— Да.
— Так ведь нельзя…
— Что — нельзя?
— Десять правил общежития.
— Я зачаровал их в другом месте, — убираю тонфы в рюкзак. Не люблю, когда за моими тренировками наблюдают. — Квартиру снял.
— Научи меня, — вдруг выдает Катя.
— Что?
Девушка останавливается передо мной, загородив силиконовую куклу. Скрещивает руки на груди.
— Научи пользоваться этими штуками.
— Тонфы, — автоматически поправляю собеседницу. — Это японское оружие. С Окинавы.
— Буду знать. Научишь?
Вот настырная.
— Послушай, — пытаюсь объяснить я. — Ты должна четко понимать, зачем тебе это нужно. В Столпах есть клубы восточных единоборств, а в них — профессиональные тренеры.
— Я обратилась к тебе.
— Тонфа бесполезна против одаренных.
— Даже с апгрейдом?
— Ну… — меня застали врасплох. — Смотря какой апгрейд. Эти тонфы пробивают низкоуровневые защитные ауры.
— Я так и думала. Что еще?
— Смотри.
Достаю модернизированную дубину из рюкзака и швыряю на песок. Протягиваю вперед руку, мысленно сосредоточившись. Телекинез в той или иной форме присутствует в разных стихийных техниках, но мои тонфы заточены под обычного человека. Меня.
Тонфа, нарушая все законы гравитации, взлетает в воздух и укладывается ударной поверхностью в правую ладонь.
— Обалдеть, — восхитилась девушка. — Давай еще раз.
Кидаю оружие на землю.
Катя протягивает руку и пытается повторить фокус.
Ноль реакции.
— Что не так?
— Это персональная модификация. Мы связаны через астрал.
Девушка вздохнула.
— Как всё сложно с тобой.
— Я же говорил.
Сегодня Катя в спортивном костюме серого цвета — мешковатом и легком. Фигура у нее что надо, вот только Катя предпочитает «мамкин стиль». Во всяком случае, сегодня. Думаю, столкновение с карателями кое-чему ее научило.
— Послушай, — ловлю на себе пристальный взгляд ее зеленых глаз. — Я простолюдинка, как и ты. И мои одноклассники меня сожрут в сентябре. Если я не научусь защищать себя.
— Ты же адепт огня. Используй свои сильные стороны.
— У меня их нет. Ты ведь был там, на реке. Мои способности… их придется развивать.
— За тобой не стоит толпа родовитых предков, — замечаю я. — Хорошо, что в тебе пробудился дар. Хоть какой-то. Это большая редкость.
— Ты издеваешься?
— Нет.
— Знаешь, почему я здесь?
— Дай угадаю. Родители пропихнули.
Девушка покачала головой.
— Нет у меня родителей. Я из интерната.
Упс.
— Извини.
— Не извиняйся. Ты не знал. Дар помогал мне защищаться… там. А потом руководство интерната решило, что я создаю слишком много проблем.
— Только не говори, что тебя включили в программу обмена.
— Есть и другие программы, — возразила девушка. — Гуманитарные. Для сирот и приравненных к ним личностей.
— Здорово. Хороший шанс для тебя.
— Ты не понимаешь, — ее глаза сузились. — Я не хотела сюда, меня заставили. Просто перевели. Отправили документы из интерната в Столпы. Выписали направление. Моим мнением никто не интересовался. В интернате я могла дать сдачи кому угодно, просто врезав «Пламенеющей яростью». А здесь я…
— Дно.
— Именно.
Катя даже не обиделась.
— И ты думаешь, тонфы тебя защитят?
— Вполне.
Бросаю ей вторую тонфу.
— Лови.
Девушка выхватывает оружие из воздуха. Реакция есть — уже хорошо. Случай не безнадежный.
— Ударь меня.
— Зачем? — опешила она.
— Считай это проверкой. У тебя есть оружие, оно пробивает «Полыхающий щит». Я с голыми руками. Ударь.
Катя перехватывает тонфу поудобнее и пытается ткнуть меня в бедро. Грамотно, но я слегка смещаюсь в сторону.
Резкий рубящий взмах.
Дубина встречается с пустотой.
Разозлившись, девушка делает два коротких шага в мою сторону и со всей дури лупит воздух. Ее заносит после каждого удара.
Мои движения экономны и предельно рациональны. Тело перетекает из одного положения в другое подобно воде. Хорошо, что передо мной — не профессиональный боец. Физическая форма Сереги оставляет желать лучшего.
— Ты уклоняешься.
— Да.
Катя перебрасывает тонфу в левую руку, поменяв хват. И пытается зацепить мою лодыжку рукоятью.
— Уже лучше, — подняв левую ногу, я ставлю ее на прежнее место. И, не удержавшись от искушения, толкаю Катерину правой ногой в пятую точку. Девушка теряет равновесие и падает на песок.
— Эй! — в ее голосе звучит неподдельная обида. — Нечестно!
Качаю головой, наблюдая за тем, как моя несостоявшаяся ученица выпрямляется и отряхивает со штанов пыль.
Две тонфы взвиваются в воздух и прыгают мне в руки. Одна дубинка выкручивается из хрупкой девичьей руки. Надеюсь, соседка не вывихнула кисть.
Укладываю оружие в рюкзак.
Забрасываю одну лямку на плечо.
— Развивай огненные техники.
