Наметанный глаз кормщика заметил десятка два пушек, стоявших на стенах, и возле них вооруженных людей.
Дворецкий долго вел Карстена Роде по дворцовым большим и малым переходам, горницам и лестницам. Все выглядело добротно и крепко. Датчанин удивился, что во всех горницах одна из стен до самого потолка занята иконостасом в несколько ярусов. Везде горели огни в разноцветных лампадках и пахло воском и ладаном. Сверкали густо золоченные толстые свечи.
Даже в переходах на стенах висели иконы, поражавшие яркостью красок и необычностью рисунка.
Хозяин был богомолен, любил художество и знал в нем толк. Мебель стояла не густо, но зато вся она была тяжелая, резная, сделана из мореного дуба.
Карстену Роде понравилась столовая с большим обеденным столом и длинными дубовыми лавками. За стол, не теснясь, могли сесть полсотни человек.
Кабинет Аникея Строганова был просторным, с высоким деревянным потолком. А пол был устлан ковром, сшитым из шкур белого медведя. Иконы занимали не одну, а две стены целиком. Большинство святых сверкали золотыми и серебряными ризами, усыпанными крупным жемчугом. У каждой иконы горела лампадка либо свеча. Третью стену занимала полка, заполненная книгами, свитками, картами. На четвертой стене красовались модели кораблей.
Аника Строганов поднялся навстречу гостю. Кормщику показалось. Что купец похудел и еще меньше стал ростом. Одежда на нем была черная и чем-то походила на монашескую рясу. На груди виднелся тяжелый железный крест.
— Господин Карстен Роде, — сказал Строганов тихо, но отчетливо, — я рад видеть тебя. Поздорову ли доехал?
— О-о, я доехал превосходно! Мне очень нравится ваш дом. Но я… — датчанин немного замялся, — не понимаю: почему вы так удалились от столицы Москвы, от своего царя? Простите меня за нескромность, господин Строганов… Наши богатые люди стараются жить в Копенгагене, поближе к королю.
Аникей Федорович улыбнулся, взял со стола карту и подал гостю.
— Вот смотри… Теперь тебе понятно, почему я живу здесь, на реке Вычегде?
— Не совсем. Одно ясно, что отсюда вам удобно доставлять ваши товары. Северная Двина — превосходная дорога к Северному морю.
— Правильно, господин Карстен Роде. А кроме того, в наших местах есть соль, железо, медь. Отсюда не так далеко до моей новой вотчины — Пермской, пожалованной мне великим государем три года назад. От Астрахани и от Москвы весьма удобно плыть в Пермскую вотчину. Я все товары сплавляю по рекам. А еще, заметь, отсюда, из Сольвычегодска, прямая дорога в Сибирское царство по рекам и сухим путем до самой Оби-реки. Я сам нашел удобный путь на Обь через реку Лозьву… Это было давно, — улыбнулся Строганов, — мне было тогда всего двадцать лет.
— Но вам надо иметь много судов?
— В этом у меня нет недостатка. Каждый год мне приходится строить не меньше двух десятков речных лодей на шестьдесят тысяч пудов каждая.
— Это удивительно.
— И эти суда строятся только на одно лето. Там, куда предназначен товар, я продаю на слом и лодьи. Да, с убытком. Правда, мои плотники строят их только из одного дерева — ни одного железного гвоздя.
— Сколько стоит такой корабль на шестьдесят тысяч пудов, значит, тысячу тонн? — спросил датчанин.
— Пятьсот рублей. При продаже на слом я получаю всего одну четверть. На каждую лодью идет… — Строганов вынул из ящика листок бумаги, посмотрел, — три тысячи семьсот пятьдесят деревьев.
— Боже мой! Из этого леса можно построить большой мореходный корабль!
— Вот об этом я и хотел поговорить с тобой. — Строганов помолчал, перебирая бумаги на столе. — Я хочу построить свои морские корабли… Леса в здешних местах много, в Пермской земле — еще больше. Лес мне не стоит ничего. Корабли я построю… Мне нужны кормщики для этих кораблей. Они должны знать, как плыть в Варяжском море49, должны знать гавани в разных странах, мели и камни. И воды малые и прибылые должны знать.
— Откуда, господин Строганов, должны ходить ваши корабли?
— Из Нарвы и, конечно, из Холмогор, вокруг Северного мыса… Я хочу, — продолжал купец, — построить двадцать кораблей, пятьдесят, сто, сколько понадобится. Я хочу возить свои товары в иноземные страны на своих кораблях… Почему агличане возят к нам свои товары и продают их сами? Пусть. Но и мы хотим продавать свои товары в Аглицкой земле. Корабль за корабль, сколь они к нам, столько и мы к ним. Ведь это справедливо, господин Карстен Роде?
— Справедливо, господин Строганов.
— Вот я и говорю… мне нужны корабли, как можно больше кораблей.
— Где вы хотите их строить, господин Строганов?
— В Холмогорах. Там много отличных мастеров… Ты можешь меня спросить: почему я до сих пор не строил корабли, если у меня есть корабельный лес, свое железо, а главное, хорошие мастера?
— Да, мне любопытно узнать.
