ераторской охранки, а все-таки оказаться во дворце.
Когда машина – через долгие несколько десятков секунд, во время которых гостя просветило многочисленными датчиками и сканерами, - появилась на залитой солнцем лужайке на окраине парка, Гестамп позволил себе вздохнуть с облегчением.
Боллерт остановился, и лорд-директор немедля – но и без спешки, сошел на мягкую, изумрудную траву. Сбросив с плеч плащ, он оставил его на земле – оставшись в удивительном наряде, и двинулся через парк к белоснежному дворцу. Многочисленные гости – не получившие приглашения во дворец, предусмотрительно расступались перед попавшим в высочайшую опалу лорд-директором. Но несмотря на угрозу казни, нависшую на Гестампом, его авторитет все еще был так силен, что не было никого, кто осмелился бы рискнуть продемонстрировать даже тень насмешки.
Никого, кроме одного человека – высокий и коротко стриженный герцог Мэлландер находился не во дворце подле правителя – как полагалось его статусу, а в парке, явно ожидая прибытие лорд-директора.
Двое мужчин остановились друг напротив друга – и над всем парком повисал тишина – казалось, даже птицы замолкли. Некоторое время непримиримые – на протяжении последних веков – противники, молча смотрели друг на друга. Гестамп выжидающе, Мэлландер с отстраненным интересом. Они были внешне похожи оба – прожившие больше тысячи лет, моложаво выглядящие чиновники. Только Мэлландер был в парадном мундире адмирала флота, а Гестамп в тоге, делающей его похожим на сенатора времен начала Эпохи Империи. Сегодня была очень серьезная причина для того, чтобы лорд-директор был без форменного кителя, а в этом легком наряде – который последние несколько веков, во время правления нынешнего императора, могли позволить себе очень немногие в Септиколии.
- Хотел бы выразить вам признательность, лорд-директор. За решения, которые смогли спасти честь и жизнь… моей дочери, Алисии, - сделав долгую, и очень опасную для себя паузу, неожиданно произнес Мэлландер.
Гестамп кивнул и приподнял в удивлении бровь, показывая что удивлен, но оценил жест герцога – Дом которого несомненно влиятелен, но не настолько, чтобы не опасаться прямой конфронтации с Императором. Правитель несомненно расстроится, узнав, что Мэлландер прямо и открыто дал понять, что одобряет недавние действия опального лорд-директора – ведь именно об этом хотел сказать Мэлландер, специально сделав паузу перед упоминанием имени своей дочери.
Император будет недоволен, если ему доложат о словах и тоне Великого Герцога, конечно же – вспомнил вдруг Гестамп, кто именно теперь является главой службы внутренней безопасности после того, как Император снял его, Гестампа, ставленника. Сам лорд-директор не стал бы так рисковать – даже имея на должности руководителя охранки своего человека, но Мэлландеры всегда отличались отвагой и небрежением опасности. В разумных пределах, конечно же – учитывая то, что Дом смог не только уцелеть со времени самых первых волчьих веков, но и остаться одним из самых влиятельных в Септиколии.
- Это была достойная партия, - неожиданно протянул руку Мэлландер. После крепкого и сухого рукопожатия Великий Герцог порывисто развернулся и отправился по красной аллее, ведущей на территорию осени – удивительно красивый сектор дворцового парка, где царствовали красно-золотые краски увядающего лета. Туда, где ожидали яхты и катера тех, кто покидает банкет.
Гестамп проводил взглядом Мэлландера, и с высоко поднятой головой прошел под массивным портиком, направляясь по дорожке между двух прудов с фонтанами к широкому крыльцу главного входа во дворец. Сейчас станет известно, сможет ли он поставить достойную точку в своем существовании.
Глава 15. Империум. Летний дворец
Лорд-директор быстро – в нарушении протокола, поднялся по ступеням, и прошел сквозь распахнутые кавалергардами высокие двери. Ему предстоял путь в главный бальный зал – путь, который Гестамп впервые за долгое, очень долгое время, проделал в одиночестве. Еще одна насмешка – торжественный прием уже давным-давно начался, и лорд-директор ощутимо опаздывал к назначенному времени – прибыть к которому было физически невозможно, получив разрешение на приземление только в зоне лютой зимы.
По всему коридору вдоль больших батальных полотен, изображавших великие победы септиколийских императоров разных эпох, на одинаково-равных промежутках стояли кавалергарды в полностью глухой броне. Гестамп невольно отметил, что если раньше внешний круг личной императорской стражи был облачен в броню, стилизованную под древние доспехи – что не добавляло боевой эффективности, то теперь на кавалергардах была экипировка, используемая в элитных боевых лейб-гвардейских частях – но сохраняя верность традиции, в сине-золотых цветах императорского дома. Подспудно ожидая того, что перед ним возникнет начальник охранки, Гестам продолжал шагать под высокими сводами, одну за другой рассматривая картины с эпических полотен. И даже немного удивился, когда без препятствий оказался в главном зале.
Мажордом в длинной ливрее и старомодном парике поднял жезл и громко ударил в мраморный пол:
- Лорд-директор Гестамп, глава департамента стратегического планирования! - разнесся его зычный голос под сводами зала.
