— Канэко-сан? — голос Фурукавы непроизвольно сорвался на фальцет, он сглотнул ком в горле, пытаясь выровнять дыхание. — Проходите. Садитесь, пожалуйста. Прошу прощения за мой непрезентабельный внешний вид. Сегодня выдался на удивление тяжелый день. Давайте наконец начнем осмотр.
Осмотр проходил в напряженном, почти гнетущем молчании. Потом Фурукава задавал стандартные вопросы, но его голос звучал механически, будучи лишенным какой-либо заинтересованности.
— Головные боли? — я отрицательно мотнул головой, — Головокружение? Нарушения сна?
Я на все вопросы отвечал отрицательно, да и не осмотр в большей степени был причиной моего здесь появления.
— Нарушения памяти? — он впервые за эту встречу внимательно посмотрел на меня. — Особенно то, что касается событий, предшествовавших травме?
— Нет, всё в порядке, — аккуратно ответил я, — вспоминаю потихоньку.
Затем врач перешел непосредственно к неврологическим тестам. Его движения были профессионально отточенными, но выполнялись им словно автоматически, глаза смотрели сквозь меня, уставившись в какую-то точку на стене позади.
— Сосредоточьтесь, пожалуйста, следите за молоточком, — так же монотонно произнес он, водя невзрачным неврологическим молоточком перед глазами, то приближая его к переносице, то отводя в стороны, проверяя иннервацию глазодвигательных мышц.
— Теперь встаньте пожалуйста, стойте прямо, пятки вместе, носки врозь, закройте глаза и вытяните руки перед собой, — он в принципе не поднимал на меня глаза и слабо контролировал ситуацию, но я справился легко с его заданием, — Коснитесь указательным пальцем правой руки кончика своего носа. Хорошо, а теперь другой рукой. Как самочувствие, не шатает? Не теряете равновесие?
— Всё отлично, доктор, — ответил я, не спуская с него глаз, — что-то ещё?
Каждый тест я проходил с неестественной безупречностью. Слишком идеально для человека, пережившего клиническую смерть и тяжелую черепно-мозговую травму, о чем красноречиво свидетельствовала медицинская карта, лежащая перед врачом, да и вряд ли он забыл меня за это время. Фурукава в течении всего осмотра вносил что-то то в бумажную карту, то в компьютер, но взгляд его оставался всё таким же пустым и отсутствующим.
— По всем клиническим и неврологическим показателям, — голос Фурукавы прервался, он закашлялся, — состояние более чем отличное, Канэко-сан. Нет следов головокружения, нистагма, атаксии. Рефлексы симметричные, живые. Когнитивные функции, насколько можно судить по беседе, также не нарушены. Это просто феноменальное восстановление, учитывая анамнез и тяжесть первоначальной травмы, — он ненадолго замолчал, — это выходит за рамки обычных медицинских ожиданий. Но, — он бессильно махнул рукой, — факт есть, задокументированный и зарегистрированный. С медицинской точки зрения, вы здоровы.
Он поднял на меня взгляд, тяжелый, усталый, в котором боролись остатки недавней ярости, глубокая усталость и всепоглощающий, животный страх. В этом взгляде не было ни капли профессионального удовлетворения от выздоровления пациента, создалось ощущение, что ему в принципе всё равно кто перед ним.
Я почувствовал, как внутри закипает холодная ярость, смешанная с леденящим пониманием. Я не стал ждать формальностей, а медленно и подчеркнуто спокойно наклонился вперед. Сложив руки перед собой на столе, и уставился на Фурукаву пристальным, буравящим взглядом.
— Доктор, а кто это у вас был сейчас? — Я понимал, что в лучшем случае нарвусь на прикрытие врачебной тайной, — Это был Ваш друг? — продолжая, я осознанно сделал едва заметное ударение на слове «друг».
Эффект был мгновенным и разрушительным. Фурукава вздрогнул всем телом, словно его ударили током высокого напряжения. Его глаза неестественно расширились, а рот беспомощно открылся.
— Я… я не понимаю… — он даже начал заикаться, — о ком вы вообще говорите? Кто вышел? Никого не видел.
— О плечистом парне среднего роста, с острым, как у ястреба, лицом и взглядом, который, кажется, прожигает насквозь. — я чем мог ему подыграл, далее мне нужны были не вопросы, а ответы. — Кэдзуки Мураками, племянник главы клана якудзы. — Я произносил имя и титул четко, не спеша. — Интересные у вас знакомства, доктор. Очень разносторонние для уважаемого врача.
Бледность на лице Фурукавы стала еще сильнее, и он откинулся на спинку кресла. Оно жалобно заскрипело, будто силы его окончательно оставили, что вполне соответствовало состоянию самого врача. Голова беспомощно откинулась назад, упираясь в подголовник.
— Вы? Вы знаете его? — прохрипел он, с трудом выталкивая слова. — Откуда вы вообще знаете о «таких вещах»? И о таких людях?
— Знаю, — холодно, как лед, ответил я. — Знаю, как и знаю теперь запах смерти. Потому что этот ваш «милый знакомый» чуть не отправил меня на тот свет несколько недель назад. И, знаете что, доктор? Теперь, увидев его выходящим именно из вашего кабинета, у меня крепнет ощущение, а, если точнее, уверенность становится железной, что я оказался тут неслучайно. И совсем уж ясно, что точно не по звонку в скорую. Видимо делали что скажут?
