В глазах его вновь заблестели веселые лучики.
— Ты шутишь?
— Вовсе нет. Теперь она весит двести фунтов!
Стефани опять опустила взгляд в бокал.
— Лично я рада, что она ушла из твоей жизни.
Признавшись в этом, она как будто шагнула к краю невидимой пропасти.
Мигель удивленно выгнул бровь:
— В самом деле?
Стефани подняла голову и соблазнительно улыбнулась:
— Я уверена, что за тобой всегда бегал целый табун женщин.
— Вовсе нет, — засмеялся Мигель. — Я был тощим нищим парнем, от которого дурно пахло. Соседские девчонки звали меня Вонючка.
— Как жестоко! — Стефани вытянула ноги. Длинная трава щекотала ей лодыжки.
— После смерти отца я работал в доках Барселоны — чистил рыбу, чтобы поддержать семью. А запах рыбы неистребим. Он преследовал меня много лет подряд.
Стефани засмеялась, на душе у нее стало легко. Она налила себе еще вина, уже не считая, сколько выпила раньше.
— Как же ты нашел время, чтобы стать великим матадором?
Мигель допил бутылку, бросил ее в густую траву и достал из корзинки другую.
— В выходные я играл с другими ребятами в корриду. Американские мальчишки гоняют на улицах футбольный мяч, а я размахивал игрушечной пикой. Иногда я был тореро, иногда быком.
— Ты, как Ренальдо, гонялся за известными матадорами?
— В Барселоне не было ни одного известного матадора. Я ждал, когда они сами ко мне придут.
Улыбка его померкла, он опять замкнулся.
— И они пришли?
Мигель затушил сигарету и тут же закурил другую.
— Мне было пятнадцать лет, и от меня все так же несло рыбой. На драгоценные песо, которые я отложил, долгими часами работая в доке, я купил себе билет на корриду с Хуаном Агиларом, моим кумиром, Правда, место было не очень хорошим, но это не имело значения. Когда я шел на трибуны, меня остановила прекрасная дама в большой — просто огромной — белой шляпе. Она сказала, что ее неожиданно вызвали по делам, и предложила мне свой билет.
— И что же это была за дама?
— Жена Хуана. Она дала мне билет в его ложу. Выйдя на арену, Хуан поднял голову и увидел, что я сижу на месте его жены. Он подошел ко мне и потребовал: «Уноси отсюда свою тощую вонючую задницу!» Я показал ему билет и объяснил, каким образом он у меня оказался. А потом сказал, что когда-нибудь стану самым знаменитым матадором из всех когда-либо живших на этом свете. Даже более знаменитым, чем он.
— Так и сказал?
— Представь себе. В общем, Хуан велел мне остаться после корриды. По каким-то одному ему ведомым причинам он взял меня с собой в турне и начал лично обучать искусству матадора.
Стефани внимательно слушала.
— А где сейчас мать Паломы?
— Она умерла. Погибла в автомобильной катастрофе по дороге в Севилью за год до кончины Хуана. Говорили, что после ее смерти он запил, но я никогда не видел его пьяным. Палома осталась совсем одна.
— И что с ней стало?
— На смертном одре Хуан попросил меня позаботиться о его дочери. И я обязан выполнить его просьбу.
«Еще бы, — подумала Стефани, — ведь это была воля умирающего!»
— После смерти Хуана ты хотел покончить с собой? Вот почему ты напился перед выступлением?
— Я убил Хуана и решил умереть сам. Я не мог смотреть в глаза разгневанных зрителей. Я не мог смотреть в глаза самому себе.
Они надолго замолчали. Стефани слушала ночные звуки. У них над головами по веткам порхала пташка. Легкий ветерок колыхал листву. Где-то на склоне холма мычали коровы, вдалеке лаяла собака. В разделяющем их пространстве плыл сигаретный дым.
— Как ты поступишь с Паломой? — спросила Стефани, чувствуя, что приближается к самому краю пропасти.
Мигель лишь глубоко вздохнул.
— Ты ее любишь? — Она долго не решалась задать этот вопрос, но вино придало ей смелости.
— Я уже говорил тебе на вилле, что я ее опекун. Палома мне как сестра. Она меня тоже не любит. У нее есть жених.
— И что же ты будешь делать? Обручишься с ней в угоду толпе?
Он выпил еще один бокал вина, но не спешил отвечать. Сердце Стефани кольнуло подозрение.
— Ты хочешь на ней жениться?
— Нет. — Он покачал головой. — Я хочу жениться на тебе.
О Боже, а ведь он не шутит!
В полном замешательстве Стефани встала. Она боялась впускать Мигеля к себе в душу. Испанцы ни за что не допустят, чтобы их матадор женился на американской журналистке! Внезапно Мигель подхватил ее на руки и погладил по волосам, задев заколку, которая с легким стуком упала на гравийную дорожку.
— Выходи за меня замуж! Я знаю, это звучит эгоистично, даже жестоко, но я прошу тебя ответить согласием. И не верить тому, что ты услышишь или прочтешь в газетах на следующей неделе. Обещай мне, querida, что дождешься конца всей этой шумихи.
Как она могла ему это обещать?
— А что ты обещаешь мне?
— Что всегда буду тебя любить.
Стефани прильнула к нему всем телом, вновь ощутив его запах. В глубине души она знала: когда на арену выйдет первый бык, Мигель ее забудет. Он обхватил ее голову ладонями.
