– Это еще что?! – Лицо ее сделалось вмиг таким же каменным, каким оно было в тот вечер, когда она вызвалась наказать кочергой Мим.
Признаюсь, я струсила. Мой яростный порыв был погашен одним лишь ее ледяным взглядом.
– Я…
На этот раз никто уже не смеялся. Все смотрели только на Кейт, на то, как она быстро переводила взгляд с испорченной одежды на меня и обратно.
Она ведь наверняка сразу поняла, что меня подставили. Зачем бы я стала так поступать? Мим и Нелл знают всю правду. Они заступятся за меня, скажут то, что не смогла произнести я.
Но воцарилась тишина. И с каждой секундой она становилась для меня все более зловещей.
Когда Кейт наконец нарушила ее, произнесенные ею слова прозвучали как выстрел из револьвера:
– Угольная яма!
Я непонимающе уставилась на нее.
– Я сказала, угольная яма! Быстро!
Не успела я толком собрать все обратно в корзину, как она уже подскочила и заломила мне руку за спину. Она вытолкала меня из комнаты, а затем потащила вниз по лестнице.
– Тебе отрабатывать еще три испорченные вещи. Ты никогда не выйдешь отсюда, Рут!
– Я не…
Кейт грубо схватила меня за платье. Я была крупнее и сильнее нее. Если бы она не заломила мне за спину руку, я могла бы вырваться. Но что дальше? Милость миссис Метьярд закончится, если я только притронусь к ее дочери. Ударив ее, я отправлю тем самым маму в долговую тюрьму!
Мы спустились вниз, на первый этаж. Угольная яма… Что она задумала? В какой-то момент я предположила, что она выведет меня во внутренний двор и заставит забраться в ту самую дыру, о которой я спрашивала маму.
Но она привела меня на кухню.
В полу был люк, который я не замечала раньше, жадно поглощая еду, пока Мим сновала туда-сюда, накрывая на стол, а затем убирая с него посуду. Теперь я с ужасом смотрела на обветшалые доски, между которыми зияла чернота. Уж лучше бы в ту дыру!
Свободной рукой Кейт отодвинула задвижку и откинула крышку.
– Что…
Она сильно толкнула меня, и я провалилась в люк.
Боль пронзила руки и ноги. Я закашлялась. Во рту появился горьковатый привкус серы. Вся одежда была в пыли и саже. Крышка с шумом закрылась, и меня обступила кромешная тьма.
Я ничего не видела и даже дышала с большим трудом. В панике я стала ощупывать все вокруг, пытаясь найти выход из этого ада. Но со всех сторон меня обступали холодные каменные стены. Так вот куда ведет та дыра во внутреннем дворе – в нее ссыпают уголь. Грязные черные куски угля. Теперь и я среди них, такая же грязная и черная.
Здесь невозможно было выпрямиться в полный рост. Я легла на влажный пол и съежилась. Темнота словно поглотила меня. Я даже и не думала сопротивляться. Возможно, я просто задохнусь в этой грязи и темноте.
20. Доротея
– Ваш отец желает поговорить с вами.
О боже…
Я промокаю письмо Фанни и попытаюсь придать своему лицу максимально беззаботное выражение:
– Правда, Тильда? Так чего же он сам ко мне не пришел?
Ее раскрасневшееся лицо выглядывает из-за приоткрытой двери моей комнаты. Тильда, переступившая через порог только одной ногой, выглядит довольно комично.
– Понятия не имею. Я просто пришла за вами, как он мне и велел.
– Ну хорошо, – вздыхаю я. – А где он?
– В библиотеке.
Ясное дело, где же еще ему быть. Ну вот, сейчас мне влетит за слишком откровенные беседы с сэром Томасом. Я бы предпочла держать удар в своей комнате, так сказать, на собственной территории. Но отец вызвал меня к себе, что говорило о его явном недовольстве.
Убрав письменные принадлежности со стола, я смотрю на Уилки и начинаю негромко посвистывать. Тот принимается радостно чирикать в ответ, что слегка поднимает мне настроение. Тильда все так же со скучающим видом стоит в дверях, ожидая меня, чтобы сопроводить в библиотеку. Конечно, а то вдруг я заблужусь! По сути, мое положение в этом доме мало чем отличается от положения заключенных в новой Оакгейтской тюрьме.
Я неторопливо, с достоинством спускаюсь в библиотеку, полностью игнорируя Тильду. Осторожно скребу по двери.
– Войдите! – отвечает папа.
Библиотека – одна из тех комнат, что предназначены, прежде всего, для мужчин, поэтому в ней преобладают сдержанные тона: коричневый и приглушенно-красный. Я не очень люблю переступать порог библиотеки, потому что сразу слева от входа под стеклянными колпаками выставлены чучела лисицы и во́рона. Они призваны слегка разбавить монотонность отделанных сафьяном книжных полок, кажущихся просто бесконечными. Похоже, таксидермисты за работой всегда пребывают в плохом настроении: чучела животных у них обычно то ли зевают, то ли угрожающе рычат.
Папа сидит в огромном кожаном кресле за своим столом. Из окна льется солнечный свет, отражаясь в медном абажуре настольной лампы. В руке у него письмо.
– Дора, входи, садись!