Слова подействовали как нож, вонзившийся по самую рукоять. Фурукава закрыл лицо руками, глухо застонав. Его плечи затряслись, у врача похоже началась истерика. Я видел, как врач пытается сдержать рыдания в приступе паники, я слышал, как скрипят его зубы.
— Они, они нашли меня — слова вырвались сквозь пальцы, глухие, полные невыразимого стыда и отчаяния, как признание на исповеди. — Я задолжал, поначалу немного. Чертов азарт! Какой же я глупец, пошел к местным ростовщикам, надеялся отыграться. Но в итоге проигрался в пух и прах.
— Вы заняли денег у Мураками? — спросил я, — это не самый разумный поступок.
— Сначала не у него, — слова давались врачу с трудом, — хотя все они там под пятой клана Мураками. — Я не смог удержаться от этих чёртовых карт, всё казалось, что вот сегодня я выиграю. Выиграл, даже не раз, — он повысил голос, а потом ударил кулаком по столу, — чтобы снова отдать, и снова занять, и так долгое время. А потом я узнал, что мой долг полностью принадлежит Мураками Риота. Вот тут и началось.
Что началось? — я старался разговорить доктора, это сильно упростило мне задачу по получению информации.
— Пришел Кэзуки Мураками, — он кивнул в сторону двери, — и очень доступно объяснил, какую сумму я должен, и сколько процентов я должен отдать дополнительно. Скажу одно, цифра там заоблачная, мне вовек не расплатиться. А у меня семья!
Я не стал спрашивать его, почему он не думал о семье в тот самый миг, когда садился за игральный стол. Тут он опустил руки и посмотрел на меня. Лицо было искажено гримасой страдания и самоуничижения, слезы стекали по крупному лицу.
— У меня не было таких денег, — говорил он, запинаясь, — ни сбережений, ни имущества, ничего. Они мне и предложили рассчитаться услугами. Работой по специальности, так заявили они.
— Что они под этим имели ввиду? — поинтересовался я.
— Всё, Канэко-сан, абсолютно всё, — развёл руками Фурукава, — консультации по любому поводу, лечение без лишних вопросов. Скольких членов банды я залатал за это время, и не сосчитать. И всё это безвозмездно. Я в каком-то капкане, и выхода из него нет. И, главное, мой долг не уменьшается. Сегодня, — он снова кивнул в сторону закрытой двери, — он снова пришел напомнить мне про моё место. Лично, добавив, что стоит мне даже чихнуть не по воле клана, они меня уничтожат, во всех смыслах. Они даже о семье моей всё знают.
Фурукава содрогнулся всем телом, его начало трясти мелкой, неконтролируемой дрожью, как в лихорадке. Он обхватил себя руками, словно пытаясь согреться, но дрожь шла изнутри. Я молча встал. Моя собственная ярость на Кэзуки и ту систему, в которую тот втянул врача, боролась с прагматизмом. Я нашел на стеллаже бумажный стаканчик, который наполнил водой и протянул врачу. Рука доктора так тряслась, что вода расплескалась, оставляя мокрые пятна на халате.
— Выпейте, выпейте, — говорил я, набирая еще один стакан. — Медленными маленькими глотками.
Фурукава послушно, как ребенок, сделал несколько глотков, захлебываясь. Дыхание его немного выровнялось, хотя руки все еще дрожали, а глаза были пустыми. Я сел обратно на кресло и задумался: «Самое страшное, казалось, было врачом сказано, но главное, ради чего я сюда пришел, так и осталось в тени. Надо давить дальше!»
— Меня интересует та наша странная встреча, доктор, — мягко, но с неумолимой настойчивостью, словно вскрывая гнойник скальпелем, теребил я его. — Ваши слова про портфель, его содержимое. Тогда, возле складов, на которых я работал. Магнитная карта, вот эта! — Я достал из кармана и покрутил перед его носом тем самым пропуском. — Что скрывается за теми словами, что вы тогда сказали? Что за записка про какой-то склад? Что это вообще было, док? — Я смотрел врачу прямо в глаза. — Откуда у Вас всё это? Это такая забота о здоровье пациента? Так тоже не сходится, они погибли больше года назад. Или — тут мой голос стал ледяным, — это тоже было одной из «услуг»? Еще один пунктик в вашем долговом контракте?
Фурукава сжал стаканчик так сильно, что он смялся окончательно, вода хлынула ему на колени, но он этого даже не заметил. В его глазах мелькнула дикая паника, затем полная растерянность, и, наконец, глубокая, бездонная усталость и безнадежность.
— Я клянусь здоровьем своей дочери! Я честно не знаю истинных причин, Канэко-сан! — выдохнул он, и в голосе его была искренность загнанного зверя. — Я сам не понимал до конца, что делаю тогда! Это было… отдельное поручение.
— Отдельное поручение Мураками? — непонимающе переспросил я, вконец запутавшись.
— Нет, нет, — замотал головой доктор, — это не якудза. Пару недель назад, может раньше, я не помню точно дату, меня остановили на улице, прямо возле клиники. Две черные машины, красивые, дорогие, я просто в них не особо разбираюсь, — Фурукава снова чуть не плакал, — из них вышли несколько человек в костюмах и темных очках. Вежливо, но