Корсарские флоты
Теперь, рассказав о том, какие корабли предпочитали корсары, пришла очередь изучить качественные и количественные характеристики их разбойнических флотов. Сколь много кораблей находилось в магрибских портах? И как менялась структура флотов в разных портах со временем? К каким выводам мы придем, если сравним османские пиратские флоты с европейскими?
Сначала приведем цифры, которые мы взяли из многих источников. То, что вы увидите в таблицах ниже, – самые всеобъемлющие цифры, которые до сих пор когда-либо сводились воедино. Тем не менее невероятно сложно полноценно и всесторонне проанализировать эти таблицы, учитывая, что сами они составлены на основании различных материалов. Прежде всего проблема в терминологии, поскольку типы кораблей меняются из года в год, от порта к порту. В то же время велика вероятность и того, что свидетели эпохи, не будучи профессионалами, введут нас в заблуждение.
Во-вторых, как видно из приведенного перечня, к части данных добавлены и корабли, не приносившие корсарам прибыли – например барк, торговый корабль (как и шехтие) со съемными веслами и латинскими парусами на трех мачтах. Он был низким (20–21 х 6 м, пропорция 1:3,5) на нем имелся всего один трюм, от восьми до восемнадцати пушек стояли не на палубе, а по бокам; надстройки вооружали лишь эйнеками, большая пушка отсутствовала, и огневая мощь была ограничена[565]. Барк входит в наш перечень с последней четверти ХVII века, и вряд ли корсары его предпочитали. Тартана, которая у нас появляется часто, – грузовой корабль. Некоторые числа просто астрономические, и из них понятно, что торговые и разбойничьи суда подсчитывались вместе, а не отдельно. Это объясняет разницу в количестве алжирских судов в 1616 году (40 и 80) или же варьирование чисел от 90 до 30 в 1630-х годах. Но опять-таки, числа 22–23, указанные для 1659 и 1661 годов, увеличиваются до 40 в 1660 году, что можно объяснить только прибавлением торговых судов.
Третья трудность в том, что факты, которыми мы располагаем, не дополняют друг друга полноценно. В одних записях все корабли объединены под одним заглавием. В других разделены на чектири и парусники. К тому же вопреки многим записям, где не указана разница между парусниками, некоторые приводят подробные сведения о количестве пушек и членов экипажа. Наконец, нам неизвестно, насколько глубоко изучали тему наши наблюдатели. Ведь если в одних документах зарегистрированы лишь большие корабли, то в других – и малые вроде бригантины, фыркаты, сандала (esquif, скиф) и тартаны. Все эти суда тоже невозможно полностью разделить на большие и малые. Записи не приводят содержательных примеров. Расхождения в терминах препятствуют еще сильнее. Кто может гарантировать, что фуста – это фуста, а не кальетэ, а бригантина – не фырката?
Чектири ХVI столетия
Но несмотря на все эти трудности, мы все же можем прийти к некоторым выводам и, возможно, даже обязаны это сделать. Во-первых, мы приведем примеры кораблей, составлявших алжирский флот в ХVI столетии, когда еще господствовали галеры. Из «Газавата Хайреддина-паши» мы узнаём, что в 1519 году Барбарос, вынужденный покинуть Алжир, жаловался на городских улемов-сюлеха[566], отвернувшихся от него: «У вас не было даже лодок с парой весел, а теперь целых двадцать два корабля»[567]. Через десять лет императрица Изабелла писала императору Карлу, что флот Барбароса усилился благодаря кораблям, которые захватил Айдын-реис, разгромивший адмирала Портуондо (трофеи составили одиннадцать галер и свыше тридцати малых чектири)[568]. По словам Деву, в 1530 году в Алжире в целом имелось 60 чектири[569] – прежде всего, должно быть, малые галеры. Известия о том, что среди этих судов находились галеры с 24–29 банками и баштарды, не отражают правды[570]. Не стоит даже пытаться получить точные данные из такого произведения, как «Газават», написанного в целях пропаганды. В любом случае, если корсары и владели настолько большими кораблями, то те, вероятнее всего, принадлежали только их предводителям.
