й. Даже не корпорацией, а целым городом. Тогда скажут, что не гожусь. А подумают, что вру. И правильно подумают. Я не руководил, а все портил. Сухой закон… Да, будет такой. Через пару недель распродадут остатки и закупки алкоголя прекратятся. Тогда, может, на спортплощадках станет многолюдно, в парках исчезнут компании с бутылками, охранники в ресторанах опять заскучают. А там, глядишь, и кружки снова заработают. Корр вспомнит, как рисовать картины на музыку классиков, Аник кулинарный клуб откроет, Ольга достанет из шкафа старые кисти... Черт! Какие кисти, что со мной? Где телефон? Набрал, слушаю гудки. – Алло! Я молчу, стараюсь не дышать в микрофон. – Слушаю вас! Алло, ничего не слышно! Перезвоните. Сейчас услышу гудки отбоя. Нет, она тоже молчит. Догадалась. Слышу ее дыхание. – Это ты? Не молчи. Если ты, то прошу мне больше не звонить. Скажи, что понял меня. Просто скажи «да». Я нажал кнопку отбоя. Темный экран компьютера, потом окно, через которое комнату заливал розовый свет заката, снова экран, потом картина с «Титаником»... Я переводил взгляд, не понимая, зачем я здесь. Два дня назад, в кабинете на третьем этаже, я вдруг понял, что хочу вернуться туда, где о чем-то мечтал. Вызвал к себе Идена, разлил по бокалам коньяк, рассказал ему. – Есть простой способ, – сказал Иден. – Он, например, помогает на экзаменах. Учи и чеши, например, левое плечо. Придешь на экзамен и тоже чешись. Тогда сразу вспомнишь, что читал накануне. Моторная память помогает вытаскивать из головы нужное. – Не понял. – Вернись в свою студию, включи компьютер и сразу почувствуешь желания, какие были до переезда. – И захочу начать работу аналитиком в Корпорации? – Или захочешь чего-нибудь другого. – Хм… Заменишь меня на неделю? – Без проблем! Стук в дверь. Вошел Цвейг с пакетами. – Я все-таки сходил в магазин. Не могу так тебя оставить. Не слушая возражений и благодарностей, Цвейг накрыл стол, открыл две бутылки пива, разлил по чашкам. – Ты с утра ничего не ел. Вот горячее мясо, салат, свежий хлеб. Он сел на кровать, держа тарелку и чашку в руках. Мы чокнулись. – Слушай... А ты возвращаться будешь? Взгляд растерянный, смущенный. Таким я его никогда не видел. – А куда я денусь? Не на химкомбинат же мне идти работать. – Ну, не знаю. Сейчас в моде это самое... Дауншифтинг. Вон Ольга ушла, и кто она сейчас? – С Ольгой все в порядке. – Не знаю, не знаю… У нас она королевой была, всеми вертела, как хотела. Авторитет у нее был. Ребята в гаражах говорят, она ушла, потому что ее Председателем не выбрали. А по мне, так у нее должность лучше была. У Председателя ответственность, а ей что, руку подняла на совещании и целый день свободна. – А еще что говорят? – Говорят, что город наш совсем не тот стал. Ты уж прости меня. У нас половина шоферов на Большую землю свалили. Говорили, что алкашей и бездельников они и там посмотрят. Хорошо, конечно, что сейчас все свободно стало, но что-то такое началось, что иногда уехать хочется. У меня самого никого родных нет, да и приятели все в городе. – А то бы уехал? – Не знаю. Тебя вот знаю, ты ведь всегда поможешь, если что случится. А тут я никто. Иногда думаю, а вдруг ты уедешь? Тогда бы я с тобой. Могу сюда переехать. Шоферы везде нужны, а деньги я накопил. Квартиру куплю, женюсь… Ты что решил? Скажи честно, а то я хожу, и о другом думать не могу. – Ничего я не решил. Отпуск у меня. – Это я знаю, приказ видел. Но приказ приказом, а вдруг… Да еще студию эту купил. Зачем она тебе? – Считай, что это музей моей молодости. Ты что не ешь? Мясо остынет, а тебе еще ехать и ехать. Цвейг поковырял мясо вилкой, допил пиво, поднялся. И тут зазвонил телефон. – Ты один? Я с трудом сглотнул, еле выговорил: – С Цвейгом. – В своей студии? – Откуда узнала… Ах, да. У кого я спрашиваю. – Пьете пиво? – И закусываем горячим мясом. – Подождите меня, я привезу баклажаны. – Не понял. – Самолет через час, через три часа буду у твоей двери. Гудки отбоя. Что-то было не так. Голос в трубке был какой-то особенный, незнакомый. Сдавленный, что ли? Как будто через силу говорила. – Ольга? – догадался Цвейг. – Я пойду, счастливо вам. Если решишь остаться – дай знать. Я приеду, буду жить поблизости. Заулыбался, ушел. Я вдруг почувствовал, что мне все равно. Приедет она – хорошо. Не приедет – тоже хорошо, буду работать. Я убрал со стола, включил компьютер и напечатал: «КОРПОРАЦИЯ». Потом достал из сумки дневник и стал читать, дописывая на полях то, что не решался написать раньше. За три часа я доел все, что принес Цвейг, выпил две бутылки пива и дочитал дневник до места, когда меня пригласили стать членом Совета. И тут в дверь постучали. – Не заперто! – крикнул я и вскочил с кресла. Дверь открылась. Вошла Ольга – бледная, на лице ни грамма косметики, волосы всклокочены, глаза… Она быстро посмотрела на меня, потом ее взгляд устремился сквозь меня, куда-то на стену и даже дальше. Мне показалось, что она сейчас заплачет. И тут вслед за Ольгой вошел… Вслед за Ольгой вошел Рыжий. Спокойный, на лице невыносимая мною ухмылка, в спортивной куртке, которая немного