Она видела все так ясно, будто сама разрабатывала маркетинговый план. IMAGEN как единственный игрок на рынке. Ради такой услуги они не постояли бы за ценой. Даже травмирующие подключения можно обратить в свою пользу, если убедить клиентов платить за негативное размещение продукта, и тогда бренд конкурента будет глубоко и неизгладимо связан с травмирующими переживаниями.
Простой деловой расчет. IMAGEN измерила мучения всех пациентов «Рафаэль-Хауса» и бесчисленных пользователей с базовыми аккаунтами, сопоставила полученные данные с деньгами, которые принесет виртуальное размещение продукта, и пришла к выводу, что прибыль перевесит убытки.
Морган все еще говорила. Возможно, так у нее проявлялся шок, или сахар и кофеин сделали ее болтливой.
– …связан с полезными действиями в меньшем масштабе, – говорила она, – например, входной канал обеспечит средства для распространения будущих обновлений. Прогнозируемая экономия на стоимости изготовления и доставки новых назальных спреев, по-видимому, не является незначительной. И разумеется, дальнейшие обновления будут распространяться посредством способности к подключению автоматически, поэтому, несомненно, их уровень соответствия станет намного более высоким. Но IMAGEN больше всего волнует эмоциональный аспект таких подключений – эмоциональный нарратив, когда они получат его, хотя, признаюсь, я не до конца понимаю его значение. Опять же это, скорее, твоя территория. – Выражение ее лица стало жестким, будто она вспомнила, что, в конце концов, Кэсси – не студентка, и они не на лекции. – Том пообещал, что ты вернешься на старую работу?
Кэсси почувствовала, что окно закрылось. Морган выпила чай до дна, пустая кружка в ее руках остыла, и в ее взгляде читалось выражение, близкое к отвращению.
– Обязательно поговорю с Томом, – сказала профессор. – Он хорошо разбирается в людях. Никогда бы не догадалась, что ты из тех, кто ставит личную выгоду превыше всего.
Эти слова, будто лезвие ножа, аккуратно воткнулись в живот Кэсси, а затем нож выдернули с поворотом. Она чуть не задохнулась от такой наглости. «Ты не имеешь права судить меня», – чуть не выпалила она, но вместо этого просто улыбнулась.
– По-моему, сейчас вы очень точно описали себя.
По тощей груди Морган пробежали красные пятна.
– Стремление к новым знаниям, – ответила она, – не имеет ничего общего с личной выгодой.
– И тем не менее, стремясь к новым знаниям, лично вы добились впечатляющего положения. У вас внушительный статус. – Кэсси выдержала взгляд собеседницы. – Нет, я хочу сказать, что вам следует гордиться. Вы такой раритет. Женщина, добравшаяся до вершин своей профессии. Ведущий биоинженер. Изобретатель удивительной технологии. Насколько я понимаю, научная принципиальность… хорошая репутация… имеет в вашей области большое значение? Стыдно будет, если ваша репутация рухнет из-за пары неправильных решений.
На мгновение Кэсси показалось, что у Морган не осталось аргументов для возражения.
– Если ты намекаешь на то, что я о тебе думаю… Уж поверь, все клинические испытания полностью одобрены регулирующими органами. Каждый аспект соответствует юридическим требованиям в данной области и реализуется в рамках правительственных исследований…
– Да, разумеется, Освальд говорил об этом. Все законно. Но независимо от того, правда это или нет, эти испытания неэтичны. Или я ошибаюсь? Вы проводите испытания на подопытных, которые настолько больны, что некоторые из них не в состоянии понять сопутствующие риски? А потом – если что-то пойдет не так, – скрыть результаты: например, выплатить гонорары, полагающиеся пациентам и клинике «Рафаэль-Хаус», не оставляя их семьям практически никакой возможности перевести их в другое учреждение? Опять же ничего противозаконного, но, по-моему, ваши коллеги-ученые сочтут все это глубоко неэтичным.
Морган открыла рот и снова закрыла его. Ее лицо покрылось белыми и красными пятнами: она не могла позволить себе потерять хорошую репутацию среди коллег. Кэсси поняла, что нащупала ее больное место, но, вместо того чтобы надавить сильнее, расслабилась – сменила тактику.
– Расскажите о лекарстве, – почти небрежно произнесла она.
При смене темы разговора профессор заморгала и облизнула пересохшие губы.
– О каком лекарстве?
– О том, что я видела внизу. У вас на кухне.
Глаза Морган стали круглыми, как у лягушки, и она плотно сжала губы. Кэсси наклонилась вперед:
– Давайте же, вы должны рассказать мне.
Сидя в кресле, профессор немного выпрямилась.
– Должна? – Она выдержала взгляд Кэсси. – Неужели? Несмотря на небольшой риск, связанный с распространением обновления, мне кажется, вы и так прекрасно справляетесь.