Оставив умозрительные предположения, продолжим ряд общих цифр. 20 ноября 1533 года Хайреддин прибыл в Стамбул по приглашению Ибрагима-паши во главе двух баштард, четырех кадырга («боевых галер», galee sottili), восьми кальетэ, трех фуст и восемнадцати парусников[571], безусловно, наполненных подарками для Халифа поверхности земной (султана)[572]. В 1535 году речь идет уже о двадцати шести галерах, не считая фуст и кальетэ[573]. Благодаря одному документу из испанских архивов нам известно, сколько фуст и кальетэ сопровождали Барбароса в следующем году, когда он вышел в море на двадцати восьми галерах. Их было шесть[574]. А через три года, после катастрофической осады, устроенной Габсбургами в 1541 году, алжирский флот, похоже, уменьшается всего до восьми галер и двенадцати фуст[575]. Далее, в 1553 году 30–40 чектири наших пиратов, с 1534 года пребывавших в тесном союзе со Стамбулом, присоединились к имперскому флоту, который направлялся к Балеарским островам[576]. Еще два года спустя корсары владели 20–30 кальетэ[577]. В 1561 году Хасан-паша отплыл из Алжира во главе флота из двенадцати галер и двадцати четырех кальетэ; причем бригантины с фыркатами, как и кальетэ с Аннабы и Бадиса, его не сопровождали[578]. Также из Хальк-эль-Уэда во Флоренцию поступила новость, что в конце марта 30 кальетэ прибыли в Гар-эль-Мельх[579]. Согласно Мерушу, к осаде Орана, которая окажется безуспешной, присоединилось 40 пиратских кораблей; экипажи еще десяти галер (grosses galères) опустошили и сожгли берега Испании[580]. Генуэзское avviso[581] со свидетельствами двух человек, покинувших Алжир, подтверждает эти цифры в конце апреля.
Из него мы узнаем, что 10 апреля Хасан-паша с десятью тысячами пехотинцев и двенадцатью пушками покинул Алжир; его сопровождали 12 галер и 50 чектири, среди которых находились и кальетэ[582]. Спустя год уже авизо, поступившее из Марселя, упоминает о том, что на пиратскую охоту вышло пятьдесят чектири из Алжира, тридцать – из Триполи, шестнадцать – из Аннабы и четыре – из Бадиса[583]. В том же году венецианский байло Даниэль Барбариго, находясь в Стамбуле, пишет, что в Алжире с Аннабой, вместе взятых, находится 56 больших чектири[584]. Документ из испанских архивов гласит, что алжирские корсары в 1565 году присоединились к осаде Мальты на 7 галерах и 27 кальетэ[585]. Также Соса рассказывает, что в 1570 году Улудж Али маневрировал возле Алжира на 23 галерах (galeras gruesas) и баштардах (galeota bastarda), каждая из которых имела 26 банок[586]. Рапорт испанских шпионов извещает о том, что на следующий год в порту Алжира находилось 22 кальетэ, оснащенных 15–22 парами весел, и 7 больших галер[587]. Тот же Соса повествует, как Улудж Али накануне сражения у Лепанто вышел в Средиземное море на 20 галерах с кальетэ[588]. Другое авизо, достигшее Флоренции из Венеции в августе, указывает на флот из восемнадцати чектири: семь галер и остальные – кальетэ. Подчеркнем, что памфлет упоминает и о санджацком корабле, где на каждой из банок сидело по пять гребцов; Улудж Али отобрал его у мальтийских рыцарей[589]. Должно быть, это была та самая баштарда с двадцатью шестью скамьями, о которой за год до того писал Соса.
Данные об алжирском флоте по состоянию на 1581 год представлены в таблице 1 раздела 1. Собственно, из 35 кальетэ в ней пятнадцать настолько велики, что равны галерам без надстроек: у двух по двадцать четыре скамьи, у одной – двадцать три, у двенадцати – двадцать две. Остальные двадцать – уже типичные кальетэ: семь имеют по двадцать банок, одна – девятнадцать, десять – по восемнадцать и еще две – по пятнадцать[590]. К этим кальетэ нужно прибавить и двадцать-двадцать пять бригантин, стоящих в портах Алжира с Шершелем[591]. Напомним, что в одном из отчетов двух мальтийских рыцарей о берегах Северной Африки, составленном через шесть лет, сказано о двадцати кальетэ и стольких же бригантинах[592].
Как видно, наши наблюдатели классифицировали корабли по своему усмотрению, что и стало причиной путаницы. Например, Соса, называя большими галерами корабли Улуджа Али, применяет термин «кальетэ» по отношению к баштарде с двадцатью шестью банками. Тем не менее мальтийские рыцари, упоминая о тех же кораблях в своем рапорте за 1587 год, предпочитают называть так суда, оснащенные двадцать одной скамьей. Опять-таки данные, относящиеся к 1541 году, охватывают количество галер и фуст. Хорошо, но где же среди них кальетэ? Возможно, здесь малые кальетэ спутаны с фустами? Добавим и то, что в неаполитанских досье за те же годы, хранимых в архиве Симанкаса, не упоминается термин galeota, а вместо него приводится galere e fuste.
