Мим продолжала почти шепотом:
– Я всегда знала, что на рыбке, что оставила мне мама, написано какое-то слово. С той стороны, что более шершавая. Я попросила мистера Рукера прочитать его. Он сказал, что там написано Belle’s.
Боже мой! Все это время она каждую ночь перебирала в руках эту рыбку, лежа бок о бок со мной. Я могла прочитать ей это слово уже давным-давно.
Облизав подушечку пальца, я вдела нить в иглу и исправила свой стежок.
– А что это такое – Belle’s?
– Мистер Рукер сказал, что это большой игорный дом в Лондоне.
– Твоей маме пришлось далеко уехать из Лондона, раз устроила тебя в приют здесь, в Оакгейте. – Я постаралась сказать это как можно более спокойно. Это не значит, что мне не было жаль Мим, просто я не хотела обсуждать наших мам в обстановке этой чердачной комнатушки. Ведь иначе та леди, что наденет так старательно расшиваемое мною платье, будет долго и горько плакать.
– Но она собиралась вернуться и забрать меня! – не унималась Мим, уже едва не плача от волнения. – Она бы не оставила мне эту рыбку, если бы не планировала вернуться и забрать меня! А теперь я могу найти ее! Мне бы только как-нибудь добраться до Лондона и отыскать этот игорный дом…
– А что потом?
– Не знаю… – Мим прекратила шить, уставилась в пустоту и дала волю своим мечтам. – Может, мы сядем на корабль и поплывем… в Африку. Главная воспитательница в приюте часто говорила мне: тебе место в Африке!
Да… Похоже, эти воспитательницы были и сами не очень-то образованными.
– Нет, Мим, это просто нелепо. Ты родилась здесь, в Англии! Здесь тебе и место.
– Да-да, я понимаю, – покачала она головой. Было видно, что Мим не согласна со мной, но не желает спорить и ссориться. Хотя я бы на ее месте…
– Та воспитательница часто говорила мне всякие гадости. Но это заставляло меня задумываться. Я узнала, что в Африке жара круглый год. И даже дожди там идут теплые. Люди носят одежду очень ярких цветов. И едят много фруктов, о которых мы здесь и понятия не имеем. Так что в Африке, наверное, не так уж и плохо. И уж вряд ли местные относились бы ко мне хуже, чем миссис Метьярд!
Так вот как Мим справлялась со всем этим кошмаром: она придумала для себя мир, в который когда-нибудь непременно попадет, волшебную страну, где всегда тепло и все люди добры и отзывчивы. Прекрасная сказка… Но ведь это просто сказка, несбыточная мечта! Настоящая Африка – если Мим действительно имеет какие-то африканские корни – наверняка не так уж прекрасна. Но я не настолько жестока, чтобы разрушать ее мечту.
– Можешь поехать с нами, – прошептала Мим, – если хочешь…
Я вздохнула. Если мне суждено выбраться из этого ада – и кто знает, когда это будет? – я бы не рискнула доверить свою жизнь морю. Да и мама ни за что не смогла бы прожить на корабле целых полгода, чтобы добраться до Африки.
– Не стоит брать меня с собой, Мим. Я приношу одни несчастья.
Она положила ладонь на мою руку:
– Ты что! Ты стала моей подругой! Единственной настоящей подругой! Ты не принесла мне никаких несчастий!
Боже мой, как долго я ждала этих слов! Но вот только почему-то они не принесли той радости, о которой я мечтала. Вместо нее я почувствовала безмерную тоску по маме. И слезы опять навернулись на глаза. Бедная моя мама! Почти слепая, без мужа и детей!
– Пока нет.
Послышались торопливые шаги по лестнице. Мы все пятеро замолчали и стали шить гораздо быстрее, чем делали это почти весь день сегодня. В комнате было тихо, мы трудились в поте лица. Именно такую картину и увидела Кейт, когда вошла к нам на чердак.
Она раскраснелась и слегка запыхалась оттого, что быстро бежала вверх по лестнице.
– Рут! – громко начала она.
Так, ну вот… Сейчас мне, похоже, все-таки всыплют за то, что я сбежала из угольной ямы. Я подняла на Кейт глаза, но руки продолжили шить. Эти монотонные движения успокаивали.
– Мисс Метьярд?
– Отложи иглу! Покажи мне свои руки!
Я переглянулась с Мим. Довольно странное приказание… Но я не дерзнула перечить. Нехотя я отложила иглу в сторону.
– Живее!
Я оперлась локтем на лежавшую передо мной гору материала в шотландскую клетку и положила на нее руку ладонью вниз. Кейт взяла меня за плечо, потом подняла мою руку и отвела в сторону.
– Он прав! – проговорила она. Ее тонкие пальчики ощупывали меня, постукивали и скручивали, словно она выбирала кусок мяса. – Ты сильная! – заключила она.
Физическая сила развилась в моем теле почти незаметно для меня самой. Наверное, это все из-за корсета. Ручки Кейт на фоне моих выглядели просто кукольными. От этого я вдруг стала казаться себе каким-то гигантским монстром.
– Я… думаю, да.
– Тогда я выбираю тебя. И не халтурить!
Я в недоумении смотрела на Кейт.
– Я не…
– Кейт, что думаешь? Нам это подойдет? Мы сможем брать больше таких заказов?
Даже Кейт вздрогнула, услышав голос матери над самым ухом. Миссис Метьярд прокралась на чердак незаметно, как хитрая кошка, и, стоя в дверях, сверлила нас взглядом.