Ни одного титула лорд-директора мажордом не добавил. Гестамп ощутил его эмоции – испуг, смущение, чувство вины. Но не удостоил распорядителя взглядом.
Лорд директор – несмотря на то, что голос мажордома разнесся по всему залу, увидел, что на его прибытие никто не обратил внимание. Это не было неожиданностью, но оказалось совершенно непривычно – с подобным он сталкивался в последний раз больше двух тысячелетий лет назад.
Во внушительном царском зале находилось более тысячи человек – аристократы всех мастей переговаривались, танцевали – над сводами висел гомон, смех и шелест юбок. Гестамп, остановившись подле одной из подпирающих высокие своды колонн, сразу оказался в одиночестве – присутствующие будто бы невзначай разошлись, образовав вокруг опального лорд-директора пустое пространство.
Впрочем, Гестампу это было только на руку. Первый раз за долгое время он смог внимательно рассмотреть происходящее – раньше, стоило ему только появиться на мероприятии подобного уровня, вокруг него толпились десятки, если не сотни человек, ожидающие своей очереди для того, чтобы могущественный лорд-директор уделил им хотя бы толику внимания.
Внимательно осматриваясь, Гестамп отметил, что изменился порядок расположения кавалергардов второго круга императорской стражи – теперь они стояли по всему периметру зала, располагаясь рядом со статуями, изображающих героев Империи разных эпох. Кроме того, непосредственно в зале присутствовало несколько клонов – из первого, самого близкого круга охраны Императора – которые обычно располагались в непосредственной близости к трону.
Гестамп – один из немногих, знал, что именно они – вернее, мнимые страхи правителя в том, что кто-то может перехватить контроль над императорской стражей стали причиной геноцида умников – который впоследствии назвали их восстанием.
Отвлекшись - рассматривая устрашающую маску шлема одного из клонов, Гестамп вспомнил, с какими проблемами столкнулась Империя тогда. Впрочем, не будь спровоцированного в том числе и им самим – путем мягкого давления на страхи Императора, геноцида расы искусственного интеллекта, проблем у Септиколии – не у Империи, могло быть несоизмеримо больше.
Лорд-директор продолжал осматриваться по сторонам и неожиданно понял, что не видит никого из верхушки Опоры Трона. Единственный, кого Гестамп заметил – был Мэлландер, императорский бал уже покинувший. Это заставляло о многом задуматься – основательно задуматься, но менять свои планы Гестамп не намеревался.
Неожиданно свет в зале начал понемногу угасать, и все вокруг постепенно погрузилось в полумрак – а после и вовсе наступила практически непроглядная темнота. Неподалеку раздался гомон голосов, больше восхищенный – искусственно восхищенный – демонстрируя предвкушение очередной императорской забавы. И ожидания не подкачали – из-под потолка вдруг ударил направленный луч, высветив в центре зала одинокую фигурку.
Собравшаяся толпа ахнула – на мраморном полу стояла полностью обнаженная, закованная в цепи Камилла Мелани, принцесса Нави. Герцогиня выглядела испуганной – худенькое тело сотрясала крупная дрожь, а знаменитый живой дракон татуировки на плече – известный всей Септиколии, словно бы съежился в страхе, уменьшившись в размерах.
Резкий стук жезла невидимого во мраке мажордома заставил многих вздрогнуть.
- Леди Камилла… - начал было мажордом, но заставив его осечься на полуслове, вдруг зажегся второй яркий луч, высветив восседающего на недавно пустом троне Императора. Второй луч был гораздо ярче того, в центре которого находилась принцесса Нави - если она стояла в небольшом кольце ослепительно белого, холодного света, то правитель был освещен синими с лазурью, ярко-живыми лучами.
Подле его ног – на полу – устроилась новая, но горячо любимая игрушка Императора. Леди Лавиния, бывшая невеста адмирала Кортеза – которая согласно желанию повелителя расторгла помолвку и прибыла на Империум совсем недавно. Девушка, так отличающаяся своей необычной и натуральной красотой от многочисленных придворных дам, формирующих внешность согласно последней моде, была наряжена в откровенный наряд из леопардовой шкуры, полулежа и с кошачьей грацией касаясь ног повелителя Империи.
Задумчиво перебирая пальцами длинные волосы своей игрушки, и явно наслаждаясь моментом, правитель заговорил деланно усталым голосом:
- Леди Камилла, принцесса Нави, великая герцогиня Мелани, и прочая и прочая… получила приглашение на высочайшую аудиенцию. И проигнорировала его! – повысил голос правитель, воздев палец к небу.
Во мраке раздался слитный выдох – публика понимала, что именно этой реакции ждет от них повелитель. Гестам уже примерно представлял, что будет дальше – поэтому, в демонстративном отчаянии продемонстрировал поникшие плечи и закрыл лицо руками. Ему было необходимо разбудить в себе изначальную форму – и для этого требовалось время. Так что опустившийся мрак и желание Императора устроить красочное шоу оказалось как нельзя кстати.