Вариации цифр за некоторые годы создают впечатление, будто те не очень надежны; вероятнее всего, по крайней мере часть из них – это лишь предположения. Кроме этого, не всегда понятны данные, предоставленные без ссылок, – мы почерпнули их из вторичных источников. Охватывают ли они все корабли в порту – или же только те, что совершали набеги под началом алжирских капитанов? Опять же, невозможно понять, чему соответствуют обтекаемые обозначения «типов» кораблей во вторичных источниках. Некоторые очевидцы пересчитывают малые чектири, другие ограничиваются лишь галерами и кальетэ, создавая очередную проблему.
То, что часть корсаров не зависела от определенных портов, помогает объяснить расхождения в данных. Из приведенных цифр ясно следует, что пираты, будто степные кочевники, объединенные вокруг харизматического лидера, странствовали между такими портами, как Триполи, Джерба, Сус, Хальк-эль-Уэд, Бизерта, Алжир, Шершель и Сале. Несмотря на то что базами для них служили незначительные порты вроде Джербы и Триполи, Тургуд-реис, к примеру, повелевал почти таким же количеством чектири, что и флотоводцы Алжира, – но, конечно же, лишь благодаря своей харизме. На основании всех разрозненных фактов, которыми мы располагаем, можно утверждать только то, что в начале столетия алжирский флот, состоявший из двадцати галер и кальетэ, спокойно выходил в море; тем не менее во второй половине века указанное число кораблей возросло до тридцати и даже до сорока. Очевидно и то, что маленькие суденышки не очень усиливали военную мощь Алжира, но все же за счет них разбойничали мелкие пираты, как можно понять из первоисточников, непрестанно сетующих по этому поводу.
Самые ранние данные, связанные с базой Тургуда в Триполи (османы захватили город в 1551 году), датированы 1562 годом; в те дни здесь находилось три галеры и четырнадцать кальетэ[593]. Однако три совершенно разных цифры приходятся на 1563 год, когда алжирцы взяли в осаду Оран, а Стамбул прислал им на помощь пятнадцать галер с четырьмя мавнами[594]. Как осведомлял сицилийского капитана Луиса Осорио какой-то калека из Джербы, в 1563 году Тургуд отправился в поход на тринадцати галерах и пяти кальетэ[595]. Через три недели вслед за ним еще один свидетель заявил о восемнадцати галерах и одиннадцати кальетэ[596]. Присоединялся ли кто-либо к Тургуду из других портов? Этого мы не знаем, но через две недели приходит новость о том, что две из восьми галер Тургуда попали к мальтийцам[597]. По состоянию на 1564 год в нашем распоряжении опять три цифры. Авизо из Марселя упоминает о тридцати кораблях[598]; тем временем новости, поступившие из Мессины, говорят о двадцати трех галерах[599]. Не очень-то различаются и предположения из Стамбула. Байло Даниэль Барбариго свидетельствует в своем рапорте, что Тургуд-реис командовал тринадцатью галерами и восемью кальетэ[600]. До конца ХVI века в Триполи все еще находилось около двадцати больших чектири. А в 1587 году бейлербей города во главе двадцати двух кальетэ (galere) и многих фуст отправился из своего порта во Влёру[601].
У нас частично есть данные о флоте Тургуда-реиса, который пиратствовал в Сфакском заливе, имея базы в портах Джербы и Махдии перед тем, как обосноваться в Триполи, завоеванном османами в 1551 году. Документ из испанских архивов, датированный 1547 годом, расскажет о том, как Тургуд на двадцати четырех кораблях объявился в Мессинском проливе[602]. Еще через два года подоспеет новость от экипажа захваченной корсарской фусты о том, что флот Тургуда насчитывает двадцать восемь кораблей (navios), из которых три – галеры[603]. Причем на следующий год реис выйдет в плавание всего на тринадцати судах[604]; иными словами, у него стало еще меньше причин для волнений. В 1562 году один из шпионов Тургуда, едва приблизившись к Сицилии, запел будто соловей. Согласно Кандиели Константино, весной 1562 года флот Тургуда приготовился выйти в море в составе двадцати, а может, и двадцать одного кальетэ, из которых четырнадцать принадлежали лично реису[605].