Я опускаюсь в кресло напротив него. Морально я готова к очередному скандалу. Папа даже не утруждается передать мне то письмо, что держит в руках.
– Что ж, Дора, у тебя получилось! Я не знаю, о чем именно ты беседовала с сэром Томасом, но в этот раз у тебя получилось!
У меня пересохло во рту. Я просто смотрю на папу, не зная, что сказать. Письмо он положил на стол. Я замечаю красный пенни [23] в уголке и наш адрес, написанный незнакомой рукой. Глядя на это письмо, я думаю: неужели сэр Томас настолько сильно обиделся на мои слова, что даже написал об этом папе?
– Ты, должно быть, произвела на него довольно сильное впечатление, – продолжает отец, – потому что… В этом письме он приглашает нас на обед в усадьбу Хэзерфилд!
От этой новости меня мгновенно бросает в жар.
– Папа, я правильно поняла…
– Да-да! – торжествует он. – А ведь леди Мортон очень редко устраивает приемы, как ты знаешь. Это огромная честь для нас, Дора! Так что сэру Томасу ты, похоже, не на шутку запала в душу!
– Я… Боже, поверить не могу!
– Вот, смотри сама! Написано его собственной рукой!
Папа слегка подталкивает письмо в мою сторону. Оно скользит через весь стол и останавливается прямо передо мной. Почерк у сэра Томаса с сильным нажимом, отчего все линии толстые и кое-где видны небольшие кляксы. Вполне ожидаемая картина! Боже, какая же я дура! Только сейчас я поняла, что человеку с такой формой черепа, как у него, – не терпящему показухи и витиеватых фраз – как раз должно было понравиться, что с ним разговаривают прямо и открыто, что называется, без обиняков. И ему понравилось именно то, что я трезво оцениваю ситуацию и не хочу никого вводить в заблуждение по поводу моего якобы баснословного наследства. И почему я поняла это только сейчас?!
– Бог ты мой! – восклицаю я, чтобы отреагировать хоть как-то. – Мне… Мне придется заказать себе новое платье…
Папа довольно посмеивается:
– Молодец! Я горжусь тобой, Доротея! Ты просто молодец!
Почему-то от его похвалы мне становится не по себе.
– Я знал, что рано или поздно ты образумишься.
В свою комнату я возвращаюсь с тяжелым сердцем. Ох, лучше бы он опять задал мне взбучку!
Хотя… Это всего лишь приглашение на обед. Может быть, сэр Томас решил просто невинно пофлиртовать со мной, чтобы хоть как-то развеять тоску от пребывания в усадьбе своей сестры? Вряд ли он имеет серьезные намерения в отношении меня. После всего того, что я ему наговорила… Восхищаться женщиной и жениться на ней – не одно и то же. Приглашение на обед – всего лишь знак того, что я ему нравлюсь. Хотя и я не могу сказать, что он мне неприятен.
К тому же будет очень интересно посетить эту знаменитую усадьбу и увидеть подругу моей мамы – леди Мортон. Правда, если честно, я думала, что она давно умерла. Сэр Томас слегка преувеличил, или она действительно страдает от этих ужасных волдырей? И ведь что интересно: когда я в последний раз навещала Рут, она упоминала в своем рассказе некую леди Мортон, что заказывала платья у миссис Метьярд. Интересно, это она?
Теперь я припоминаю, что Рут рассказывала, как Мириам была избита кочергой как раз в те дни, когда она работала над платьем для леди Мортон. Но ведь не может быть…
Как сэр Томас сказал? Красные рубцы, словно ее лупили палкой.
Нет-нет, это все-таки слишком нелепо…
Вообще что касается рассказа Рут… Я продолжаю наводить справки, чтобы проверить достоверность всего, что она говорит. Я почти забросила остальных заключенных в этой женской тюрьме – эта девочка просто поглотила все мое внимание! По крайней мере, магазин этой портнихи – миссис Метьярд – это огромный объем материала для меня (уж извините за каламбур). И самое ужасное, что чем больше фактов я проверяю, тем больше подтверждения нахожу тому, что Рут в основном рассказывает чистейшую правду.
Естественно, информации о самой миссис Метьярд пруд пруди – еще бы, такие события пресса просто не могла пропустить! Я и сама помню это скандальное дело, хотя в тот момент еще не посвящала так много времени тюрьмам и заключенным. И все же нам всем пришлось тогда убедиться, что за внешним лоском порой скрывается нечто ужасное. Жаль, что я начала интересоваться преступниками так поздно.
Те изображения миссис Метьярд, что я смогла найти в газетах, очень подходят под описание, которое дала мне Рут: квадратное лицо со свирепым выражением. Трудно судить по газетному рисунку, но мне кажется, что у нее был небольшой выступ на самой макушке, что свидетельствует о безнравственности и жестокости.
Несмотря на то что эта дама имела довольно крепкое телосложение, она не кочевала вместе с мужем по полка́м, как это принято у жен военных. Она предпочитала оставаться в городе, где держала шикарный модный магазин.
Капитан Метьярд погиб в битве при Нсаманкове [24] в тысяча восемьсот двадцать четвертом году. По словам его сослуживцев, он отличался таким же суровым нравом, как и его жена, и требовал неукоснительного соблюдения дисциплины. Он не мог не знать о том, как его супруга обращается со своими работниц