Я помогла маме подняться по ступенькам. Наша провожатая уже повернулась к нам спиной. На ней было платье цвета карамели. Оно выглядело коротковатым для нее и явно жало в плечах.
– Подождите, пожалуйста! – взмолилась я. – Моя мама не может быстро идти!
Девушка не обернулась и даже не кивнула мне, но замедлила шаг и придержала для нас следующую дверь. После этого она перестала казаться мне такой неприветливой.
Мы вошли в комнату, похожую на кладовую. Вдоль стен была натянута толстая проволока, на которой висели отрезы различных тканей. Наверное, это те, что вышли из моды. Или предназначенные для более прохладного сезона. На вешалках висели рваные и помятые шляпы. Темнокожая девушка убрала с грязного старого кресла плетеную корзину, доверху заполненную обрезками разных тканей, и усадила маму в это кресло.
– Ждите здесь!
Когда наша провожатая открывала другую дверь, чтобы выйти из этой комнаты, я увидела на миг ее правую руку и вздрогнула: на ней не хватало мизинца!
Дверь захлопнулась. Мы остались с мамой вдвоем в кладовой.
Здесь было довольно душно, зато не так жарко. Наши тюки мы поставили на пол. Было приятно избавиться наконец от этой тяжести, хотя мои руки болели намного меньше, чем я ожидала. Они стали сильнее, и я могла бы тащить еще больше и намного дольше.
– Надеюсь, миссис Метьярд не рассердится на нас за то, что мы вторглись к ней во время ее разговора с важной клиенткой. Но ведь ее может подменить мисс Кейт, разве нет?
Я даже не знала, что ответить маме, потому что видела, что пока та темнокожая девушка и не собирается звать к нам миссис Метьярд. В просвет под дверью я рассмотрела ноги нашей провожатой. Она все еще не ушла. Видимо, здесь не принято отрывать миссис Метьярд от разговоров с клиентками.
Прошло минут пятнадцать. Я от скуки разглядывала ткани, мечтая о том, какой замечательный корсет могла бы сшить, получив их в свое распоряжение. А мама просто сидела, уставившись в одну точку. Она была бледна и очень напугана.
Наконец я услышала звон колокольчика на двери: клиентка ушла. В коридоре послышались шаги. Мама сцепила руки и глубоко вздохнула. Я услышала голос той темнокожей. Затем резкий окрик:
– Что? В той комнате?
Мне стало интересно, где же обычно мама говорила с миссис Метьярд, но только я собралась спросить об этом, как дверь резко распахнулась…
Мама вскочила с кресла.
Миссис Метьярд…
Даже если меня оправдают и я проживу до ста лет, никогда не забуду этот миг, когда впервые увидела миссис Метьярд. Не знаю почему, но она сразу не понравилась мне. У нее было квадратное лицо с глубокими морщинами на лбу и вокруг рта. Ее лицо можно было бы назвать красивым, но только не милым. Красота эта казалась какой-то колючей, пугающей. На ней было шелковое платье в мелкую крапинку с узкими рукавами по последней моде. Но выглядела она в нем не женственно, а, скорее, напоминала главнокомандующего на параде. Позже я узнала, что миссис Метьярд была замужем за военным, умершим в звании капитана – отсюда ее осанка и манеры.
Она неплохо выглядела для своих пятидесяти. Но мне кажется – хотя, конечно, вам будет странно услышать такое от меня, – мне кажется, что дурной характер человека тоже заметен сразу. Это какое-то животное чувство, когда ты внутренне ощетиниваешься.
Мама сделала неуклюжий реверанс:
– Миссис Метьярд! Простите за мое вторжение! Это моя дочь – Рут.
Я склонила голову.
– Я ждала вашего прихода, – ответила миссис Метьярд, не обратив никакого внимания на меня. – Читала в газетах о том, что сотворил ваш муж.
– Да…
– Какой позор!
Она повернулась и в упор посмотрела на меня.
– Я не могу просить вас простить моего мужа… – как можно более мягким тоном продолжала мама. – Но… – Она указала на принесенные нами тюки. – Я очень сильно подвела вас и пришла просить прощения. К сожалению… Я нанесла вам ущерб… Ввиду непредвиденных обстоятельств пострадали вещи, отданные мне в работу.
Миссис Метьярд метнула полный колючей злобы взгляд в сторону тюков. А я попробовала взглянуть на них ее глазами. Это ведь не просто испорченная одежда – для нее это еще и оскорбление красоте и роскоши ее магазина!
– Ущерб? Да это во сто крат хуже! Это же кровь! Так этот мерзавец застрелился прямо рядом с вашим шитьем? Боже правый! Самовлюбленная скотина!
Мама вздрогнула и съежилась так, словно ей отвесили пощечину.
Именно в этот момент на меня накатило это чувство: ненависть! Тихая, но от того не менее яростная. Я посмотрела миссис Метьярд прямо в лицо и подумала, с каким удовольствием снесла бы эту квадратную голову с плеч.
– Я бы могла…
– Уже не важно! – снова грубо оборвала маму миссис Метьярд. – Все сроки уже давно прошли. Мне пришлось отдать эти заказы другим портнихам, и они запросили двойную цену за срочность! Зато я успела вовремя, и моя репутация не пострадала. Так что я обошлась и без вас!
– Примите мои извинения, миссис Метьярд!
