В номере за 19 октября была напечатана заметка под названием «Взяточники». В ней рассказывалось о том, как в управлении промышленности Ташгорисполкома сформировалась преступная группа в которую вошли: заместители начальника управления А. Артыков и В. Попов, старшие инженеры Р. Сигал и А. Оксенгендлер, начальник отдела снабжения и сбыта И. Шилин. Эти люди брали взятки за каждый килограмм фондового и нефондового сырья, за станки, за цифру в плане. Платили им деньгами, добываемыми за счет различных «бестоварных операций», «левой» продукции, спекулятивных махинаций, которыми занимались дельцы на фабриках «Кызыл юлдуз» («Красная звезда»), текстильно-галантерейной, трикотажной № 1 и др. Отметим, что мздоимцы из Ташгорисполкома занимались своим преступным промыслом не один год: например, Сигал и Артыков встали на этот путь еще в 1957 году (отметим, что Артыков и в ту пору занимал ответственный пост: работал председателем Ташкентского облпромсовета).
Суд воздал каждому из взяточников по заслугам: Сигал был осужден на 15 лет тюрьмы с конфискацией имущества, Артыков – на 10 лет, остальные получили чуть меньше – по 8 лет лишения свободы и конфискации имущества.
Вообще взяточничество в СССР в те годы (начало 60-х) было явлением достаточно распространенным, хотя и не столь широкомасштабным, как это, к примеру, имеет место быть в сегодняшней России. Так, «тысячный» порог в данном виде преступления страна официально перешагнула только в 1958 году: тогда в судах было рассмотрено 1 241 уголовных дел по факту взяточничества. После этого с каждым последующим годом число подобных дел росло, правда, не катастрофически – прибавка составляла порядка 100–150 дел в год.
Вообще коррупция в России имела давние корни – еще с ХVI века, когда появилось, так называемое, «кормление от дел», которое было почти узаконенным способом личного обогащения чиновника. В последующем, несмотря на произошедшие в ХVIII веке изменения в системе государственного управления, традицию «кормления» искоренить так и не удалось, а с ростом управленческого аппарата коррупционные действия приобрели и вовсе всеобъемлющий характер. И лишь после Октябрьской революции 1917 года коррупцию удалось существенно обуздать, но не искоренить. Даже при жестком сталинском режиме общество продолжали сотрясать коррупционные скандалы.
К примеру, в конце 40-х годов много шума наделало так называемое дело Мосминводторга. Эта организация содержала в Москве павильоны, где продавались в розлив пиво и водка. Служба в этих павильонах была настолько прибыльной, что, для того чтобы устроиться на нее, требовалось «отстегнуть» начальникам 15 тысяч рублей, а эта сумма тогда равнялась шестидесяти месячным стипендиям студента-отличника МГУ. Место же руководителя павильона оценивалось в два раза выше. Зато, устроившись в павильон или палатку, можно было с помощью элементарного недолива возместить затраты в течение одного месяца. И все оставались довольны. Продавец получал свою долю левого навара, инспектора – свою, даже районное отделение милиции было не в обиде на торг, имея свой процент от левых денег.
И вот в конце 40-х годов директора торга Федунова все-таки взяли. Тогда этот арест навел страху на московских барыг, правда, ненадолго. Вскоре, используя связи в Секретариате Президиума Верховного Совета СССР, Федунов был помилован и вышел на свободу.
Другое громкое коррупционное дело той поры было датировано 1950 годом. Тогда в Верховном суде РСФСР на взятках «погорели» несколько членов суда и консультантов. Секретарь Военной коллегии некто Буканов за деньги подписывал для преступников различные ходатайства с указанием своей немаленькой должности, и последние прикрывались этими бумагами как щитом.
Однако, даже несмотря на наличие подобных примеров, следует отметить, что коррупция в сталинские годы не несла в себе институционального характера и росла достаточно медленными темпами. Сама тогдашняя система, где наличествовал жесткий административный надзор за всеми общественными институтами, не способствовала тому, чтобы коррупционеры размножались как грибы после дождя. То есть власть, зная о существовании рядом с собой той же теневой экономики, не позволяла ей укрепиться и расшириться, и с помощью штыка раз от раза проводила профилактические мероприятия по ликвидации особо зарвавшихся теневиков и коррупционеров.
Как пишет бывший советский партийный работник В. Казначеев: «Сталин понимал, что аппарат может стать коррумпированным, и именно поэтому старался свести возможность эту к минимуму, легализуя всевозможные привилегии. Пробился в номенклатуру – получай, помимо зарплаты, бесплатную дачу, паек, машину со сменными водителями, повариху, бесплатные путевки в лучшие санатории – полный «джентльменский набор», только не воруй и не занимайся поборами. Введя привилегии, Сталин освободил аппарат от мирских забот: я создал для вас условия, мне нужна от вас отдача. В партийный устав был внесен пункт: партийные взносы уплачиваются со всех доходов. Утаивание даже самого ничтожного – но постороннего! – источника дохода считалось несовместимым с пребыванием в партии. Тех, кто отступал от этого, карали беспощадно, не считаясь с заслугами. В конце сороковых годов был отправлен на пенсию председатель Совмина России, хотя ему было сорок с небольшим. Основание? Жена этого деятеля добыла еще один талон на паек, о чем муж даже не подозревал. На том и кончилась блистательно начавшаяся карьера.
