Ключ ржавый скрипнул, завизжал засов
Она! Кого он столько ждал часов!
Он грешен — и все ж дивный ангел с ним,
Что мнится лишь отшельникам святым!
Но, в первый раз входя сюда, она
Была не так пуглива и бледна;
Тревожный темный взор ее, без слов,
Сказал: «Ты к смерти должен быть готов.
Казнь близко, и не будут медлить с ней;
Есть выход — страшный, — но ведь кол страшней!»
«Я не хочу спасенья: от меня
Ты это слышала назад три дня;
Я не меняюсь. Что тебе во мне?
Свой приговор я заслужил вполне.
Немало всюду дел за мною злых,
Так пусть паша мне здесь отметит за них!»
«Что мне в тебе? Но ведь… Ты от судьбы
Меня спас худшей, чем удел рабы!
Что мне в тебе? Иль ты, как в страшном сне,
Слеп и не видишь нежности во мне?
Мне ль говорить? Хоть вся душа полна,
Но женщина молчать о том должна…
Но… пусть злодей — ты смог меня смутить:
Боясь, жалея, стала я… любить!
Мне о другой не говори, молю:
Я знаю — любишь, тщетно я люблю.
Она прекрасней, пусть, но, и любя,
Она рискнула б жизнью для тебя?
Будь ты ей дорог, как ты дорог мне,
Ты б не был тут, с тоской наедине!
Жена корсара — с ним разит врага!
Лишь неженки сидят у очага!
Не время спорить, надо жизнь сберечь:
На ниточке висит над нами меч;
Будь снова смел, свобода впереди;
Вот — на кинжал, встань и за мной иди!»
«В цепях? Конечно, самый верный путь,
Вдоль стражи незаметно проскользнуть!
Для бегства ли воздушный твой наряд?
Кинжалом ли врага в бою разят?»
«Оставь сомненья! Стража за меня:
Я всех купила, золотом маня;
Скажу лишь слово — нет твоих цепей;
Пройти сюда могла б я без друзей?
Я провела недаром эти дни:
Мои же козни — для тебя они!
Месть деспоту злодейством не зови;
Твой враг презренный должен пасть в крови!
Ты вздрогнул? Да, я стать иной хочу:
Оттолкнута, оскорблена — я мщу!
Я незаслуженно обвинена:
Хоть и рабыня, я была верна!
Да, смейся. Но не смел смеяться — он!
Мой дух тобой не так был потрясен!
Но он — сказал, хоть я была чиста!
Так пусть над ним свершится кара та,
Что злобные нам предрекли уста!
Меня купив, пожалуй, заплатил
Он дорого, коль сердца не купил;
Он смел сказать, — хоть я чиста душой,
Что, победи ты, я б ушла с тобой!
Он лгал, ты знаешь. Но пускай пророк
Обиду стерпит, коль ее предрек.
Не я тебе спасла три этих дня:
Изобретал он, мрачный взор клоня,
И казнь тебе и муку для меня!
Да, мне грозит он, но пока горит
В нем страсть — меня, как прихоть, он щадит.
Когда ж остынет, стану не нужна
Тогда в мешке меня возьмет волна!
Что ж я — игрушка? и могу дитя
Лишь позолотой забавлять, блестя?
Тебя, любя, спасала я; тебе
Явить хотела душу я в рабе;
Пашу б я пожалела. Но теперь
И жизнь и честь пожрать он хочет, зверь
(Сказав, он не отступит ни пред чем);
И я решилась! Я твоя! Совсем!
Ты можешь все подозревать, корсар,
Верь: гнев и нежность в первый раз в Гюльнар!
Ты б не боялся, если б знал меня.
В душе восточной много есть огня!
Он — твой маяк: укажет он средь волн,
Где в гавани стоит майнотский челн.
Но в том покое, где пройдем мы, — спит
И должен не проснуться — он, Сеид!»
«Гюльнар, Гюльнар! Увядшей славы лик
Теперь лишь, страшный, предо мной возник!
Сеид мой враг; он шел на остров мой
С открытой, хоть безжалостной, душой;
Вот почему мой бриг сюда приплыл.
Мой грозный меч моей грозе грозил,
Меч — но не тайный нож! Ужели тот,
Кто женщин спас, уснувшего убьет?
Я жизнь твою не для того сберег;
Не дай мне думать, что смеялся рок.
Теперь прощай; да будет мир с тобой!
Ночь коротка — последний отдых мой!»
«Что ж, отдыхай! Лишь солнце сгонит мглу,
Весь корчиться ты будешь на колу.
Готов он, я видала… Поутру,
Знай, ты умрешь, но раньше я умру.
Все — жизнь, любовь и ненависть Гюльнар
Тут ставкою. И — лишь один удар!
Без этого нам не уйти; вослед
Погоня будет… Муки долгих лет,
Твои тревоги, мой девичий стыд
Все тот удар сотрет и отвратит!
Меч — но не нож? Как знаешь, а пока
Пусть будет верной женская рука!
Лишь миг один — конец, корсар, беде;
Мы встретимся на воле иль нигде!