Наконец в Тунисе, который в 1574 году в третий и последний раз перешел под османское владычество, корсарская деятельность велась из Бизерты. Городской порт связывало со Средиземным морем лишь очень мелкое озеро с каменистым дном, что вряд ли способствовало плаванию на чектири[606]. Мальтийские рыцари в рапорте от 1587 года сообщают, что в Бизерте находилось восемь галер и кальетэ (vascelli grossi di remo), а также множество бригантин[607]. Впрочем, очевидцы эпохи спокойно выдвигают предположения о полном составе того или иного корсарского флота. К примеру, Джованни Дориа, наследник Андреа Дориа, говорит о шестидесяти судах по состоянию на 1562 год[608]. Венецианский байло в 1564 году упоминает о семидесяти семи кораблях[609]; тогда же марсельское авизо в целом указывает на сто судов, прибавляя к пятидесяти кораблям Алжира тридцать в Триполи, шестнадцать в Аннабе и четыре в Бадисе[610]. Как нам известно, в 1565 году корсары присоединились к осаде Мальты на пятидесяти галерах и двадцати двух кальетэ[611]. Итак, несложно прийти к выводу, что среди галер, указанных в настолько высоком количестве, находились и большие кальетэ. В любом случае к этим цифрам, отражающим число кораблей, прибывших из Северной Африки, – как сообщает Гилмартен, – можно приплюсовать и десять-двадцать кальетэ и фуст, которые присоединились к флоту за Дарданеллами[612]. Тем не менее весьма ошибочно получать полное число сложением всего нескольких цифр, связанных с близкими датами; в целом на количество чектири влияли различные события: сражение у Лепанто, завоевание Туниса в 1574 году, подписание перемирия между Османами и Габсбургами в 1581-м… Опять-таки, не заходя далеко вперед, можно подвести итог: корсары могли собрать флот приблизительно из восьмидесяти-ста галер и кальетэ. Эта цифра равна количеству судов на венецианском или габсбургском флотах, сражавшихся в битве при Лепанто[613]. Напомним, что в то же самое время средиземноморский флот Франции состоял всего из трех-четырех галер. Но не стоит делать далеко идущие выводы. В Средиземноморье намного важнее было не количество кораблей, а опытный экипаж, мощные пушки и стрелковое оружие. С этой точки зрения корсары и близко не могли соперничать с флотами центральных держав.
ХVII столетие и парусники
Но как повлияло на структуру корсарских флотов развитие парусников в ХVII столетии? Именно в эту эпоху прогресс военных технологий усиливает и абсолютные монархии в центральных державах. К каким выводам мы придем, сравнив корсарские суда с английским, голландским и французским флотами, состоявшими из громадных кораблей с высокой огневой мощью?
Как видно из таблицы 5, парусники уже почти господствовали в Алжире. Если галеры и не исчезли полностью, то по крайней мере их количество сократилось до минимума. Похоже, в Тунисе, расположенном дальше от Гибралтара, чектири получили больше шансов сохраниться. Как следует из таблиц ниже, в Тунисе число чектири иногда доходило и до десяти, несмотря на то что, по сравнению с Алжиром, там находилось меньше парусников. Кажется, неверно считать, будто бы корсары прекратили плавать на галерах после того, как в 1638 году венецианцы сожгли в порту Влёра алжирские чектири, которыми командовал Али Биджинин[614]. Во второй половине ХVII века мы все еще встречаем галеры и в Алжире, и в Тунисе. Тем не менее в 1660-е годы в Триполи галеры постепенно уступают место кальетэ и бригантинам. Опять-таки, их немного. Анонимная французская рукопись констатирует, что Осман-паша велел разобрать последние на части, избегая Критской войны[615], но уже через четыре года во флоте Триполи мы встречаем меццагалеры с 22 банками.
