И все равно мне как-то не по себе. Неприятно уже от одной мысли о том, что, возможно, леди Мортон так или иначе винит папу в смерти мамы.
Но я заметила, что горе порой очень искажает видение реальности. Оно заставляет человека верить во всякие немыслимые и нелогичные вещи.
Вот та же Рут Баттэрхэм. Ее мозг с таким трудом справляется со всем тем ужасом и горем, выпавшими на ее долю, что рисует ей просто безумные картины – и ведь она всерьез верит в них!
Взять, к примеру, то, как она решила отомстить той, что так обидела ее в детстве. Какие-то детские фантазии! Это несерьезно, даже для ее шестнадцати лет!
Рут может продолжать наслаждаться своими бреднями сколько хочет, но меня она не проведет – ведь я уже обмерила ее голову! Она принимает меня за доверчивую дурочку – но я простила ее за это. В конце концов, пострадавшая здесь явно не я.
Это Рут должна признаться и покаяться в своих грехах.
День суда над ней все ближе. Нельзя терять ни минуты – нужно спасать ее душу! Нужно очистить ее покаянием перед тем, как она предстанет перед Господом.
Сколько ж можно лгать самой себе?
29. Рут
Кейт сняла все необходимые мерки, составила огромный список того, что нам надо будет сшить для Розалинды Ордакл. Пожалуй, этот заказ станет первым, над которым я буду работать с удовольствием.
Для лифа своего свадебного платья Розалинда выбрала ткань оттенка болотной тины. От одного взгляда на этот жуткий цвет начинало тошнить. Трудно выбрать что-то хуже, даже если очень постараться.
Я как можно сильнее сжала в кулаке планки из китового уса, которые обстрогала для корсета Розалинды. Мне казалось, что они слегка потрескивают в моих руках, словно я держу их у самого камина. Я уже знала, как ей отомщу. Знала задолго до того, как сделала первый стежок.
На столе, справа от наполовину готового корсета Розалинды, лежал мой собственный, стоивший мне многих усилий и бессонных ночей после того, как моя одноклассница так жестоко обошлась с ним. Она назвала его ненадежным и непрочным, но теперь она сполна почувствует его силу! Он так же крепок, как моя ненависть к Розалинде Ордакл!
Нежно и аккуратно я расправила свой корсет. Он показался мне таким маленьким! Я заметно выросла с тех пор, как этот корсет перестал сжимать меня в своих крепких объятиях. Теперь ему пришло время обхватить другое тело. И сгубить его!
Я вырезала из своего корсета маленький квадратик – небольшой кусок той самой коричневой ткани, что с любовью прятала под половицей. Прошлась пальцем по его краям, ощущая приятную мягкость нитей, поднесла к губам и поцеловала его. А потом поместила этот кусочек ткани в корсет Розалинды, между зеленой тканью и подкладкой. Придет время, и эта секретная черная метка займет место прямо у ее сердца.
После того как я это сделала, незаконченный корсет, казалось, ожил. Возможно, это была всего лишь игра света, но мне почудилось, что его планки начали слегка двигаться, словно при дыхании: вдох-выдох, вдох-выдох…
– Где она?! Где эта девка?!
Не успела я и глазом моргнуть, как занавеска цвета спелого баклажана резко раздвинулась – и передо мной выросла миссис Метьярд.
– Я отойду в туалет, Баттэрхэм. Ты отвечаешь за торговый зал!
– Но…
– Никаких но! – прогремела она.
Вздохнув, я отодвинула в сторону планки, обшитые тканью болотного цвета. Зато глаза хоть немного отдохнут!
Миссис Метьярд быстро исчезла. Я с опаской вышла из своего закутка и осторожно ступила на кремовый ковер. За окном была мрачная зима, но в торговом зале все сверкало и блестело. И вот я стою не перед, а за этой красивой блестящей витриной, в свете блестящих канделябров. Я – хозяйка всего этого великолепия. Пусть только на пару мгновений. Разноцветные перья, легкая тафта, ладанки, шелка… – все это мое и только мое!
Но нет! Уже нет…
В следующую секунду я увидела у окна Билли. Он надевал свою кепку. Волосы его были взъерошены больше обычного, словно он несколько раз подряд провел по ним рукой спереди назад. Мое сердце часто забилось…
– Добрый день, Рут! Ты… наверняка слышала все, о чем мы тут говорили.
Я достала из-под прилавка ленточку и начала усердно разглаживать ее, пытаясь скрыть волнение.
– О чем именно?
– Мы с миссис Метьярд говорили о свадьбе. Она, в конце концов, состоится. Первое оглашение в церкви уже в следующее воскресенье.
Слава богу, мои ладони были под прилавком и он не увидел, как они задрожали.
Билли, оказывается, был уже давно здесь, в двух шагах от меня – а я в это время так погрузилась в размышления о мести Розалинде Ордакл, что даже не слышала его голоса!
Может быть, я вообще слышу его в последний раз. Став мужем Кейт, он вряд ли будет часто появляться здесь. Он станет проводить время дома, в своем уютном гнездышке, с Кейт и их голубоглазыми малютками. Теперь Билли будет заботиться о них, а не вызволять в очередной раз меня или Нелл из угольной ямы. Я потеряю еще одного близкого друга.