смягчала его надменность. Улыбка, которая начала появляться на моем лице, мгновенно исчезла. Сказать, что я был ошарашен – это слишком мягко. Я бы удивился меньше, если бы вслед за Ольгой в комнате появился крокодил на поводке. Я плюхнулся назад в кресло. Ольга молча поставила пакет на кухонный прилавок, достала оттуда бутылку вина и большой пластиковый контейнер. – Хочешь есть? – спросила она. Я что-то пробормотал, Ольга кивнула и села на кровать. Рыжий сел рядом, попытался взять ее руку, но Ольга резко ее отдернула. – Пива хотите? – спросил я, чтобы нарушить молчание. Рыжий кивнул, взял протянутую бутылку, отпил из горлышка. Ольга подошла к прилавку, отвинтила у бутылки пробку, взяла чашку, из которой пил Цвейг, сполоснула ее, налила вина, выпила, налила еще и вернулась на кровать. – Картины вернулись на место? – спросила она, показывая на стену. – Велосипед тоже на месте, в сарае, – сказал я. – И что дальше? – продолжала спрашивать Ольга. – Мне пришло замечательное предложение, отличная позиция на химкомбинате. – Я не сомневаюсь, что ты ее заслуживаешь. А если серьезно? Что все это значит – картины, велосипед… – У меня недельный отпуск. Разговор не получался, мешал взгляд Рыжего. Он молча прихлебывал пиво, свободной рукой придерживал кожаную папку, лежащую на коленях, и смотрел мне в лицо. Не в глаза, а куда в переносицу, как будто там вскочил волдырь и ему было важно его как следует изучить. – Потом назад? – спросила Ольга. Я пожал плечами. – Что это означает? – Почему это тебя интересует? Тут Рыжий поставил бутылку на пол, вытер ладонью рот и сказал: – Это всех интересует. Ты хоть знаешь, что творится в городе? Что могло случится за два дня моего отсутствия? Ураган, пожар, забастовка, перестрелка? Что ему от меня надо? Неделю назад мы подписали с его конторой очередной контракт, он был весьма довольным, обещал, что через месяц он предложит еще одно выгодное обоим дело. – В городе ничего не творится, мне бы сообщили – я сказал это спокойно, пусть знает, что все в городе под контролем. Тут Рыжий достал из папки листок и протянул мне. На листе был график количество проданного алкоголя за последние два года. Сначала линия медленно, как бы лениво, колебалась около нуля, а потом резко пошла вверх. В общих чертах я это предполагал. Нинель говорила, что закупки алкоголя увеличились и надо изменять коэффициент или продавать алкоголь по завышенной цене – все это стало для корпорации слишком обременительным. Цены мы повысили полгода назад, но на продажах это не отразилось. Кривая как шла наверх, так и пошла дальше. Рыжий протянул мне второй листок. На нем были две кривые: красная и синяя. Красная показывала, сколько в городе предполагаемых наркодилеров, а синяя показывала, сколько было задержано и выслано. Разрыв между линиями увеличивался с каждым месяцем, ребята Идена явно не справлялись с работой. – С этим мы работаем, – сказал я, возвращая листок. – Ага, – сказал Рыжий, – не покладая рук и не жалея ног. Вот еще посмотри. На третьем листке был график количества людей на спортплощадках в течение вечера. За последний год график показал снижение на шестьдесят процентов. Дальше последовали графики количества сотрудников корпорации, занятых в кружках и секциях, количества прочитанных книг, количества краж, автомобильных аварий, обращений в клинику, несчастных случаев в промзоне… Я почувствовал, что у меня покраснели уши – ведь это случилось при моем правлении. Кое-что я знал, что-то предполагал, но Рыжий мне показал полную картину, во что превратилась жизнь в нашем городе. – Ты прекрасно знаешь, что мы готовим запрет на продажу алкоголя, – сказал я, возвращая листки. – Зачем ты мне это показываешь? – Это еще не все, – сказал Рыжий, достал телефон, включил видео и развернул телефон экраном ко мне. На экране показался Ян. Он сидел в шезлонге, усталый, состарившийся, в спортивных штанах и какой-то шерстяной кофте. – Марио, какая-то мутня у тебя получается, – услышал я его голос. – Ты бы сбавил обороты, хрен с ней с корпорацией, людей ведь жалко, город жалко, он был неплохим местом до тех пор, пока ты не захотел сделать его лучше. Навестил бы меня, нам есть о чем поговорить. Рыжий выключил телефон, достал из папки три листочка. – А вот это главное, – сказал он. Тут Ольга встала, подошла к кухонной стойке, налила еще вина. Возвращаясь на место, она слегка коснулась моего плеча. – Это главное, – сказала она и села на кровать. На листах был текст. Вернее, таблица с колонками: номер, проблема, степень важности, дата устранения, количество затраченных часов на устранение. Я пытался читать, но буквы расплывались, скакали из строчки в строчку. Я только выхватывал отдельные слова: ошибка в определении координат, неверная оценка намерений, опечатки в именах, неправильные рекомендации, остановка работы при… – Это только по последнему проекту, – сказал Рыжий. – Мы из-за этих ошибок потратили миллионы на штрафы и сотни тысяч на исправление твоей халтуры. – Зря ты начал бороться с бюрократией и формалистикой в работе программистов, – сказала Ольга.