраса. Скомкал ее и бросил в кучу вместе со старым пододеяльником и наволочками.
Спрашивать неловко, но, пожалуй, в этом был свой смысл. Неправильно, если их тела будут лежать на постели, в которой они трахались. Наверное, он почувствовал то же самое. Во всяком случае, он не спрашивал ее. «И конечно же», – сказал он и принес из сушилки чистое белье.
Он взмахнул, расправляя в воздухе свежую хрустящую простыню, и Кэсси поймала ее угол.
– Ты уверен? – спросила она.
Он замер с вытянутыми вперед руками.
– Ты передумала?
Его голос прозвучал резко: в нем чувствовалось напряжение. Да какое это имеет значение? Практически никакого. С ней или без нее, он возвращался в Игру Воображения. Вероятно, в этом вопросе выразилось его желание, чтобы она находилась рядом, когда они, оттолкнувшись от края, начнут движение, каждый к своей цели. Она улыбнулась и помотала головой.
Наклонившись, он заправил простыню под матрас.
– Хорошо. Я тоже.
Кэсси заправила простыню со своей стороны, красиво и плотно натянув уголки.
– Я вчера разговаривала с Джейком. – Льюис смотрел на нее, словно не понимая, о чем речь. – Из группы.
– А, Джейк. Ну, да, конечно. Зачем?
– Потому что… как только я поняла, что может произойти, мне резко понадобился совет. Знаешь, я много работала над собой, старалась привести свою жизнь в порядок. – Она взяла наволочку, вывернула ее наизнанку и засунула руки в уголки. Схватив подушку за ушки, она привычным движением стряхнула на нее наволочку.
– Ловко ты! – Льюис наблюдал, как она умело справлялась со сменой постельного белья.
– Подсмотрела у мамы. И с одеялом так можно. Бросай его сюда, покажу.
– И что сказал Джейк?
– Ничего особенного, о чем самому нельзя догадаться. Его совет сводился в основном к тому, чтобы я взяла себя в руки. Но потом до меня кое-что дошло. Про группу и прочее… Нам с тобой никогда не приходилось делать то, что делают все остальные: мы никогда не сопротивлялись искушению, потому что его не было. Речь шла только о том, как справиться с утратой. По крайней мере, в моем случае. Утратой Игры Воображения. Да, тяжело, но все равно проще по сравнению с тем, с чем сталкиваются остальные участники группы. И даже сейчас – это я тоже поняла из разговора с Джейком, – я не соскальзываю. Я не сдаюсь. Я делаю этот выбор.
Она встряхнула, расправляя, одеяло на кровати и помолчала, давая Льюису возможность согласиться или возразить. Она выбрала Игру Воображения: неужели можно было предположить, что она поступит иначе? Все предыдущие разы она создавала силой воображения такого Алана, какого хотела, ту его версию, в основе которой лежали ее память и фантазия. И он получался настоящим. Теперь она надеялась – верила, – что снова найдет его. В ней бурлило возбуждение, хотелось, чтобы ее поняли и разделили с ней это ожидание. Но с самого ужина, когда, готовясь к сегодняшнему вечеру, они съели совсем немного пасты, Льюис едва ли произнес два десятка слов. Она все время болтала, потому что от предвкушения у нее кружилась голова и язык будто оторвался от нёба. Льюис же был полной противоположностью ей: он снова ушел в себя.
– Полностью информирована, – говорила она, – осознаю, что со мной произойдет. Делаю осознанный выбор между тем, что все считают реальным, и тем, что реально с моей точки зрения. И выбираю то, что сама сделаю реальным. – Она замолчала. – Ты собираешься переодеваться?
– Переодеваться?
На нем были джинсы с ремнем. Она уже переоделась в самую подходящую одежду из того, что нашлось у Льюиса: спортивные штаны и старенькую, мягкую от долгого ношения футболку с изображением какой-то музыкальной группы.
– В более удобную одежду.
Он оглядел себя.
– А, ты про это. Да, переоденусь.
Она села на хрустящее свежестью одеяло и внимательно посмотрела на Льюиса.