1616[617]
1616[618]
1618[619]
1619[620]
1621[621]
1623[622]
1623[623]
1623[624]
1625[625]
6 кальетэ – с 25 банками…[626]
100 парусников, 60 из которых…[627]
1629[628]
1630[629]
1631[630]
1631[631]
1634[632]
8 фыркат – с 5–6 банками каждая…[633]
70 парусников с 25, 35 либо же 40 пушками…[634]
1637[635]
1639[636]
1641[637]
1659[638]
1660[639]
1662[640]
1724[654]
Еще один важный момент, о котором следует упомянуть, – понимание того, что золотое время корсарства осталось в первой половине ХVI века. Пускай период, на который указывает Фернан Бродель (1580–1620 годы), можно распространить и на первую четверть ХVII века[655], однако нет никаких сомнений, что во второй его половине уже наблюдается значительное снижение количества судов на алжирском флоте. Судя по тому, как французский, голландский и английский флоты бомбили корсарские порты один за другим, несложно понять, что среди наших «джентльменов удачи» нарушилось военное равновесие, сколь бы сильно они ни пытались удержаться на плаву, разоряя отсталые страны, пока центральные державы Европы богатели, а на северные верфи с их пушечными заводами приходило все больше людей[656]. Если же приобщить к экономическому прогрессу Севера еще и военное развитие, то сразу становится понятным, что корсарство неминуемо шло к упадку.
Благодаря тщательным исследованиям английских архивов, которое провел Колин Хейвуд, мы можем подробно изучить, как выглядел алжирский флот в последней четверти ХVII столетия. Посмотрим на эти цифры, приведенные в перечнях кораблей либо вместе с именами реисов, либо с количеством пушек и составом экипажа, а иногда – и с описанием изображений на корме.
Название корабля[657].
Сулейман-реис[658]
5330 (5033)[661]
К сожалению, еще меньше нам известно о парусниках в Тунисе. Сразу же заметно, что в тунисском флоте, по сравнению с алжирским, их было значительно меньше. На пике всплеска корсарства на каждые 10–20 парусников приходилось примерно 6–7 больших и 5-10 малых чектири. Впрочем, малое число парусников и намного большее количество галер по отношению к ним неудивительно, если вспомнить, что тунисские корсары, обитавшие вдалеке от Гибралтарского пролива, чаще охотились в водах Средиземного моря, нежели в океане. Единственная цифра, дошедшая до нас из второй половины ХVI столетия, свидетельствует о том, что и здесь флоты постепенно сокращались.
1587[662]
1608[663]
Сальма[664]
1610[665]
1615[666]
1617[667]
1621[668]
1625[669]
5 галер[670]
14 полакров[671]
1666[672]
1691[673]
У нас нет и подробных цифр по Триполи. По мнению Пьера Дана, там с давних пор находилось 25 кораблей[674], но в 1635 году осталось всего 7–8 судов[675]. Дан не определяет, были эти 25 кораблей парусниками или же чектири, однако отмечает, что в Триполи корсары традиционно плавали на фыркатах и бригантинах и лишь в 1618 году перешли на парусники. Тем самым католический священник наводит нас на мысль, что по крайней мере большинство судов, если не все, относились к чектири. Собственно, и анонимная французская рукопись, датированная 1677 годом, свидетельствует о том, что в средних по величине портах, как тот же Триполи, размещалось не больше десяти парусников[676]. Данные согласовываются с детальным перечнем кораблей (табл. 18), составленном на основе сведений английского консула Томаса Бейкера.
И пусть в таблице не указаны виды кораблей, я убежден: преимущественное большинство из них составляли фрегаты, шебеки и путачи. Ведь и упомянутая рукопись, созданная за четыре года до перечня, свидетельствует о том, что эти корабли оснащались съемными веслами[677].
И, наконец, перейдем к флоту Сале. Но перед тем, как приводить цифры, мы обязаны подчеркнуть, что здешние корабли намного легче по сравнению с судами в других корсарских портах. Так, Пьер Дан утверждает, что в 1635 году пираты Сале плавали лишь на каракках, пинках и каравеллах[678]. Это подтверждают и данные, которые предоставил Куиндро. В 1637 году английский адмирал Рейнсбург указывал, что в общей сложности там находилось 40–50 судов; 20 из них были с 12–20 пушками каждое. Еще год спустя 24 корабля лишь с 12–24 пушками типа «колонбара» (berches)[679] отправились из Сале на корсарский промысел. Здешние пираты предпочитали легкие суда, поскольку из-за реки Бу-Регрег вход в порт тянулся по мелководью, и всем кораблям, желавшим туда попасть, приходилось искать глубокие каналы. Кроме того, в отличие от средиземноморских портов, Сале располагался недалеко от маршрутов кораблей, курсирующих между Америкой и Европой[680].