Как нелепо и больно было смотреть на маму, превратившуюся в покорную девочку для битья. Я никогда не видела ее такой безропотной. В юности она была мисс Джемайма Трассел и сама заказывала себе платья у портних, еще и получше, чем миссис Метьярд. Как же она дошла до такого…
– Хорошо, я принимаю ваши извинения. Теперь извольте выплатить ваш долг и покинуть мой дом. Наверное, вы и сами догадываетесь, что я не намерена продолжать работать с вами. Даже если бы я была уверена, что вы никогда больше не сорвете сроков… – С презрением махнув рукой в сторону наших тюков, она добавила: – Эти ткани вы у меня уже купили, так что оставьте их себе. Мне они в таком состоянии точно не нужны. А вот вам наверняка пригодятся.
– По поводу оплаты… – робко пробормотала мама, не поднимая головы и глядя в пол. – Сейчас… я не могу выплатить всю сумму.
– Не можете? А сколько же вы можете сейчас выплатить, Баттэрхэм?
– Сейчас я не могу выплатить ничего…
– О боже!
Я никогда не слышала, чтобы кто-то говорил с такой издевкой.
– Вот незадача! Похоже, мне придется сообщить об этом куда следует…
– Нет! – с мольбой в глазах воскликнула мама, сделав шаг навстречу миссис Метьярд. – Пожалуйста, только не это! Я найду работу и выплачу вам долг. Все-все, до последнего пенни! Просто дайте мне немного времени – это все, о чем я прошу вас!
– Вы?! Работу?! Ну не обманывайте себя! Вы почти ослепли, Баттэрхэм, и работа ваша никуда не годится. Не думаете же вы, что я не заметила этого? Мне просто было жаль вас, и я не говорила об этом. Рано или поздно мы все равно пришли бы к этому разговору, даже если бы вашему мужу хватило достоинства и совести жить дальше.
– Я найду что-нибудь! – Мама в отчаянии попыталась схватить миссис Метьярд за руку, но та с презрением отступила назад. – Я выплачу долг! Так быстро, как только смогу. Но если вы посадите меня в долговую яму, то не увидите этих денег никогда…
Долговая яма… Так вот чего все это время так сильно боялась моя мама! Комната вдруг разом показалась мне очень маленькой, а рулоны тканей, став огромными, словно сжимали меня со всех сторон.
– Я и так уже никогда не увижу этих денег. И хорошо понимаю это. Но я не так недальновидна, как вы думаете. При других обстоятельствах я бы заперла вас в этих стенах, и вы шили бы день и ночь, пока не закрыли бы свой долг. Но то, как вы делаете это теперь, никуда не годится. Я вам даже края подрубить доверить не могу. Вы же видите?
Видите! Как жестоко с ее стороны было выбрать именно это слово…
На миг мне показалось, что мама вот-вот упадет в обморок. Но вдруг ее лицо просветлело. Она указала на меня и просто спросила:
– Рут?
– Что? Она?! Девочка умеет шить?
– И еще как! Это Рут расшила тогда свадебные перчатки для дочери Линдсеев! Она будет работать за меня.
Я в ужасе уставилась на маму.
Все было как в кошмарном сне: с тобой происходит что-то ужасное, но ты не можешь ничего изменить, а можешь только беззвучно кричать: не-е-ет!
Я еле заметно помотала головой.
– Хм… А сколько ей лет?
– В ноябре будет четырнадцать.
Они даже не смотрели на меня. Говорили обо мне как о какой-то вещи, очередном рулоне ткани… Только темнокожая девушка искоса поглядывала на меня. Но она ни разу не посмотрела мне в глаза.
Миссис Метьярд вздохнула:
– Ну что ж, Баттэрхэм, мне это все, конечно, очень не нравится. Не скрою, мне это совсем не удобно. Но по доброте моей душевной я могла бы, пожалуй, пойти вам навстречу.
Мама слушала, затаив дыхание.
– Я, конечно, хотела себе совсем не такую помощницу. И чтобы на время испытательного срока она платила бы мне за возможность шить для моих клиентов. Но… я могла бы прибавить эту сумму к тому, что вы должны мне. Ваша дочь будет работать у меня, а весь ее заработок пойдет в счет уплаты вашего долга. И так до тех пор, пока долг не будет полностью погашен. Что скажете?
Я стояла как вкопанная и смогла произнести только одно слово:
– Мама?
Но она даже не взглянула на меня. Она уже приняла решение. Отрезала резко, словно кусок ткани по ранее нанесенной разметке:
– Но Рут будет жить у вас. У нее будет хлеб и кров?
– За это я, конечно, буду вычитать из ее заработка, пока она не покроет весь долг. Конечно, ей придется работать у меня довольно долго, чтобы полностью рассчитаться. Но от голода или холода она не умрет.
– Ты должна согласиться, Рут! – Только теперь мама повернулась в мою сторону. – Лишь так я смогу быть уверена, что ты не голодаешь, находишься в тепле и в безопасности.
Я схватила ее за руку и сжала так, что мамина кисть побелела.
– Нет! Ты не можешь…
Мне хотелось сказать так много всего, но я не смогла произнести больше ни слова. Мне хотелось сказать ей, что я лучше умру рядом с ней на улице, чем останусь тут, с этой ужасной миссис Метьярд. Что я потеряла всех родных и любимых и просто не могу остаться еще и без нее… Но тут я представила, что будет в противном случае.