— Обещай мне, пожалуйста.
Его поцелуй наполнил ее блаженством. Она отчаянно цеплялась за разумные доводы, но тело предательски таяло. Это был его сад, его мир!
Стефани оттолкнула Мигеля и окунулась в прекрасные зеленые омуты его глаз.
— Обещаю.
«Я не такая, как мама. Я не такая, как мама… Меня не устроят призрачные надежды».
Вернувшись в дом, они сразу же прошли в спальню Мигеля, сопровождаемые неодобрительными взглядами его родных. Комната оказалась весьма просторной. Кровать была придвинута к окну, рядом стоял письменный стол из резного дуба. Углы украшали старинные мавританские доспехи — воинский шлем и меч. На стене висела картина Пикассо, пол был устлан роскошным ковром. Ноги Стефани утопали в его густом ворсе.
Она села на край кровати и огляделась. Мигель достал еще одну бутылку вина и включил стереосистему. Зазвучала испанская музыка — быстрая, но чарующая. Матадор зажег свечи и подошел к ней с двумя бокалами.
— С тех пор как я тебя встретила, я только и делаю, что пью. — Сердце ее отчаянно колотилось, разгоняя по жилам выпитые ранее два бокала вина.
— Так тебе будет легче.
— Легче?
— Да, легче выполнить мою просьбу. — Он сел на кровать, прогнув ее своей тяжестью. — Встань вон там и разденься, только медленно.
Значит, он не станет срывать с нее платье, как было у нее дома? Он хочет, чтобы она разделась сама — у него на глазах! Эта мысль смущала и одновременно волновала.
Во взгляде Мигеля плясали озорные лучики. Ну что ж, у нее тоже есть свои фантазии.
— Надень брюки матадора и останься только в них. А потом я разденусь.
На губах его заиграла улыбка, глаза загорелись.
— Какого цвета брюки мне надеть?
— Красные с золотым.
Мигель вскочил и вышел из спальни.
«Ни за что на свете не буду перед ним раздеваться!» — решила Стефани. Она вспомнила, что ее тело бело, как лилия. Даже живя в Лагуна-Бич, она никогда не могла найти времени, чтобы позагорать на пляже. Мало того, за последний год она поправилась на несколько фунтов. Нет-нет, никакого стриптиза!
Пусть все произойдет быстро, в полной темноте. — Ожидание было пыткой. Наконец дверь отворилась. Мигель вошел и остановился на пороге, небрежно привалившись спиной к закрывшейся деревянной панели и держа в руке бокал с вином. На его мускулистой груди, поросшей редкими волосами, виднелось несколько шрамов. Красные узкие панталоны со спиральным кантом из золотой парчи плотно обтягивали его ноги, подчеркивая вздутие в паху.
— Сеньорита, позвольте сказать, что мне еще никогда не доводилось выполнять столь необычную просьбу. — Он хлебнул вина и посмотрел на нее.
— А мне обращаться с такой просьбой, — отозвалась Стефани, пытаясь отыскать в происходящем хоть что-то смешное. Однако его обольстительный взгляд вызывал в ней совсем иные чувства.
— Я томился по тебе всю неделю и теперь хочу насладиться сполна. Всякий хороший обед начинается с закуски. Разденься. Я люблю красивые зрелища.
Стефани поставила бокал на стол и прошла туда, куда он ей показал. Колени ее слегка подгибались. Усилием воли она сохраняла видимое спокойствие, как будто каждый день раздевалась перед мужчинами, но внутри у нее все кипело от желания.
Мигель по-прежнему стоял на пороге, прижимая босой ногой закрытую дверь.
Дрожащими пальцами она сдвинула с плеч бретельки. Легкая ткань скользнула к животу. Стефани расстегнула пуговицы платья, и в ту же секунду легкая ткань облаком опустилась к ее ногам. Мигель проследил взглядом за упавшим платьем и опять поднял глаза.
Она нагнула голову, занавесив волосами свое пунцовое лицо, потом расстегнула бюстгальтер, и он отправился вслед за платьем. В комнате было тепло, тем не менее ее обнажившиеся соски напряглись и затвердели. На Стефани остались только трусики.
— Сними их, — хрипло прошептал Мигель.
Она подчинилась, зацепив кружевную резинку большими пальцами, потом подняла голову и взглянула на матадора.
Казалось, он будет созерцать ее наготу целую вечность. Наконец он оторвался от двери, подошел к шкафу и взял с полки плащ матадора. Развернув ткань, он расстелил ее на полу перед Стефани.
— Садись, — скомандовал Мигель, и она опустилась на прохладный голубой атлас.
Пламя свечи отражалось от блесток на его брюках и создавало вокруг мерцающие узоры, подобные узору дубовой листвы, которым она любовалась сегодня днем.
Мигель вернулся к шкафу, достал еще один плащ и принялся вращать его в воздухе, постепенно увеличивая диаметр круга. Материя раскрывалась, подобно лепесткам огромного цветка. Мерцание ало-золотых звездочек на его брюках завораживало взгляд. Когда плащ закружил над головой Стефани, ее волосы подхватил прохладный ветерок.
Мигель невероятно легко управлял громоздким плащом. Ткань не задевала предметы, только слегка касалась Стефани.
Вокруг ее тела колыхались воздушные потоки, край плаща нежно щекотал шею и медленно скользил по груди.