Весь авторский гонорар за издание трудов Сталина поступал в партийную кассу. Член Политбюро ЦК ВКП(б) Н. А. Вознесенский получил Сталинскую премию первой степени за книгу об экономике страны в период Великой Отечественной войны – сто тысяч рублей, цифра по тем временам фантастическая. Все деньги он пожертвовал детскому дому. Партийные и государственные деятели на выступление в печати смотрели как на составную часть работы и отказывались от гонораров…».
Несмотря на то, что коррупция существовала и в сталинские годы, однако суммы ущерба, которые наносили тогдашние мздоимцы, не идут ни в какое сравнение с тем, что, к примеру, происходит сегодня в России, где коррупция носит именно институциональный характер (по сути это вторая, неофициальная власть). Специалист по организованной преступности в СССР Александр Гуров, изучив в Мосгорсуде дела 40 бандитских групп и шаек мошенников, разоблаченных за период с 1946 по 1959 год, выяснил, что их «подвиги» куда скромнее, чем дела нынешних бандитов. Одна тогдашняя банда из 17 человек, занимавшаяся хищениями, причинила убыток на сумму в 3 тысячи рублей, что, по новому исчислению, равняется сумме… в 300 рублей. Отметим, что даже за столь незначительные суммы ущерба советские преступники получали по суду максимальные сроки – от 8 до 15 лет тюрьмы.
Однако, как уже упоминалось ранее, после смерти Сталина высшая советская номенклатура сделала все от себя зависящее, чтобы отодвинуть как можно дальше карающую секиру правосудия от своей шеи. Подчеркиваю, отодвинула, но не убрала вообще, поскольку необходимость существования подобной секиры никем наверху не оспаривалось. Однако возможный урон для себя от ее действий высшая элита все-таки минимизировала. В итоге это сыграет злую шутку с обществом: очень скоро оно начнет гнить с головы, что в конечном счете и приведет к разрушению страны.
Отметим, что именно московские чиновники часто были заинтересованы в распространении коррупции на окраинах империи. Многие высокопоставленные деятели, сидящие в ЦК КПСС и различных министерствах и ведомствах, намеренно проталкивали в жизнь такие сметы и планы, чтобы затем вытягивать из нужных людей в республиках определенный денежный «навар». Кроме этого, за взятки в республики отдавались различные фондовые материалы: начиная от строительных и заканчивая зерном, мясом и даже фильмами, которые в республики попадали через союзное Госкино. По этому поводу уместно привести рассказ одного из секретарей райкома партии в Узбекистане, который описывает одну из подобных схем:
«В январе 1961 года в Москве состоялся Пленум ЦК КПСС. Пленум проходил в Кремле. Я повестку дня Пленума не помню, но помню, что он был посвящен вопросам развития сельского хозяйства и животноводства. Я не являлся тогда ни членом, ни кандидатом в члены ЦК КПСС, однако был приглашен на Пленум как первый секретарь передового райкома партии. Перед поездкой в Москву мне позвонил один из наших первых секретарей обкома и сказал: «Не забывай, что в Москве будет много гостей и потребуются деньги». Я взял с собой 800 рублей (средняя зарплата советского служащего в те годы составляла 120–140 рублей. – Ф. Р.). Когда начался Пленум, то в одном из перерывов на второй день работы Пленума меня пригласил все тот же секретарь обкома в кабину, где стояли телефоны «ВЧ». Когда мы зашли в кабину, то секретарь закрыл за собой дверь и спрашивает меня: «Деньги привез?». Я ответил, что да. Тогда он потребовал у меня: «Дай сюда». Я вынул паспорт, забрал 500 рублей и отдал секретарю…».
Как уже говорилось, правоохранительные органы были лишены возможности бороться с коррупцией в верхах: если в каком-нибудь уголовном деле в качестве подозреваемого появлялся «высший номенклатурщик», его либо немедленно выводили из дела, либо передавали данные на него на самый верх – в ЦК КПСС. А там уже решали, что делать. Чаще всего дело спускали на тормозах, чтобы не выносить сор из избы. О том, как сильным мира сего удавалось выходить сухими из воды говорит, хотя бы, следующий случай из уголовной практики начала 60-х.
В те годы в Москве была разоблачена группа расхитителей, действовавшая под крышей крупнейшего универмага «Москва». Главным действующим лицом в ней была директор универмага Мария Коршилова, до этого долгое время возглавлявшая московский ЦУМ. Работа в таком солидном заведении, да еще в руководящей должности, позволила Коршиловой обзавестись весьма полезными знакомствами (она, в частности, дружила с секретарем ЦК КПСС Екатериной Фурцевой) и стать вскоре членом горкома КПСС. Находясь на должности директора «Москвы», Коршилова сумела добиться через Министерство торговли разрешения на открытие трикотажного цеха при универмаге. Начальником его она сделала своего давнего знакомого Александра Хейфеца. Вскоре после начала работы этого цеха на прилавки универмага легли первые тенниски, майки, женское и детское белье. Вся эта продукция моментально раскупалась, что позволяло Коршиловой иметь для себя солидный куш и платить своим рабочим гораздо больше, чем они смогли бы получать на государственных предприятиях такого типа. В результате за пять лет деятельности цеха было похищено государственного имущества на 2,5 миллиона рублей.