– Не надо! – Мим стала в отчаянии тянуть жакет на себя. На стыке рукава начал расходиться шов. – Она просто убьет меня, Айви! Не надо! Она убьет меня!
– Нет, только не она! Она будет бить тебя, пока ты не станешь молить о смерти. Но она не избавит тебя от мучений. – Пламя свечи дрожало от дыхания Айви. Запахло жженым сатином. – Она не настолько добра, чтобы убить тебя!
Мы с Нелл подскочили и стали умолять Айви отдать жакет Мим. Даже Дейзи перепугалась и вжалась в уголок. Но Айви было уже не удержать: она просто смотрела прямо на пламя свечи.
И вот на жакете разошелся еще один шов.
– Отдай немедленно!
Неожиданно Айви отпустила жакет.
Мим, так сильно тянувшая его на себя, упала, а стул ее с грохотом отлетел к шкафу.
Дейзи испуганно завизжала:
– Мим!
Я бросилась к ней. Она лежала на полу, свернувшись клубком, с гримасой боли на лице и прижимала к себе розовый жакет так сильно, что костяшки пальцев побелели.
– Мим, тебе больно?
Не думаю, что Айви в тот момент отдавала себе отчет в том, что делает. В порыве безумия она схватила горящую свечу и бросила ее в сторону Мим.
Кто-то вскрикнул. Не знаю кто, потому что я не могла оторвать взгляда от свечи. Как мне показалось, она медленно пролетела по комнате, оставляя за собой световую дугу, и с характерным шипением приземлилась прямо на нежно-розовый жакет.
Я быстро схватила ее и загасила пальцами, даже не почувствовав боли. От свечи отлетела искорка. В воздухе повис запах горелой ткани. И я начала изо всех сил выбивать и растирать жакет. Так сильно, как никогда раньше.
От искорки на жакете осталось только маленькое пятнышко. Маленькое коричневое пятнышко в темно-розовом кружке. Искра не успела прожечь дырку. Но все равно жакет был безнадежно испорчен.
– Что у вас тут происходит?! – гулко прогремела миссис Метьярд. Наверное, шум от нашей борьбы разбудил ее. – Рут! Мириам!
Мы обе лежали на полу, вцепившись в жакет. Мим лежала плашмя под ним, я рядом, на боку. Картина, прямо скажем, не очень приглядная.
– Что у вас тут происходит?
Я не могла заставить себя поднять глаза на миссис Метьярд. Если бы я это сделала, я не смогла бы проронить ни слова. Но я смотрела на Мим. На то, как снова раздуваются от ужаса ее ноздри, и выпалила в порыве безумного сострадания, не успев толком все обдумать:
– Это я виновата, миссис Метьярд. Я уронила свечу. Мим тут ни при чем.
Я полагала, что меня опять швырнут в угольную яму. Ничего, я уже была там. И пойду туда еще раз. Вместо Мим. И, может быть, Билли Рукер опять придет вызволять меня оттуда.
В следующий миг миссис Метьярд подскочила ко мне, схватила за волосы и рванула к себе. Было так больно, словно меня заживо скальпируют. Она протащила меня за волосы мимо стола и поволокла дальше, вниз по лестнице.
Бум, бум, бум…
Я до крови прикусила губу.
Потом вокруг меня была кромешная темнота. Только на одну секунду я увидела отсвет на лице миссис Метьярд, которое, освещенное снизу, казалось еще ужаснее. Оно напоминало лицо мертвеца, только глаза неестественно сверкали.
В какой-то момент я поняла, что она тащит меня не в угольную яму. На этот раз – в какое-то другое место.
Я так долго мечтала подняться по этой шикарной парадной лестнице, покрытой бордовым ковром, – и вот я наконец попала в комнаты, где обитают Метьярды. Но другим путем. Она долго тащила меня за волосы по этой лестнице, и единственным моим впечатлением о ковре стало то, что он сильно натер мне щеку.
В носу щипало, но все же я уловила этот уже знакомый мне запах ландышей. А еще дров и фиалок. Так вот как пахнет там, где живут Метьярды, где хранится все самое ценное.
Приоткрыв один глаз, я увидела сияющий белой краской плинтус. Он был все ближе и ближе – и вот миссис Метьярд резко завернула за угол и со всего маху приложила меня головой об этот плинтус. Видимо, на какое-то время я потеряла сознание.
Конечно, она выждала, пока я снова приду в себя. Я тут же осознала, что не могу пошевелиться. Моя спина была плотно прижата к шершавой холодной стене. Руки подняты над головой. Я не могла опустить их: скорее всего, их привязали к крюку, вбитому в потолок.
Я находилась в комнате, в которую мне не доводилось заходить раньше. Обои с расплывчатым рисунком, похожим на осенние листья, на полу коричневый ковер. Слева горел камин, перед решеткой которого стоял красивый экран в форме веера.
Справа виднелось окно с задернутыми шторами. Свет шел только от камина и от торшера с бахромой по низу абажура. Мебель была из массивного темного дерева: большой платяной шкаф и зеркало в полный рост.
И около зеркала… манекен. Такой же, как в витрине. Только вместо платья на нем был алый мундир с белыми полосками и светлые брюки. На плечах сияли золотые эполеты, но меня привлек не их блеск, а сверкающие ножны, висящие на талии. Из них торчала рукоять сабли. И венчал все это великолепие черный кивер с перьями, висящий там, где у манекена должна была быть голова.
