– Простите мой бестактный вопрос, но… Не установлена ли причина появления этих симптомов? Может, у леди Мортон были какие-то проблемы со здоровьем?
– Нет, ничего такого. Она ничем не болела, и вдруг это началось, совершенно внезапно. У нее было множество докторов, но ни один так и не смог определить причину болезни. Они называют эту болезнь «Антонов огонь» [28], но леди Мортон, увы, не помогает ни одно из предложенных ей лекарств.
– Даже не знаю… Это, конечно, глупая идея, но, может быть, эти симптомы появились после ношения какого-то конкретного предмета одежды?
Мисс Поттс поправила свой кружевной чепец:
– К сожалению, нет. Я понимаю, о чем вы говорите. Мы все тоже думали, что так она реагирует на какую-то ткань или еду. Мы пробовали исключать разные продукты и ткани – но все напрасно!
Следующий вопрос как-то сам собою сорвался с моих губ:
– А она никогда не заказывала ничего в ателье миссис Метьярд?
Какая же я все-таки дура – предположить такое! Но эта мысль не оставляла меня в покое…
Мисс Поттс закатила глаза:
– Вообще-то заказывала пару раз. Не удивлюсь, если на тканях, из которых они шили, была какая-нибудь зараза от их несчастных работниц. После всего, что выяснилось, я уже ничему не удивляюсь…
И это вы еще не знаете и половины о том кошмаре, что творился у Метьярдов, пронеслось у меня в голове, и стоило больших трудов не высказать это вслух.
Леди Мортон спустилась к нам по огромной парадной лестнице только к самому обеду, когда мы уже неспешно шли в столовую. Папа, сопровождавший мисс Поттс, с еле заметным поклоном поспешил взять под руку леди Мортон.
Мне не удалось сразу разглядеть открытые участки тела хозяйки имения, потому что я шла позади и видела только ее голову. Волосы леди Мортон были рыжеватыми, как и у сэра Томаса, только слегка подернуты сединой. Форма ее головы, в принципе, очень напоминала мою, за исключением одной особенности: у нее была ярко выражена потребность в супружестве и привязанность к дому.
– Как жаль, – шепнула я сэру Томасу, – что ваша сестра овдовела. Судя по форме ее головы, она не может быть счастливой в одиночестве.
– Но с ее лицом шансов снова выйти замуж нет, – хмыкнул сэр Томас.
Жестоко, конечно, но он был прав.
Когда мы наконец расселись за обеденным столом из красного дерева, я позволила себе украдкой взглянуть на лицо леди Мортон. Она была очень бледна и явно нездорова. Кожу покрывал толстый слой пудры, но бугры на ней все равно были очень заметны. Выглядели они словно шрамы от побоев, как и сказал тогда сэр Томас. Высокий воротник и длинные рукава платья не оставляли сомнений в том, что они покрывают не только лицо, но и все тело леди Мортон.
Но ее лицо действительно хранило следы былой красоты. У нее, как и у сэра Томаса, был томный взгляд и маленький аккуратненький носик. Но от мучительных страданий и, возможно, длительного одиночества выражение лица ее все же было каким-то холодным и высокомерным.
– Том нечасто зовет друзей к нам в Хэзерфилд, – сказала она, пригубив вина. Вино, впитавшись в толстый слой пудры, оставило в уголках ее губ ужасный кровавый след. – На вашем месте я воспринимала бы это как особый комплимент!
– Бесспорно! – воскликнул отец. – Мы и не могли иначе воспринять это приглашение! Ведь это не только особый комплимент, но и честь видеть вас, ваша светлость!
По-моему, папа переборщил…
Леди Мортон подождала, пока слуги подадут всем суп, и только потом ответила:
– Вы не удостаивались этой чести довольно много лет. Мисс Трулав уже так выросла! Я помню вас еще совсем маленькой девочкой, юная леди! Сколько вам сейчас лет?
Я думаю, она прекрасно помнила, сколько мне лет, просто хотела таким образом отвлечь всех от созерцания ее лица. И все же этот вопрос был не совсем корректным с ее стороны.
– Двадцать пять, – ответила я, стараясь сохранить беззаботный вид.
– Неужели? – Брови миссис Мортон почти исчезли под толстым слоем пудры, но по движению мускулов на ее лице было заметно, что она вздернула их от изумления. – Как быстро бежит время! Хотя… Вашей матери было и того меньше, когда вы появились на свет. Ваш отец все это время не очень-то старался подыскать вам достойную партию, мисс Трулав?
Когда она задала этот вопрос, я как раз ела суп, так что папе пришлось ответить натужным смехом и за меня тоже, а потом проговорить с легким налетом усталости в голосе:
– Я думаю, Доротея была просто слишком занята, чтобы выбирать себе жениха. Она очень добродетельна и составила себе довольно длинный список дел, которые хотела бы выполнить перед тем, как посвятить себя домашнему очагу.
– И это характеризует мисс Трулав с самой лучшей стороны, как мне кажется! – тут же парировал сэр Томас. – Это гораздо лучше, чем без устали болтать только о нарядах, мопсиках и прочей подобной ерунде, которой забиты головы большинства знакомых мне молодых дам.
– Ах, мальчик мой, все-то ты знаешь! – засмеялась леди Мортон. Смех у нее был холодный и колючий. – И это говорит тот, у кого на уме только королевские скачки в Аскоте и родословная гончих псов!
