Понимаю, что воспевать одежду по меньшей мере странно. Но я часами сидела в одиночестве, отмеряла и резала китовый ус, обшивала тканью и сшивала полученные кусочки, думая только о работе. И корсет стал для меня почти божеством.
Я научилась многому в тот год, и не только у Билли. Корсет не был совсем мне в новинку – ведь я уже сшила тот, свой, сидя в темноте, еще до рождения Наоми. И много раз, работая, я мысленно спускалась в нашу подвальную спальню и доставала из-под подушки это свое жалкое творение. О, как бы я его сейчас переделала! Металлические петельки, спиральные стальные спицы, лента в крупный рубчик для шнуровки и саржа для самого корсета. Но с этим придется подождать. Над всеми нами висела зловещая тень недремлющего капитана, так что я не решалась стянуть даже ниточку.
Оставалось только мечтательно вздыхать по ночам, и иногда казалось, что мой корсет под подушкой тоже вздыхает.
Мои корсеты пользовались спросом. Дамы были очень довольны – ведь теперь можно было заказывать все сразу. Не могу сказать, что эта работа давалась мне намного легче, но она позволяла сбегать из чердачной мастерской хотя бы на несколько дней в неделю. Так что я должна быть благодарна силам небесным за возможность заниматься ею.
На чердаке, где не было ни отопления, ни ковров, зимой было очень холодно. А озябшими негнущимися пальцами делать тонкую работу почти невозможно. Но хуже всего было, выпив чашку чая на кухне, опять возвращаться на холодный чердак. Даже Нелл украдкой плакала, взбираясь по лестнице.
Той зимой мне исполнилось пятнадцать. В один из зимних дней я сидела в своем алькове за занавеской и расшивала нитью с перламутровым отливом очередной корсет. Я тянула время, как могла, потому что, закончив работу над ним, мне предстояло снова мерзнуть на чердаке.
Я добавила цветочек там, завитушку здесь, лишь бы подольше оставаться в тепле.
И тут звякнул дверной колокольчик. Я даже не пошевелилась. Миссис Метьярд и Кейт находились в торговом зале. Клиентками они занимались сами.
– Моя дочь выходит замуж, – произнес звучный властный голос, принадлежащий явно женщине зрелых лет. – В новом году, в день ее шестнадцатилетия.
Метьярды наперебой принялись осыпать посетительницу дежурными поздравлениями. Я закрепила очередной цветочек узелком и туго затянула его. Ну вот, опять приданое невесты. Боже, как я ненавижу эти подвенечные платья!
Я продолжила обрезать ниточки и закреплять узелки, не обращая внимания на разговор в торговом зале. Но вдруг кое-что привлекло мое внимание, и я замерла.
– Мне нужны наряды из самых лучших материалов. Цена не имеет значения. Я буду выбирать только из самого лучшего.
Надменная, избалованная… Таких девушек пруд пруди. Но почему от этого голоса у меня мороз по коже?
За занавеской мать молодой посетительницы снова откашлялась:
– Дорогая, ты ведь понимаешь, что платить за это придется твоему отцу, а не мистеру Грину?
– Ну и что? Я потом верну ему эти деньги! Из того, что мой муж даст мне на булавки, ты же знаешь, мама!
– Жених моей дочери занимает высокое положение в обществе и баснословно богат. Надеюсь, вы в курсе! – самодовольно пояснила мать девушки.
– Да-да, конечно, – не менее самодовольно парировала миссис Метьярд. – Я имела честь шить наряды для первой миссис Грин.
Я улыбнулась. Мне очень редко приходилось мысленно вставать на сторону миссис Метьярд, но тут я не могла не признать, что она ответила этой зазнайке весьма достойно. И все же в голосах этих клиенток было нечто, что настораживало и волновало. Мне было не по себе от них. Особенно от этой девушки. Почему ее голос кажется мне знакомым?
– Бывшая жена мистера Грина одевалась крайне безвкусно, – ответила девушка, разворачивая очередной отрез ткани. Очевидно, она и не думала сдаваться и была настроена продолжать эту словесную пикировку. – Я намерена затмить ее. Чтобы все просто забыли о ней. Но платье будет зеленым. И даже не предлагайте мне другие цвета.
– Как мило, – обратилась миссис Метьярд к матери девушки. – Ваша дочь хочет выйти замуж в платье того цвета, что полностью соответствует фамилии ее жениха! [29] Я сама в свое время вышла замуж за военного в алом мундире. И долгие годы весь мой гардероб был исключительно этого цвета.
– Но рядом с алым цвет лица кажется слишком бледным!
– Вы совершенно правы, миссис Ордакл.
Что?! Земля так и уплыла у меня из-под ног. Розалинда Ордакл! Та самая ненавистная одноклассница!
А если она меня увидит? Исхудавшую, почти сироту, зарабатывающую тяжким трудом свой хлеб. Три года назад она относилась ко мне с презрением. Что же она скажет теперь? Да я лучше умру, чем покажусь ей в таком виде.
– Моя дочь тоже собирается замуж, – сказала миссис Метьярд. – Они с женихом сейчас как раз выбирают дату.
Миссис Метьярд наступила мне прямо на больную мозоль. Но, конечно, не нарочно, она ведь ничего не подозревает. А я тут же представила себе эту картину: Розалинда и Кейт, две невесты, все в белом, с флердоранжем в волосах. И обе смеются надо мной.