– Да, мама. Билли был прав: у Рут руки и вправду очень крупные.
Крупные?! Неужели Билли сказал именно так? Я не смотрела в этот момент на Айви, но от этого было не легче: я чувствовала на себе ее взгляд, полный злорадства.
– Крепче, чем у Мириам?
– Мне кажется, да.
– Хорошо. Значит, этим займешься ты, Рут. И будешь очень стараться! Иначе твоя мать пожалеет!
Как только она упомянула маму, меня словно молнией ударило. А если я не справлюсь с этим заданием? Чем это грозит ей?
– Пожалуйста, миссис Метьярд! – начала я.
– Ну что еще?
– Объясните мне, пожалуйста, что именно я должна буду делать?
Кейт хмыкнула.
– Раньше мы делали корсеты на китовом усе. И сегодня сразу несколько дам заказали именно такие.
– Но я никогда не работала с китовым усом! – запротестовала я.
– Билли работал! Я попросила его научить кого-то из вас обстругивать и протягивать китовый ус. Но для этого нужны сильные руки. Билли сказал, у тебя самые сильные.
Значит, он сказал все-таки «сильные», а не «крупные»!
– Я буду делать эти корсеты в одиночку?
– Нет. Вместе с Билли.
Делать корсеты вместе с Билли – эта перспектива одновременно и радовала, и страшила меня. Как же я буду часами работать с ним бок о бок? Мое сердце будет биться так часто, словно я пробежала огромное расстояние.
– Но ты должна будешь работать очень прилежно и быстро всему научиться! – пригрозила мне миссис Метьярд. – Отец не может надолго отпустить его, так что вы сделаете несколько штук вместе, а дальше ты будешь делать их сама!
Научиться? Боже правый! Да как только я его вижу, у меня руки начинают трястись так, что я с трудом удерживаю в них иглу! А ведь эта работа требует аккуратности, корсет – очень деликатная вещь. Бедной моей маме опять достанется за каждый мой неверный стежок!
– У нас есть небольшой закуток за торговым залом, – продолжила Кейт. – В нем клиенты примеряют одежду. Вот там ты и будешь делать корсеты.
Я буду работать в торговом зале, всего лишь за ширмой! Бок о бок с Билли Рукером! Буду слышать его смех, видеть его улыбку, чувствовать его ладони на своих…
Айви уже не ухмылялась, теперь ее взгляд был полон ледяной ненависти.
Вы когда-нибудь видели лампу для кружевниц? Она выглядит как трехногий табурет с пятью торчащими вверх подпорками. На той, что в центре, ставится свеча, а на остальных четырех, расположенных по углам, – стеклянные колбы с водой. Вот при такой лампе мы и вышивали ночами. Колбы с водой нужны были для того, чтобы усиливать свет. Может быть, они и усиливали его, но мне все равно казалось, что в комнате очень темно. А вышивать ночами Метьярды заставляли довольно часто.
Со стороны мы, наверное, были похожи на ведьм, колдующих впятером при свете лампы. На лицо Айви падал желтоватый отсвет, и, я клянусь, голова ее словно пылала в огне.
В ту ночь она стала просто настоящей злой ведьмой.
Я сосредоточилась на своей работе: вышивала розы тонкой золотой нитью по черному шелку. И лишь на ощупь могла определить, где кончается черный шелк и начинается кромешная темнота нашей комнатушки. Мне приходилось вышивать почти вслепую. Звездной пылью по тени.
И вдруг свет задрожал.
Я заморгала, почувствовав, как кружится голова. По моим коленям побежали золотые волны. Когда я подняла взгляд, это ощущение только усилилось, словно я тонула в золотом пруду.
– Что происходит?
Айви держала в руках нежно-розовый лиф жакета, который вышивала Мим. Та отчаянно тянула Айви за рукав, глядя на нее огромными от ужаса глазами. Лампа опасно пошатывалась.
– Прекрати! – кричала Мим. – Отдай немедленно!
– Что вы опять ссоритесь?
Айви не ответила. Но она уставилась на меня и зловеще улыбнулась.
Этого и следовало ожидать: она решила отомстить мне за то, что для работы с Билли Рукером выбрали именно меня. О да, Айви очень умна и догадлива! Она прекрасно знает, что больнее всего мне можно сделать, обидев Мим.
– Отдай!!!
– Осторожно! – пропела Айви. – А то еще сломаешь тут что-нибудь!
Нелл, сидевшая рядом со мной, крепко прижала к себе свое шитье:
– Айви, перестань сейчас же! Немедленно! Ты сейчас пожар тут устроишь!
– Да что ты! И что же ты ей скажешь, дорогуша? Так и скажешь: «Это все Айви виновата»? Ты же знаешь, как она любит, когда ябедничают!
На лице Нелл появилось упрямое выражение.
– Я ей ничего не скажу. Но я не хочу сгореть здесь заживо. Прекрати немедленно!
Айви рассмеялась. И смех этот был нехороший, истеричный. Возможно, она просто тронулась умом. Слишком долго пробыла у Метьярдов, в этом бесконечном кошмаре. И ей было уже все равно, останется ли она жить дальше или сгорит, как свечка.
– Отдай лиф Мим, Айви! – строго сказала я. – Она не сделала тебе ничего плохого!
– Не твое дело! Ты сейчас работаешь с мистером Рукером, а не с нами! – С этими словами Айви стала подносить лиф жакета, который расшивала Мим, все ближе к пламени свечи. – Такая изящная вещица… Ах, как жаль будет, если с ней что-то случится…