Развернувшись, неспешно покидаю школьный полигон. Катя — девушка симпатичная. Во всех смыслах. И при других обстоятельствах я взялся бы за ее обучение. Но — не сейчас.
Слишком много проблем.
Слишком мало времени.
Глава 19
Чучело похоже на меня.
И от этого становится жутко.
Я замер, глядя на силуэт, собранный из разного хлама и непостижимым образом повторяющий мою осанку. Голова представляет собой мешок, набитый соломой. Ну, или чем-то мягким наподобие поролона. К голове приклеена маска с нарисованными чертами моего лица. Неведомый художник старался, выводил каждую черточку. Карикатура, но не бесталанная.
Туловище чучела было распято на деревянном кресте и перепачкано красной краской. В трех или четырех местах из «подарка» торчат рукояти ножей, арбалетный болт, стрела и топор. Ума не приложу, как горе-скульпторы сумели всё это закрепить в мягкой основе.
Несущий стержень креста вбили между двумя тротуарными плитами. Подозреваю, не без помощи магии.
Одели моего двойника в какую-то рванину.
Делаю шаг вперед.
И чучело вспыхивает.
Языки пламени охватывают крест, туловище и голову, взвиваются в серое предрассветное небо с угрожающим гудением. Солома и древесина трещат, маска молниеносно съеживается. Мой двойник корчится на кресте, обугливается, осыпается пеплом на тротуар.
Температура адская.
Мне в лицо пышет нестерпимым жаром.
Отступаю и чуть не сталкиваюсь в дверях с Дормидонтом Евграфовичем — нашим новым вахтером. Евграфович — потрепанного вида мужичонка лет пятидесяти с «пушкинскими» бакенбардами на щеках. Лицо у вахтера вечно недовольное, словно он после вчерашнего. Или похоронил кого-нибудь. Или тащит неподъемный кредит, а тут еще болезни навалились.
— Мама дорогая, — бормочет Евграфович.
И добавляет еще пару крепких словечек, которые останутся за пределами моего повествования.
Чучело разваливается на наших глазах. Крест обугливается и осыпается красными головешками. Утренний ветерок швыряет мне в лицо пригоршню пепла.
Ясен пень, я наступил ногой на некий символ, запустивший механизм огненной ловушки. Памятник людской глупости прогорел очень быстро. Значит, вбухали кучу взвеси.
— Кто это сделал? — вопрошает окружающее пространство вахтер.
А в ответ — тишина.
— Ты видел?
Это уже в мой адрес.
— Видел.
— Во гады, — Евграфович шарит по карманам пиджака, извлекает допотопный кнопочный телефон и начинает кому-то названивать. Трубку не берут. — Я вам… я вас…
Незаметно сваливаю с места происшествия.
Каратели не успокаиваются. Ко мне подобрались вплотную и четко дают понять, что травля продолжается. А хуже всего то, что обитателей общаги по пальцам можно пересчитать. Скоро администрация свяжет возникшие проблемы со мной или Катей.
От выродков я отобьюсь.
Минус в том, что предсказать все последствия этой войны никто не возьмется.
Пока мои оппоненты выбрали тактику запугивания. Странно. Я думал, каратели — это тупые быки, предпочитающие действовать «в лоб». Подозревают, что перед ними — сильный противник? Или предпочитают выматывать жертву, ломать ее психологически, а потом добивать? Склоняюсь ко второму варианту.
На дворе — 31 августа.
Завтра в школу.
Подарок мне преподнесли символичный. Если учесть, что сегодня суббота, а мажорным деткам надо отсыпаться после пятничного загула по ночным клубам, целеустремленность супостатов внушает невольное уважение.
А теперь о главном.
Я, боевой волхв экстра-класса, выперся из корпуса общежития, не активировав ни одной защитной ауры. Угодил в ловушку — и глазом не моргнул. В следующий раз меня пробьет «Полосой жара». И это будет последним воспоминанием никчемной жизни корректировщика-недоучки.
На полигоне меня ждет Катя.
Шесть утра, суббота, пасмурно.
Меня это не останавливает, ее — тоже.
Третий день подряд я прихожу спозаранку на полигон и сталкиваюсь с соседкой по общежитию. Вот же угораздило вступиться за нее тогда, у «Копеечки». Нажил врагов и попрактиковаться в боевых техниках адептов огня спокойно не получается. Спокойно — это без лишних свидетелей. Я не люблю демонстрировать посторонним весь арсенал своих трюков.
Что ж, посмотрим кто кого.
Уверен, у нее не хватит выдержки, чтобы преследовать меня неделями и месяцами. К тому же, с началом учебного года появятся другие школьники, и мне придется сменить полигон. Или выбрать время, когда тут вообще безлюдно. В четыре утра, например.
Катя не занимается.
Демонстративно сидит на травянистом холмике и сверлит меня взглядом. Не пытается заговорить. Просто сидит.
Неспешно направляюсь в противоположный сектор полигона. Бросаю рюкзак на плоский гранитный камень и — в пробежку. Меня не интересуют беговые дорожки с пружинящим красным покрытием. Только хардкор, только пересеченная местность.
Девушка неотрывно следует за мной, отставая на двадцать шагов. Раздражает. Полигон общий, это понятно. И предъявлять претензии человеку, решившему потренироваться в шесть утра, глупо. Терпи, Ярослав. Ты ведь мужик.