Мы видим, как во второй половине столетия флот понемногу уменьшается до однозначных чисел. Как де Вриес докладывал Генеральным штатам, в 1656 году в Сале уже было всего шесть кораблей, да и те ни на что не пригодные, за исключением единственного флейта[681]. Далее, в 1669 году здешний флот насчитывал девять кораблей, среди которых самый мощный – фрегат с двадцатью четырьмя пушками, рассчитанный на 300 членов экипажа[682]; в 1687 году – 8-10 судов, причем наибольшее – всего с восемнадцатью пушками и командой в 250 человек[683]; в 1692 году – 13 фрегатов (по 18–20 пушек, по 100–120 моряков)[684]; наконец, в 1697–1698 гг. – только шесть кораблей, промышлявших корсарством[685]. Вряд ли все эти флотилии можно назвать сильными.
Огневая мощь
В ХVII веке прочность кораблей непрестанно возрастала. Больше стало и огнестрельных орудий на парусниках. В конце столетия «первоклассные» (first-rate) английские линейные корабли, располагая тремя трюмами, будут вмещать до ста пушек[686]. Тем не менее корсарские корабли следует воспринимать скорее как рейдерские (raiding craft), нежели военные; их владельцы предпочитали избегать боев и прежде всего дорожили скоростью, захватывая какое-либо торговое судно, они не очень-то и нуждались в огневой мощи. Вульф отмечает, что пираты редко вооружали свои суда более чем сорока пушками[687]. Действительно, в 1670 году на семи алжирских кораблях, которые вступили в схватку с англичанами и голландцами, находилось всего от тридцати двух до сорока пушек[688].
Слова Вульфа подтверждают и цифры, приведенные в таблицах выше относительно пушек. В 1676 году два корабля с более чем сорока пушками на каждом принадлежали сыну алжирского дея; причем, скорее всего, эти корабли по ошибке указаны в списке дважды, отчего возникает впечатление, будто во флоте были и другие такие же. Еще через десять лет на пиратских судах будет от двадцати до тридцати пушек (за исключением лишь трех парусников, на которых, соответственно, установят 44, 46 и 48 орудий). Спустя два года мы повстречаем корабль, имеющий 64 пушки – он будет принадлежать паше, представляя собой закономерное исключение для флота, где на 3 парусника приходилось всего лишь 40 тяжелых огнестрельных орудий.
С 1690 по 1724 год ситуация тоже не слишком изменилась; за исключением одного-двух парусников с 50–60 пушками, на остальных судах их все так же оставалось 30–40.
Все же крайне ошибочно полагать, будто бы малое число больших кораблей означает, что корсары только захватывали их во время набегов. Опять-таки, как следует из таблиц с данными за 1694 и 1722 годы, на алжирском флоте все большие корабли с 30–60 пушками были построены на местной верфи.
В рассказе о галерах мы подчеркивали, что пиратские флоты не слишком отставали от военно-морских сил центральных держав. К сожалению, этого уже не скажешь о 1600-х годах, когда ситуация кардинально поменялась. Развитие корабельных и огнестрельных технологий в ХVII столетии и параллельное расширение финансовых и логистических возможностей центральных держав привели к тому, что равновесие было навсегда нарушено, и пиратам не посчастливилось. В ходе указанных процессов с наступлением второй половины ХVII века Англия с Голландией все чаще отсылают корабли в Средиземное море. В период правления короля Людовика XIV французский флот, начав борьбу с пиратством, уничтожает гази где только возможно и десятки раз обстреливает их порты. Более чем очевидно, что при этом алжирский флот (30–40 парусников и в целом 500-1000 пушек) оказался в безвыходном положении. Достаточно лишь сопоставить эти цифры с данными английского флота: в 1689 году – 173 корабля и 6903 пушки, а в 1697-м – 323 судна и 9912 орудий[690].
Корсары не смогли соперничать и с османами, так и не став океанской силой. Если сравнить указанные выше средние величины с цифрами из записей Терсане-и Амире, несложно удостовериться, что линейные суда османского флота по огневой мощи намного превосходили корсарские. В 1120 году хиджры (1708–1709 гг.) 27 галеонов османского флота были вооружены 1473 пушками; таким образом, на один корабль приходилось в среднем по 54,5 единиц тяжелых огнестрельных орудий[691]. Если не учитывать капуданэ (114 пушек), большинство линейных судов имели 50–60. Впрочем, неудивительно, что османские галеоны располагали большим количеством пушек, нежели корсарские, имевшие лишь 30–40 орудий, ведь султанский флот вступал в прямые столкновения с морскими силами центральных держав и был обязан защищать берега «надежно оберегаемых владений» от огромных военных судов «северян». На этом фоне тактические приемы наших корсаров, скорее занимавшихся хулиганством, нежели военным ремеслом, существенно отличались от применяемых султанским флотом. Пираты стремились запугать и обмануть противника, а не вступать с ним в бой, отчего никогда «не скучали» и 30–40 пушек на каждом из их кораблей.
