- Я буду сражаться своим оружием, - повернулся я к Гасептулу, положив ладонь на рукоять светового меча на поясе. И, чтобы пресечь попытки новых подданных вручить мне доставшиеся по наследству смертоубийственные железки, вышел еще ближе к центру зала. Достаточно острый момент – если со своим тут нельзя, то в момент вероятность моей смерти серьезно усиливается.
В себя я не слишком верил - трезво оценивая шансы против опытного в фехтовании противника – учитывая собственное умение. Вернее, неумение. И если сейчас Гасептул скажет, что сражение на принесенном с собой оружии невозможно, тогда даже и не знаю – может стоит отказаться от поединка? Мне ведь всего лишь надо вновь отвезти на смерть несколько сотен человек, и покинуть эту планету навсегда. Но глянув в маленькие глазки Хайфата я вспомнил хрупкую девочку и понял, что отказываться…
Прерывая размышления, Хайфат что-то пролаял, не отрывая от меня взгляда.
- Ты настаиваешь на использование имеющегося при себе оружия? – спросил меня на интере Гасептул. Я в это время пристально глядел на Хайфата – обычаи обычаями, но интер это боров несомненно понимает, и мог бы говорить на человеческом языке, а не на своем варварском наречии. Раздражение поднималось все выше – настолько, что уже хотелось кого-нибудь убить.
- Да, я настаиваю на использование имеющегося при себе оружия.
Гасептул остался с непроницаемым выражением лица, но я почувствовал какую-то неправильность. И по наитию обернулся, найдя взглядом долговязого верзилу. Этот предупредительной мимики не скрывал, и я понял, что возможно совершаю ошибку.
Надо было расспрашивать подробнее. Но что уж теперь – что сделано, то сделано.
Подтверждая мою догадку о допущенной оплошности, Хайфат вновь что-то пролаял, и отошел на несколько шагов, положив руку на рукоять меча и, судя по виду, в любой момент готовый обнажить оружие.
Гасептул предупредительно вздернул брови, глянув на меня и деланно неторопливо поднял руки, демонстративно готовясь хлопнуть в ладоши. Неужто вот так сразу, без подготовительных речей начнется поединок – подумал я, снимая с пояса рукоять светового меча.
Я замер, не двигаясь с места – заранее сдвинув вверх предохранительный круг, но не торопясь пока активировать клинок, не раскрывая собственного преимущества. Сейчас начнется поединок, и этот пузан пусть только приблизится – мне всего то нужен один удар, потому что его изогнутый и широкий меч не станет препятствием для силового клинка, способно пробить щиты брони последнего поколения.
Бородатый толстяк не выглядел опасным противников – конечно, он из джаргов, а они учатся убивать врагов раньше, чем земные дети хлопать кусающих комаров, но комплекция Хайфата в отличие от остальных серьезно отличалось. Плотное, поддерживаемое широким поясом пузо, сметанные щеки – мой противник отличался от многих присутствующих вождей, и тем более высушенных жаром солнца полевых командиров.
В повисшей в зале тишине хлопок верховного вождя прозвучал резко и громко. Я остался стоять на месте, ожидая приближения бородача, а тот вдруг неуловимо быстро – для своей комплекции, взмахнул руками.
Первый метательный нож я не увидел – едва почувствовал опасность, и дернулся – тут же почувствовав тупой удар в плечо. Руку словно парализовало – напряженным усилием я попробовал удержать выскакивающий из непослушных пальцем меч, и в этот момент увидел второй метательный нож. Он летел в глаз, но из-за моей попытки уклониться чиркнул по лицу. Мгновенье, и меня накрыло вспышкой режущей боли, а по подбородку и шее хлынула кровь. Третий метательный нож попал в живот, родив очередной очаг боли – я сгруппировался, сдерживая стон и машинально, поддавшись панике, пытаясь закрыться руками.
К частью, ножи у противника кончились, и он приближался ко мне. Я перехватил рукоять силового клинка из правой руки в левую, чувствуя, как с каждой секундой из меня уходит жизнь, с трудом удерживаясь на ногах. Хайфат вдруг невероятно быстро скользнул вперед – мелькнул клинок, и спасаясь от смертельного удара, я просто упал. Обманчиво неповоротливый пузан тут же ударил ногой – сверху вниз, подошвой по запястью левой руки, держащей рукоять меча. Сухой треск кости, казалось, разнесся по всему залу – а меня словно пронзило электрическим разрядом. Из горла вырвался крик боли, а сквозь багряную пелену я увидел, как Хайфат заносит клинок, намереваясь пригвоздить меня к полу.
Закричав от боли и унижения, я из последних сил извернулся, с трудом перехватывая правой – не сломанной рукой, меч. В этот момент ощутил скрежет металла по кости – клинок Хайфата воткнулся в меня - но благодаря тому, что я извернулся змеей, меч скользнул по ребрам, вместо того чтобы проткнуть меня насквозь, вспарывая живот. Противник ударил снова – и в тот момент, когда я почувствовал в своих внутренностях холодную железку – острие которой оказалось из спины, взрезав кожу, я каким-то чудом нащупал кнопку активации.