— Русские мастера строят отличные корабли для плавания по студеным морям, во льдах… У меня много таких кораблей. Мне надобны быстроходные корабли, устойчивые на море от сильных ветров. Мои кормщики хорошо знают студеные моря, но не обучены к плаванию в западные страны.
— Но, господин Строганов, вы хотите построить сто кораблей, это целый флот! Даже датскому королю не под силу построить столько за пять лет!
— Сколько может построить датский король, я не знаю. К нему в кошель не заглядывал, а для нас это просто тьфу… Пустое дело. Да есть ли у датского короля столько земли, сколь у меня? Твоя забота показать моим мастерам, как строить надежные корабли для западных морей, и научить моих кормщиков управлять ими.
— Мне надо поехать в Холмогоры и все посмотреть своими глазами, тогда я скажу вам, господин Строганов, что можно сделать.
— Что ж, ты прав, поезжай… Сколько я положил тебе жалованья?
— Триста рублей в год, господин Строганов.
Алексей Федорович подвинул к себе бумагу, посмотрел.
— Прибавлю еще пятьдесят, если через два года будут готовы первые хорошие корабли… Не хуже аглицких, — добавил он, подумав.
— Благодарю, господин Строганов, я сделаю все, что можно.
— Так говорили другие, до тебя, однако не выполнили своих обещаний. Десять лет я потерял напрасно, доверившись разным людям.
— Господин Строганов, если этими людьми были англичане, я не удивлюсь. Они прекрасно понимают, чего вы хотите, и всячески будут препятствовать появлению ваших кораблей у своих берегов. Если это немцы из Любека или из других ганзейских городов — причина та же. Им невыгодно торговать с вами на равных правах, поэтому помогать вам строить корабли они не будут… Другое дело я, датчанин! — Карстен Роде выпрямился и ударил себя кулаком в грудь. — Ваша торговля не сидит у меня в печенках… Больше того, англичане и немцы — мои соперники, и я не прочь сунуть им палку в колеса. И шведы ваши враги, им не нравится ваше стремление к Восточному морю. Решено, я помогу вам, даже только потому, что вы мне нравитесь.
— Хорошо, посмотрим… Я еще хотел спросить тебя, Карстен Роде, о морских разбойниках. Как ты полагаешь от них спасение иметь?
— Надо на своих кораблях пушки поставить и топить разбойников. Другой управы на них не знаю, — твердо сказал датчанин. — Скажу вам правду, господин Строганов, я сам был корсаром на службе датского короля против шведов…
— Вот ты какой… Что ж, для дела неплохо. А если я тебе дам корабли, поставлю на них пушки, сможешь тогда оберегать людей, от меня посланных в разные страны с товарами?..
— Смогу, господин Строганов. Морскому военному делу я обучен. Но есть одна зацепка. Тут ваше золото не поможет. Для корсарства на Восточном море надо патент самого московского царя. Без такой бумаги меня, как разбойника, повесят в любой гавани.
— Так… Ну хорошо. Твоими помощниками будут двое моих людей; корабельный мастер Иван Баженов и кормщик, а ныне монах Феодор. А потом и других тебе пошлю.
— Господин Строганов, я поражен… Откуда ваше богатство? Наверно, огромные доходы с земель и с торговли?
— Доходы! Да, я не скрываю. Не прячу данные мне господом богатства, как другие. Я молю бога, чтобы вместе со мной богатела вся Русская земля. Я хочу, чтобы государство Русское было крепким и сильным, иначе мои богатства пойдут в карман крымскому хану, либо полякам и литовцам. Мне без крепкого государства худо, и государству с пустой казной тяжко. Выходит, мы друг другу нужны. Великий государь, дай бог ему здоровья и многие лета, заметил наше усердие и меня, мужика худородного, в свою опричнину взял. И сыновья мои, Яков, Григорий и Семен, вместе со мной в опричнине…
Аника Строганов вдруг побледнел и схватился рукой за грудь. Открыв рот, он хрипло дышал, жилы на тощей шее вздулись.
— Господи, спаси, господи, помилуй, — шептал он чуть слышно.
Дрожавшей рукой Аника Федорович взял серебряную чашу, стоявшую перед ним, поднес к губам и сделал несколько больших глотков.
Дыхание старика стало ровнее. На лице появились живые краски. Не обращая никакого внимания на иноземца, он вышел из-за стола, опустился на колени перед иконой пресвятые богородицы и долго клал поклоны, бормоча молитву.
— Наказал меня господь за многие грехи, — произнес Аника Федорович, снова усевшись на свое место. — Сердечной хворью… Говори, — кивнул он Карстену Роде.
— А если вам, господин Строганов, свои корабли в дальние моря отправить… как Христофор Колумб? Большие богатства за теми морями лежат…
— Слышал я про великие богатства, что испанские мореходы и португалы за дальними морями нашли, — сказал Строганов. — Нам в те края не с руки плавать, у нас свои богатства у порога, не на одну сотню лет хватит… Нам бы людей ученых побольше, от них земля богатеет. Князьям да дворянам недосуг мастерством заниматься. Они, почитай, никогда из доспехов не вылезают, всё в походах, всё на конях… И детей своих военному делу обучают. А нашему брату без грамотеев, без мастеров всякого дела, без разыскателей в черепе земном делать нечего.
Аникей Федорович оживился, его бледное морщинистое лицо сделалось вдохновенным и даже красивым.