Рейдерские флоты
Следует отметить еще один момент: необходимо разграничивать общее количество пиратских кораблей и состав флотов, совершавших набеги. Как мы убедимся из раздела 7, охотничьи территории корсаров менялись в зависимости от географического положения их портов. Отправляясь в походы, корабли расходились по указанным территориям группами. Разумеется, флот не передвигался в полном составе; тем не менее суда, прибывающие из разных портов, охотились вместе. Например, корсары Туниса и Триполи, иногда принимая к себе и алжирцев, проводили совместные операции в Адриатическом море. В Западном Средиземноморье сообща разбойничали пираты, которые выходили в плавание из алжирских и тунисских портов, а в океане совместно маневрировали обитатели того же Алжира и Сале.
Если мы хотим оценить мощность рейдерских флотов, то лучше всего возвратиться к самому началу: в каком составе корсарские флотилии устраивали набеги еще до того, как корсары стали служить османам? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к произведениям эпохи, созданным по прошествии реальных событий. Соса, взывавший к читателю с 1580-х годов, отмечал, что флот Хызыра и Оруча в 1510-х годах насчитывал от двенадцати до шестнадцати чектири[692]. Между тем «Газават», составленный приблизительно в середине ХVI столетия, сообщает о корсарском флоте 1520-х годов весьма противоречивые данные: с одной стороны – упоминает о кораблях с двадцатью восемью банками, с другой – очень часто повторяет цифру «9». Преувеличенным кажется и число кораблей, указанное для 1525 года как 35[693]. Опять-таки, «Газават» повествует о том, что в 1530 или же 1531 году Барбаросу принадлежало тридцать пять судов (по 24–29 банок), а Курдоглу Муслихиддину – пять галер, из которых три имели двадцать восемь скамей; однако эти данные нельзя воспринимать как достоверные[694]. Ведь корсары прежде всего ценили легкость и мобильность, поэтому старались не выходить в море на столь громоздких кораблях, пусть даже и располагали возможностями стамбульской верфи. Кроме того, затраты на постройку громадных судов лишали смысла корсарские набеги с экономической точки зрения. В любом случае, несомненно, что в «Газавате» этими фактами пренебрегают – военные планы и расчеты прибыли с потерями на его страницах отданы в жертву пропагандистской помпезности.
Но вернемся к цифрам. Соса пишет, что в 1529 году флот Айдына-реиса, нанесший тяжелое поражение Родриго де Портуондо, состоял из четырнадцати кальетэ[695]. А в письме императрицы, которое она написала 16 ноября 1529 года императору Карлу, указаны цифры еще более завышенные: одиннадцать галер и более чем тридцать малых кораблей[696]. Возможно, габсбургские чиновники поступали так сознательно, желая оправдать поражение Родриго? Или же источник Сосы преуменьшает алжирский флот, чтобы приукрасить победу? А может быть, отчасти верно и то и другое. По всей видимости, корсары увеличили рейдерские силы, как только взяли под контроль Алжир и еще теснее сплотились со Стамбулом. Не надо забывать и о том, что в тот же период возрастает число кораблей во всех флотах. Если же мы посчитаем еще бригантины, то увидим, что в 1553 году под предводительством Салиха-реиса, разграбившего Майорку, находилось около сорока чектири[697]. Но не каждый из этих кораблей прибыл из Алжира; вероятно, с целью грабежа под крыло реиса были отданы все до единого корсары, которые шли в походы вместе с османским флотом, наводившим ужас в акватории Средиземного моря. В 1559 и 1561 годах на берегах Андалузии также заметны два флота, каждый по 14 чектири. Еще один рапорт за 1561 год сообщает о семнадцати кораблях в водах португальской провинции Альгарве[698].