– Полагаю, у людей вашего положения все совсем иначе, – продолжала язвить миссис Ордакл. – Вашей дочери придется выбирать для свадьбы такой день, когда благородные леди не нуждаются в ее услугах. А после свадьбы вы лишитесь двух умелых ручек – ощутимая потеря для вашего маленького магазина!
И тут миссис Метьярд проявила неслыханную выдержку и ответила крайне вежливо:
– О, вы, безусловно, правы! Но мы с вами своего рода друзья по несчастью, мадам. Вам тоже будет очень одиноко, когда ваша дочь выйдет замуж.
– Да, – почему-то не совсем уверенно ответила миссис Ордакл.
– Мама, иди сюда и посмотри вот на это!
Какое гадкое притворство! «Зеленый, и только зеленый!»
Я сидела на своем маленьком стульчике, и гнев закипал во мне все больше по мере того, как Розалинда пополняла список заказываемых вещей: зеленые перчатки, зеленые зонтики. Изумрудный, хаки, нежный мятный муслин. Ух, я бы ей такой зеленый показала! Да я бы утопила ее в этой зелени!
И вдруг я вспомнила тот ужасный звук – треск моего корсета под ногами Розалинды Ордакл. Мой корсет жаждал мести.
Зеленые перья, зеленые ленты.
– Это будет очень крупный заказ, вы понимаете? Вашим работницам придется шить круглые сутки!
Медленно мое лицо расплылось в улыбке. Без моего стежка не обойдется ни одно платье Розалинды. Я оплету ее своей нитью, как паук опутывает паутиной свою жертву.
Работать сутки напролет? Да не впервой! Пусть я упаду замертво, но не упущу возможности поквитаться с ней.
– Все запомнят тебя, Розалинда, – прошептала я. – Уж это я тебе обещаю. Все только и будут говорить что о новой миссис Грин.
Оказывается, планы строила не я одна.
В ту ночь Мим ворочалась без сна, не давая мне покоя. При каждом ее движении солома впивалась мне в бока.
– Не вертись, пожалуйста! Я не могу заснуть!
– В таком холоде все равно не заснешь.
Она была права. Мои руки и ноги, кажется, были уже отморожены. Пальцы болели и чесались. Издалека донесся рев гудка – значит, на реке, на берегу которой когда-то был мой дом, туман.
В подвале тоже стоял туман от нашего дыхания, клубившегося в стылом воздухе. Дейзи храпела, и струйки пара вырывались из ее ноздрей, словно ее покидала душа.
– Но близняшки-то как-то заснули!
– Они не чувствуют холода, – ответила Мим. – У них ледяные сердца!
Я лежала на спине и прислушивалась к завываниям ветра. Сегодня ночью он дул особенно яростно. Отморозишь и щеки в два счета! Как же мне жаль тех бедняг на реке, что стынут сейчас на ветру!
Крак-крак – тихо, но настойчиво подавал голос из-под подушки мой корсет, словно пел мне колыбельную. И говорилось в ней о мести, о силе духа и отстаивании своей чести. Я слушала, и мои веки понемногу тяжелели, и я начала проваливаться в сон.
– Я сбегу. Очень скоро!
Услышав шепот Мим, я открыла глаза.
– Это как?!
– Уйду. Сбегу из этого ада. Я уже все придумала, только жду подходящего момента.
Она часто говорила мне, что хочет сбежать и искать маму. И я тоже часто представляла Мим с мамой на борту огромного корабля, медленно бороздящего океанские волны в сторону Африки, с ее жарой и пустынями. В своих мечтах я ликовала из-за победы Мим. Но только не сейчас, под зловещие нашептывания корсета под головой.
– Почему, Мим?
– Почему?! – Белки глаз Мим сверкнули в темноте. – И ты можешь вот так лежать здесь, едва не помирая от холода, и спрашивать почему?
– Нет… Я имела в виду… Почему именно сейчас? Ведь на улице так мокро и холодно… Скоро наверняка выпадет снег. Может, лучше дождаться лета?
– Нет-нет! Летом темнеет очень поздно, и на улице даже ночью бродят люди. А вот зимой никто по сторонам не смотрит. Поднимут воротник и идут себе дальше.
– Но у тебя-то нет воротника, – пыталась я образумить Мим. – Даже тоненького плаща нет!
– Ну и что? Я готова мерзнуть – лишь бы только найти маму.
Я съежилась, представив Мим на улице под снегом в легком платьице. У нашей школы на улице сидел нищий с обрубками вместо ног. Девочки сплетничали, что ступни ему «откусил мороз». Я тогда так и представила его себе: с огромной алчной зубастой пастью. Что страшнее – адский холод или комната капитана?
– Мим, – зашептала я, – не торопись, подумай хорошенько! Я понимаю, сейчас тяжело, но тебе совсем скоро исполнится двадцать один. И ты станешь уже не бесправным подростком, а полноправным взрослым человеком. И сможешь спокойно уйти отсюда при свете дня, никто не будет вправе остановить тебя.
Мим усмехнулась:
– Ты что, правда так думаешь? Что она вот так просто отпустит нас? Да брось ты, Рут, не говори глупостей! Кейт она отпустила?
– Ну это же совсем другое! Они же мать и дочь! Но ты-то… – Я осеклась. А все ли я знаю? Ведь я здесь всего-то полтора года. И тут мне пришла в голову еще одна шокирующая мысль: Нелл уже наверняка больше, чем двадцать один, но она все еще здесь!