А дрогну — завтра озарит восход
Мой саван, твой кровавый эшафот».
IX
Она исчезла; опоздал ответ,
Но пламенно корсар глядел ей вслед,
Потом оковы подтянул, как мог,
Чтоб не звенели, волочась у ног,
И (нет засова, путь ему открыт)
Вслед за Гюльнар, закованный, спешит.
Куда ведет извилистый проход?
Повсюду мрак; никто не стережет.
Вот слабый свет стал вдалеке мерцать,
Идти ль к нему? иль от него бежать?
Он наугад идет. Вдруг холодок
Предутренний коснулся ветром щек;
Вот на открытой галерее он;
В последних звездах блекнет небосклон;
Но он не смотрит: на него другой
Струится свет из двери запертой:
Сквозь щель лампады брезжит огонек,
Но различить он ничего не мог.
Скользнула вдруг фигура из дверей,
Метнулась, стала — то Гюльнар! Он к ней,
Глядит: о счастье! с нею нет клинка!
Смягчилась, значит, гневная рука!
Но с ужасом вдруг взор ее, горя,
Взлетел туда, где льет багрец заря!
Она волос откинула волну
Ей грудь скрывающую пелену:
Казалось, что недавно лишь она
Была над чем-то страшным склонена,
К чему-то прикоснулась, и у ней
Остался след кровавый меж бровей;
И Конрад вздрогнул, мукой полон вновь:
То был знак злодеянья верный — кровь!
X
Он был в боях; он думал, глядя в тьму,
О пытке страшной, что грозит ему;
Он знал соблазны и возмездья; он
Мог быть навек в цепях похоронен;
Но, зная битвы, ужас, муки, плен,
Вихрь всех страстей, — ни разу в глуби вен
Он льда того не чуял, как сейчас
Пред алой точкой меж горящих глаз!
След крови, чуть заметная черта
Но вся в Гюльнар померкла красота!
Пред кровью не дрожал он, но такой,
Что в битвах пролита мужской рукой!
XI
«Конец! Проснуться не успев, он пал!
Корсар, он мертв!.. Ты дорого мне стал.
Но ни к чему слова теперь. Вперед!
День наступает. В бухте лодка ждет.
Те, кто мне предан, — тоже с нами в путь:
К твоим бойцам они хотят примкнуть.
Я мой поступок оправдать смогу
Не здесь, на ненавистном берегу!»
XII
В ладони хлопнув, ждет; вдоль галерей
Все слуги — греки, мавры — мчатся к ней,
С корсара цепи молча снять спешат;
Вновь волен он, как ветер горных гряд,
Но на душе столь тяжкий гнет и груз,
Как будто в ней железо этих уз.
Молчат. Гюльнар безмолвно знак дает;
Открыт ведущий к морю тайный ход.
Покинут город; вот у ног — прибой,
Играя, брызжет в берег золотой.
Гюльнар покорный, Конрад брел вослед:
Не все ль равно — в плену он или нет?
Он холоден, как в дни, когда паша
Мечтал о пытках, ревностью дыша.
XIII
В бот сели. Бриз помчал их в кипень воли.
Корсар сидел, воспоминаний полн,
Пока вблизи громадой не возник
Мыс, где недавно укрывался бриг.
Ах! с ночи той в такой ничтожный срок
Вместилась вечность крови, и тревог,
И ужаса! Когда же скрылся мыс,
Он замер весь, лицо склоняя вниз.
Он вспоминал Гонзальво, свой отряд,
Триумф минутный, счастья лживый взгляд.
И вдруг, о милой думая, корсар
Взглянул: пред ним — преступница Гюльнар!
XIV
Та не смогла снести прямой, в упор
Уставленный и леденящий взор;
В ее глазах жестокий блеск погас,
И разом слезы хлынули из глаз.
Моля, она склоняется у ног:
«Пусть мстит Алла, но ты простить бы мог!
Чем стал бы ты, не будь повержен зверь?
Кляни меня, но только не теперь!
Я не такая; за три этих дня
Мой ум померк; не добивай меня!
Я, не любя, не занесла б кинжал,
И ты — мертвец — меня б не проклинал!»
XV
Она ошиблась: он себя винил,
Что ей беду невольно причинил;
Но тяжко немы, сплошь в кровавой тьме,
Бродили чувства в сердце, как в тюрьме.
Вокруг кормы, играя синью волн,
Попутный бриз все дальше гонит челн;
Вдали вдруг точка, пятнышко, пятно:
То парус, бриг — и пушек там полно;
Челнок замечен с вахтенных мостков;
Прибавили немедля парусов;
Бриг величаво мчится, все скорей,
И грозно смотрят жерла батарей.
Вдруг — блеск! Ядро, давая перелет,
С шипеньем тонет в глуби темных вод.
Выходит Конрад из оцепененья. Взор
С восторгом устремляется в простор:
«То он — мой алый флаг! Я не один!
Я не покинут средь морских пучин!»
Он машет им. Там узнают сигнал:
Убавив ход, спускают мигом ял.
«Наш Конрад! Конрад!» — с палубы гремит,