Должно быть, форма капитана Метьярда, выставленная здесь в его память. Печальная и зловещая картина. Словно капитан Метьярд просто стоял здесь, в этом углу, а потом растворился, и осталась только его военная форма.
Я попробовала пошевелить ногами. Мои руки были связаны и закреплены так высоко, что приходилось стоять на носочках. Было очень неудобно. Хорошо хоть, в этой комнате тепло. Я не могла решить для себя: это наказание легче, чем угольная яма, или нет?
Но очень скоро мои сомнения рассеялись.
Шурша о ковер, дверь медленно открылась. На пороге возникли армейские ботфорты, а затем мне в нос ударил запах крепкого табака.
– Смирно! – гаркнул мужской голос.
Мужчина зашел вразвалочку, пожевывая сигару. На нем была не военная форма, а дорогой охотничий костюм. Седеющие волосы зачесаны назад. На лице странные, неестественные усики. Продолжая пожевывать сигару, он медленно закрыл за собой дверь. И тогда я увидела, что он держит в другой руке тонкую кожаную плетку!
Я вскрикнула и едва не потеряла сознание снова. Капитан Метьярд? Он что, на самом деле жив? Или они держат его тут взаперти? Не может быть! Да и зачем? Если только… Он вернулся с войны не в себе? Он сумасшедший? Он опасен?
Я задергалась, тщетно пытаясь вырваться.
– Неподчинение! – прогремел он, выпуская клубы удушливого дыма прямо мне в лицо. – Это недопустимо, солдат! Я не потерплю этого, слышишь! Не потерплю!
Я не могла вымолвить ни слова, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Мне было так страшно, что перед глазами расплывались стены, которые, казалось, собирались поглотить меня.
– Ты поставил под угрозу всю роту. Всю роту, черт ее подери!
Он не спеша затянулся, оглядывая меня с головы до ног. Кончик сигары мелькал оранжевой точкой. Он был довольно маленького роста, но это не успокаивало. Мама говорила, что низкорослые мужчины вечно пытаются всем что-то доказать.
– Однажды в моем полку повесили одного, – медленно проговорил он. – Вздернули как раз за неподчинение приказам. Но я дам тебе шанс, солдат. Дам тебе шанс искупить свою вину.
– Пожалуйста, сэр… – просипела я. У меня уже так болели руки! И мне казалось, что они вот-вот вывернутся из плеч.
– Сначала я раздену тебя догола. Потом выпорю. А потом… Потом посмотрим. Посмотрим, усвоил ли ты урок.
– Нет! – закричала я и начала брыкаться. Но это было совершенно бесполезно. Каждое движение отдавалось болью в шее. – Не-е-ет!
Дым от сигары уже застилал мои глаза.
Он прищелкнул языком:
– О! Мне нравится, когда сопротивляются!
Не выпуская изо рта сигару, он сжал меня руками, словно тисками. Его лицо приблизилось. Я вскрикнула, когда он ткнул кончиком сигары мне в шею.
И вот тогда, сквозь боль и страх, я почувствовала, что к табачному дыму примешивается еще какой-то странный запах. Это было что-то похожее на пудру. Какой-то очень женский запах.
Я открыла глаза.
Передо мной был не капитан Метьярд, восставший из ада. Это вообще был не мужчина.
В своих цепких объятиях меня держала миссис Метьярд, глядя остекленевшими, безумными глазами.
– Интересно, ты визжишь так же громко, как моя жена?
Я больше никогда не возьму на себя вину Мим.
24. Доротея
Обычно я наслаждаюсь утренней прогулкой, когда для нее выпадает возможность. Но сегодня утром мне было ни до чего. Нет-нет, в Ботаническом саду все было как всегда прекрасно. Садовники и природа ни при чем. Думаю, причина моего плохого настроения во мне самой.
Садовники усердно орудовали вилами и тяпками, рыхля плодородную почву. То и дело в вывернутом коме земли находился розовый червячок – желанная добыча для птичек. Они кружили над грядками, готовые в любую секунду опуститься на них.
Мне так не хотелось верить в то, что окружающие меня люди по сути своей стервятники: вечно голодные, поджидающие свою добычу в темном углу, нападающие всегда неожиданно. Но после всего, что произошло, меня терзают сомнения. Разве мы не относимся к заключенным в новой Оакгейтской тюрьме с максимальным состраданием? Разве не ложимся костьми, чтобы предоставить им максимально возможный комфорт и занятия по возможности и интересам? Но, похоже, как волка ни корми…
На меня напала такая меланхолия, что я сама взяла за руку Тильду. Просто чтобы почувствовать хоть какое-то человеческое тепло рядом. Она ходит довольно медленно. И вот, пока мы тащились так по дорожкам сада, я успела отметить, что ветер сгоняет облака в большие тучи, а в воздухе все сильнее пахнет сыростью. При такой погоде лучше, конечно, оставаться дома.
Но нет! Иначе я не увидела бы Дэвида, хотя бы мельком. Сегодня он на дежурстве. По крайней мере, насколько я знаю. И он должен проходить через Ботанический сад в строго определенное время. По нему можно часы сверять.
Мой дорогой Дэвид! Уж в нем-то я могу быть уверена на все сто. У кого угодно сердце может быть с двойным дном, но Дэвид кристально чист, и это никогда не изменится. Когда он остановился подле нас и приподнял шляпу в знак приветствия, на его милом лице было написано неподдельное сострадание.