Неистовый гнев, доводящий до бешенства, охвативший ее в Игре Воображения, снова нахлынул на нее. Она была готова все повторить, но теперь уже по-настоящему – дотянуться до этой женщины и вырывать из нее куски…
Морган рассеянно продолжала говорить:
– Да получишь ты обратно свою работу и карьеру, которую так неосторожно бросила, даже не сомневаюсь. И нормальное золотое рукопожатие[23] получишь…
– Вы. Ничего. Не знаете. – Слова, будто крошечные гранаты, тяжело упали между ними, когда Кэсси вскочила на ноги. Морган слишком поздно закрыла рот. – Вы ничего не знаете обо мне. Я подписала бумаги не для того, чтобы вернуть работу, или получить деньги, или что-то в этом роде. Я делаю это по одной-единственной причине: один из ваших подопытных… – Это слово прозвучало с горьким шипением. – …мой друг. Алан Лаудер? – Она скептически рассмеялась, видя безучастное выражение лица Морган. – Разумеется, вам это имя ничего не говорит! Поступил в «Рафаэль-Хаус» три года назад с диагнозом шизофрения. После ухудшения состояния переведен в закрытую палату. Он – та единственная причина, почему я согласилась распространить ваше гребаное обновление. Только чтобы помочь моему другу.
На лице Морган появилось замешательство:
– Но… или я чего-то не понимаю? Не вижу связи. – Она закрылась рукой, увидев искаженное гневом лицо Кэсси. – Нет, пожалуйста! Я не имею в виду, что твой друг или его заболевание не важны… Просто как обновление может помочь ему?
Кэсси хотелось разозлиться и спорить, заявить Морган, что та ошибается. Но профессор всего лишь озвучила то, что Кэсси и так уже знала. И это знание было невыносимо. Она откинулась на спинку кресла.
– Освальд. Он рассказал мне сказку, – вздохнула она. – Говорил то, что я хотела слышать. Вы спросили, что он пообещал. Так вот, по его словам, обновление уничтожит способность подключения к другим пользователям. – Она пожала плечами. – А теперь я понимаю, что на самом деле все наоборот. Слишком поздно. Теперь я не смогу помочь Алану. – Ее губы скривились, и она спрятала свою слабость, прижав руку к подбородку, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Так что не надо мне говорить, что вы ничего мне не должны, потому что дело не во мне. Дело в Алане. Не знаю, как вы собираетесь подсчитать свой долг перед ним, но полагаю, что он неимоверно велик.
Кэсси перевела взгляд с лягушачьего лица Морган на ковер. На свои ноги в носках. На ноги Морган, голые, с выступающими венами. Что тут можно добавить? Но профессор все равно заговорила:
– Мы хотели как лучше.
– Отлично! Это, конечно, все исправит.
– Но это правда. Мы никогда не предполагали, что это произойдет таким образом, – сказала Морган. – Я не собиралась изобретать развлекательную технологию. Она всегда рассматривалась как терапевтический инструмент. – Взглянув на Кэсси, она отвела взгляд. – Я… у меня есть брат. Моложе меня, он всегда боролся… с подросткового возраста. Наверное, поэтому…
Каждый раз, когда Кэсси разжимала руки, они снова сжимались в кулаки. Она подсунула их под себя, отдав все внимание оправданиям Морган.
– Мы искренне хотим помочь. Эти подопытные… – Когда она произносила это слово, где-то в глубине нее замерцал мыслительный процесс, и во взгляде появилось нечто вроде извинения. – Мы крайне тщательно подошли к их отбору. Очень серьезное психическое заболевание, небольшая надежда на значительное улучшение. Под присмотром в отличных учреждениях, с ними работают небольшие команды психиатров, полностью преданных проекту. – Она выглядела озадаченной, будто до сих пор удивлялась тому, какой оборот принял ее проект. – Никакой небрежности, и мы ни в коем случае не были бесцеремонны с безопасностью пациентов. Случившееся просто невероятно, мы не могли предвидеть такое развитие ситуации.
Почти каждая фраза, которую произносила Морган, требовала возражения: как можно оправдывать клинические испытания на подопытных, никогда не дававших согласия? Как можно претендовать на заботу о пациентах, если разработанное ею обновление будет делать не что иное, как эксплуатировать эти испорченные результаты? Кэсси выбрала только одно возражение и запустила им в стену самооправдания, которую выстраивала Морган.
– Вы сказали, что будет мониторинг в реальном времени, для защиты людей от травмирующих подключений, ручное вмешательство для богатых пользователей. Будет ли такой мониторинг применяться в «Рафаэль-Хаусе» для защиты пациентов?
Морган опустила взгляд на свои колени, где ее пальцы теребили пояс халата.
– Я предлагала, но… Мне сказали, что это вопрос ресурсов.
Кэсси медленно покачала головой. Вот как сильно Морган заботилась о том, чтобы привести в порядок всю ту неразбериху, которую сама же устроила: она предлагала…
– Если это хоть как-то поможет понять… Я тоже в какой-то степени пострадала. – Морган сделала движение, будто хотела затянуть пояс халата, но вспомнила, что он надет наизнанку. – Это, конечно, не то же самое, но… Посмотри, я здесь одна. Этот дом не предназначен для одинокой женщины. Мой партнер входит… входила в исследовательскую группу, и мы обе относимся к ранним пользователям… – Она встала, сбросила халат и принялась выворачивать его, чтобы надеть правильно. – Такие сокровенные подключения. Просто невыносимо. – Засунув руки в рукава, она туго затянула пояс вокруг талии. – В такой близости нельзя остаться невредимым. Сохранить прежние чувства друг к другу. – И завязала пояс на двойной узел. – В конце концов, дело дошло до того, что мы не могли смотреть друг другу в глаза. Я бы ушла. Просто она сделала это первой. К счастью, дети еще слишком малы… – Она снова опустилась в кресло.