Похоже, далее корсары заполняют и тот пробел, который оставил османский флот, ничуть не напоминая о себе на протяжении четырех лет после грандиозной победы у Джербы[699]. Их суда, совершающие набеги в начале 1560-х годов, напоминают небольшой флот. В 1561 году Тургуд, командуя тридцатью пятью кораблями, взял в осаду Неаполь. Далее, в 1563 году корсары везде и повсюду. 28 кораблей под предводительством Тургуда непрерывно терзают берега Сицилии. В августе того же года поступает известие о пиратских кораблях, курсирующих между Генуей и Савоной, а в сентябре – о тринадцати судах возле Корсики. Опять-таки через некоторое время еще 32 корабля объявятся в водах Неаполя. Наконец, последней неожиданностью сезона станут 25 чектири, напавшие в сентябре на порт Сант-Анджело острова Искья, и восемь, одолевшие воды Поццуоли. Не прошел спокойно для христиан и 1564 год. Один из рапортов утверждает, что на острове Эльба бросили якорь 42 корабля пиратского флота, другой – что их было 45.
Карта 3. Берега Неаполя
По данным Фуркево, французского посла в Мадриде, в 1569 году алжирский флот из сорока кораблей преследовал у берегов Лангедока и Прованса итальянские галеры, сопровождавшие герцога Эрнста до Барселоны[700]. Еще месяц спустя, на этот раз возле берегов Сицилии, было замечено 24 пиратских корабля[701]. В 1578 году семь больших чектири и четыре бригантины также присоединятся к Улуджу Хасану, покинувшему Алжир на галере с кальетэ[702]. Далее Соса указывает число набегов по годам: 1581-й – четырнадцать, 1582-й – двадцать два, и 1586-й – одиннадцать[703]. Зимой 1565 года 18 фуст под предводительством Тургуда появились в Адриатическом море и даже пустились в погоню за двумя мальтийскими галерами[704]. В 1580 году, едва началось время походов, корсарский флот вновь показался в Адриатике, и в газете, распространявшей об этом слухи, писали, что он насчитывает 40 кораблей[705]. Далее весть о двенадцати кальетэ в водах опять-таки Адриатического моря подоспела в апреле 1588 года[706]. Почти та же цифра всплывает и в августе: 11 судов[707].
Однако пиратствовали не только государственные флоты, которые возглавляют адмиралы Алжира с Тунисом. Реисы, способные собрать вокруг себя достаточно сторонников, тоже могли командовать флотами, пускай и не исполняя официальных обязанностей. Соса детально рассказывает об успешных набегах Арнавуда Мурада-реиса – тот совершал их на восьми-девяти кораблях в 1578–1582 годах, и наши гази довольствовались немалыми трофеями – и не только. Не надо забывать, что в указанный период Соса был в алжирском плену, и это повышает доверие к его цифрам[708].
В ХVII столетии количество галер уже можно представить только однозначными цифрами; тем самым флоты из чектири уменьшаются сами собой, – теперь они обречены лишь на мелкое пиратство. В 1613 году корсарский флот, вначале ограбивший Испанию, а потом – Сицилию, состоял всего из семи галер: двух алжирских и пяти бизертских[709]. И сколько бы английский гребец Фрэнсис Найт ни говорил, что в ХVII столетии разбойничало не больше девяти галер, здесь будет лишним вести речь о каком-либо структурном сокращении. Тот же Найт оставил нам сведения о том, что в 1638 году Али Биджинин вышел в море на двенадцати чектири, но один его корабль затонул, а восемь попали в руки венецианцев[710].
А как обстояли дела с парусниками? В декабре 1620 года английский посол Томас Ро повстречал их в водах острова Закинф – 24 тунисских корабля[711]. Согласно Дану, в августе 1634 года флот, насчитывавший 28 парусников, поплыл охотиться на Запад, а через восемь дней еще один, в состав которого входило восемь парусных кораблей, направился на Восток[712]. Все это цифры, приведенные относительно Средиземного моря; океанские флоты были значительно меньше. В 1625 году тремя кораблями командовал Кючюк Мурад-реис, который укрылся в Голландии, сбежав от дюнкеркских корсаров[713]. В 1631 году он напал с двумя парусниками на ирландский порт Балтимор[714].
А за четыре года до этого было совершено нападение на Исландию в двух разных местах – на трех парусниках из Алжира и одном из Сале[715]. Во второй половине столетия и цифры, и временные промежутки похожи. В 1670 году алжирский флот, вступивший в сражение с английскими и голландскими кораблями, состоял из семи кораблей[716]. Впрочем, не стоит удивляться, что океанские парусные флоты, в отличие от средиземноморских, насчитывали меньше судов. В океанах охотничьи угодья были бескрайними, тогда как в Бахр-ы Сефид и торговые пути, и вражеские побережья сосредотачивались в конкретной области. А океан сам по себе требовал рассредоточить корабли.