Падая на спину, взмахнул мечом – слабенько, криво – уже в агонии. Если бы это был стальной меч, он не смог бы и нитку перерезать – но силовой клинок с пугающей легкостью, под острым углом, прошел через опорную ногу Хайфата. Когда каргарианец оступился на отрубленной ноге, меч глубоко погрузился в тело бородача, взрезая его пополам. Перед тем как умереть, я успел ощутить омерзительный запах паленого кишечника и почувствовал, как на меня вывалились склизкая груда внутренностей.
Глава 22. Выбор без выбора
«Чтобы вступить в рукопашную схватку боец должен потерять: автомат, пистолет, нож, ремень, лопатку, а также найти ровную площадку, на которой не валяется ни одного камня или палки. Самое же главное условие – на этой площадке должен быть такой же раздолбай» - периодически любил повторять Север во времена, когда в учебной части Второй гвардейской нас учили контактному бою. Конечно, это была шутка из разряда «за триста» – контактный бой, особенно в узких переходах и помещениях, а также абордажных схватках, являлся нашим постоянным спутником. Силовые клинки, используемые космодесантом, применялись на рефлекторном уровне, выигрывая часто так необходимые мгновения.
Да, нас не учили дуэлям на холодном оружии – это было лишь обучение рукопашной схватке с оружием в руках, а умение наносить удар глаза-в-глаза являлось мерилом психологической готовности, устойчивости, а также показанием умения убивать. В Империи действовал дуэльный кодекс, но он был игрушкой аристократов, среди которой выяснение отношения поединком было делом вполне обыденным. Нам же, простым подданным – пусть даже и солдатам космодесанта, фехтование как таковое не требовалось. Но в рукопашной схватке с холодным оружием я не видел ничего экстраординарного, обладая определенной базой умений, и именно поэтому стоя напротив бородатого пузана, весьма спокойно воспринял перспективу дуэли с ним.
Это была большая ошибка – счесть эпизод потраченным, не обратив внимания на беспокойство Гасептула и явную предупреждающую мимику моего нового поданного – долговязого верзилы. Если бы не снедающее меня раздражение на всех и вся, или небольшое усилие, позволяющее взять себя в руки – да даже малая толика критического мышления, и подобного глупого просчета бы не произошло.
Хайфат ведь откровенно выделялся из толпы высушенных солнцем каргарианцев. Так обращает на себя внимание в летнем офисе среди бледных коллег вернувшийся из отпуска загорелый сотрудник. В двадцать первом веке загар в моде – это показатель, что у человека достаточно времени для того, чтобы проводить его под солнцем в беззаботном отдыхе. Как раньше, еще столетие назад, в моде была белоснежная кожа – как признак, что ее обладатель не тратит время в поле под палящим солнцем, зарабатывая себе на хлеб.
Аналогично и с полнотой – мужской и женский идеалы красоты на Земле еще совсем недавно отличались от общепринятых ныне естественно атлетичных и спортивных подтянутых фигур – было время, когда наличие жира показывало возможность упитанного человека жить и питаться в достатке. И я должен был обратить на это внимание – Хайфат был совершенно другим, кардинально отличающимся от большинства. Его можно было назвать дородным – а ведь это слово исстари не употребляется в уничижительном значении, символизируя не только большой вес физический, но и, можно сказать, влияние и положение.
Но даже не различие в телосложении среди худых и высушенных джаргов, в толпе которых Хайфат выглядел совершенно чужеродно – что пусть косвенно, должно было меня насторожить, а другой, откровенно явный признак не привлек моего внимания. Если в глазах Хайфата я заметил капельки имплантов, то почему не подумал о том, что у него могут быть другие усиления способностей?
Это была моя фатальная и недопустимая ошибка – я оценил происходящее совершенно неправильно, рассматривая информацию со своей точки зрения подданного, даже не гражданина – для которого глазной имплант, заменяющий визор и блок личного терминала — невероятно высокое достижение. Я ведь даже не учитывал возможность того, что у Хайфата могут наличествовать другие усиления организма – и столкнувшись с его нечеловечески быстрой скоростью действий и реакций оказался застигнут врасплох. От жгущего стыда за позор произошедшего хотелось взвыть – меня сковало холодом озноба от осознания того, насколько самонадеянность и бесконтрольные эмоции обернулись проблемами лично для меня и для плана Мальозы в целом.
Во всем происходящем присутствовал лишь один положительный момент: отчетливое осознание ошибки, жгучий стыд и смятение внутри – наверное, именно эти чувства помогали мне не обращать внимания на ледяной ком памятного тяжелого страха в животе. Если бы не душевные терзания, я бы гораздо более тяжело переносил воспоминания о том, как холодная сталь разрезает мои внутренности, забирая жизнь. Подобное ранение - без оперативного вмешательства стимуляторов, оказалось тяжким испытанием для психики, и даже сейчас – терзаясь в мыслях о катастрофической ошибке, на грани сознания я еще боялся произошедшего, испытывая буквально животный ужас.