– А о чем еще я могу думать здесь, в глуши?
– О, я никогда не видел имения, подобного вашему. Здесь есть все, что нужно для счастья, и даже больше! Я бы любовался этими видами хоть всю жизнь! – попытался сгладить неловкость отец. – Скажите, ваша светлость, лай ваших гончих часто слышен в здешних лесах?
– Естественно! А вы и ваша дочь любите охоту? Что-то я не помню…
– В юности я почти не вылезал из седла, но… – отец бросил многозначительный взгляд на меня, – Доротея так и не смогла обучиться верховой езде. Это благородное занятие ей не по душе.
– Тогда пусть приезжает к нам! Мы с Томасом быстро обучим ее. Отдадим ей лошадь мисс Поттс!
– О, вы так любезны, ваша светлость! Вы просто сама доброта! Доротея будет счастлива!
Леди Мортон вернулась к своему супу.
Я заерзала на стуле. Как папа мог так откровенно лебезить перед ней, да еще и говорить за меня? Что же будет дальше, если уже сейчас слово в мою защиту осмелился сказать только сэр Томас, который, похоже, не имеет здесь никакого влияния?
И вообще – охота! Да мне становится дурно только от одной мысли о том, что придется оседлать лошадь и гнать псов бок о бок с леди Мортон! Неужели отец действительно считает, что это занятие мне подходит? То есть ездить в тюрьму – это, по его мнению, ужасно, а скакать по лесу и болотным кочкам и стрелять в беззащитных лис – это благородно?
Пока слуги меняли тарелки и сервировали стол для второго блюда, отец спросил у сэра Томаса, чем он занимался в Глостершире. Тот, поигрывая своим бокалом, ответил что-то вроде «ничего особенного: то одно, то другое». Леди Мортон решила снова вмешаться, дабы компенсировать немногословность брата:
– Как вам суп, мистер Трулав? Не показался ли он вам каким-то… особенным? Я люблю именно этот суп.
– Он был выше всяческих похвал, ваша светлость. Как он называется?
– Это белый суп с миндалем. Я была уверена, что вы сразу вспомните его. Рецепт мне дала ваша супруга.
Над столом повисла неловкая тишина.
Я снова взглянула леди Мортон в лицо. Вкусовые предпочтения человека могут многое сказать и о его характере в целом, но все же они лишь мелкий штрих к портрету. Таких штрихов, безусловно, много, но вот о том, что моя мама любила именно такой суп, я, увы, забыла. И с нетерпением ждала, что еще леди Мортон расскажет о ней, утратив всякий интерес к стоявшей передо мной еде.
Болезненно тонкой и густо напудренной рукой леди Мортон указала в мою сторону:
– Разве рецепт этого супа не сохранился в домовой поваренной книге, мисс Трулав? Очень жаль! Я сейчас же прикажу экономке списать его для вас. Ваша мать очень любила это блюдо. Я так полагаю, потому что очень часто улавливала нотки миндаля в ее дыхании.
– Ну… – протянул явно сконфуженный отец. – Она действительно очень любила супы.
И тут я вспомнила, что суп и каша – это единственное, что она могла есть в свои последние дни. Неужели отец не помнит этого? Но даже после этой простой еды ее мучили страшные боли, ведь ее умирающий организм с трудом переваривал даже это.
– Да и вообще то, что мы едим здесь, в Хэзерфилде, готовится в основном по рецептам вашей матери, моей безвременно ушедшей подруги. – Миссис Мортон перевела взгляд с меня снова на отца, вжавшегося в кресло, и, сверля его глазами, которые только и казались живыми на ее каменном лице, продолжала: – Никогда в жизни не встречала такой неутомимой хозяйки! Если бы не эта прискорбная болезнь… она была просто неудержима!
Отец пробормотал какие-то слова благодарности и промокнул рот салфеткой.
Повисла неловкая тишина. Даже поток папиных льстивых комплиментов иссяк. Леди Мортон ведь сама вдова, могла бы и поберечь чувства моего отца! Как же так получилось, что эта женщина была лучшей подругой моей мамы? Ведь они настолько разные: мама – сама мягкость и деликатность, а леди Мортон надменная и откровенно бестактная.
Я перевела взгляд с жестокой хозяйки этого имения на ее молчаливую компаньонку, мисс Поттс, которая почти слилась со своим креслом. А потом на сэра Томаса.
Он опустил вилку. В его усталых глазах вспыхнула искра беспокойства, о нем же свидетельствовали и плотно сжатые челюсти. Я ожидала, что он хотя бы взглядом упрекнет свою сестру за ее очередную бестактность. Но нет!
Он смотрел прямо мне в глаза.
27. Рут
Есть своя, особая красота в одежде, помогающей исправить недостатки фигуры. Она способна превратить дряблую плоть в нечто совершенно иное. Женский торс без одежды – это всего лишь некая студенистая масса разнообразных оттенков. Но женский торс в корсете выглядит упругим и красиво очерченным. Это своего рода броня – вертикальные стержни в зоне живота, диагональные по ребрам, широкие пластинки для поддержки груди, более узкие – для плечевых зон. Эти пластинки закрепляются горизонтально. Корсет – залог горделивой осанки, он как бы ставит на место все безвольно перекосившиеся части тела. Для меня это самый интересный и даже немного загадочный предмет гардероба.