– Э… Ты ничего не хочешь мне сказать? – Его бездонные голубые глаза смотрели прямо в мои.
– Я… – Боже, что я несу! Сейчас самый неподходящий момент говорить о себе! Надо как-то показать ему, что я думаю о его чувствах, а не о своих. – Думаю, это большое облегчение для вас обоих. Что ты чувствуешь сейчас?
Билли цокнул языком:
– Ну… не стану врать. Я очень волнуюсь, конечно. Но я очень счастлив.
Мне было одновременно и радостно, и больно слышать это. Возможно, в глубине души он это понимал. Или прочитал по выражению моего лица. Так или иначе, он быстро сменил тему:
– Ты тут, наверное, пашешь как вол, раз даже не слышала наш разговор. Очередной корсет, да? У тебя прекрасно получается, это все говорят. Даже намного лучше, чем у меня в свое время. Можно мне войти в твой закуток и посмотреть?
Я зарделась от смущения:
– Лучше не надо… Этот еще не готов.
– Ну, шедевры не создаются быстро. Это новомодный, из двух половинок [30], да?
– О нет-нет! Только не для этой девушки! Ей будут помогать одеваться сразу несколько служанок. Так что это цельный корсет на планках, обшитых замшей. Обхват его всего двенадцать дюймов, хотя он все равно кажется каким-то громоздким. Она, наверное, упадет в обморок, когда ее зашнуруют. Он приклеит ее живот к позвоночнику!
О, как бы я хотела увидеть это! Розалинда, еле дышащая в моем корсете! Раздавленная в его тисках. Но это будет только начало! Моя настоящая месть намного страшнее!
– Ох уж эти модные веяния! – подмигнул Билли. – Она, небось, и косточек туда хочет как можно больше, да?
– Ее корсет, – сказала я честно, – самое настоящее кладбище.
Билли рассмеялся. Если бы он знал о моей мести, ему бы стало не смешно…
Я бросила взгляд в сторону переговорной трубы. Но мы стояли достаточно далеко от нее. Там, наверху, нас не слышат.
– Это так странно… – тихо проговорила я. – Всего месяц… просто в голове не укладывается…
– Что? Что я женюсь на Кейт?
О нет! Саму свадьбу я представляла очень хорошо (хотя от этого мне становилось совсем грустно), но ведь после всех этих объятий и поцелуев начнутся будни совместной жизни. И я не знаю, как они станут ладить друг с другом.
– Вы с Кейт… Такие разные…
– Да, разные. Но для брака, для семьи это скорее хорошо. Знаешь, Рут… Кейт совсем не похожа на свою мать. Иногда мне кажется, что ты думаешь о ней хуже, чем она есть на самом деле.
Я молчала и с деланой увлеченностью разглядывала образцы цветных лент. Меня так и подмывало рассказать ему о том, как она била меня кочергой. Но зачем? Они уже помолвлены, и все уже решено.
– Может быть, я сделаю для нее корсет, – пробормотала я. – Как прощальный подарок…
– О, отличная идея! Она будет очень рада!
Святая простота! Он подумал, что я серьезно! Я позволила себе улыбнуться.
Нет, Билли! Корсет из моих рук ей точно радости не принесет!
30. Доротея
В последнее время я умудряюсь появляться в Оакгейтской тюрьме именно тогда, когда там что-то происходит.
Вот и в этот раз, когда моя коляска подъехала к воротам, никто не вышел нам навстречу. Кучеру пришлось сойти с козел и искать кого-нибудь, кто помог бы ему открыть створки. Я тоже вышла из коляски. Слава богу, в этот день не было дождя, и из-за облаков то и дело проглядывало солнце. Две наши гнедые кобылы стояли, опустив голову и помахивая хвостом.
Наконец Греймарш вернулся с каким-то детиной. У того был крючковатый нос и довольно плоское лицо. Он сильным рывком открыл ворота и тут же вознамерился удалиться. Но я окликнула его:
– Ворота необходимо охранять круглосуточно. Ты куда это собрался?
– Извините, мадам! – весьма флегматично ответил он таким тоном, что было понятно: ему плевать, и он просто хочет, чтобы я поскорее отстала от него. У парня был довольно узкий лоб, что выдает человека, что называется, недалекого и весьма бесцеремонного.
– Что здесь происходит? Объясни сейчас же! Я член правления тюрьмы, ты обязан подчиняться мне!
– Отлично! Тогда вы, может быть, сможете хоть что-то сделать…
Только пройдя через ворота и попав во внутренний двор тюрьмы, я наконец поняла, о чем он говорит.
Вокруг не было никого: ни заключенных, ни надзирателей. Двор выглядел грязным, здесь явно давно не подметали.
Войдя в здание, я обнаружила, что и на подоконниках осел толстый слой пыли.
В воздухе стоял едкий запах уксуса и еще чего-то, горелого, словно здесь прижигали раны. Я испугалась, решив, что заключенные опять пытались устроить беспорядки. Но потом этот запах показался мне до боли знакомым… Боже, это же камфорное масло! Этот запах прочно ассоциировался у меня с той комнатой, где угасала моя мама.
– Мисс Трулав!
Навстречу мне шла запыхавшаяся словоохотливая миссис Дженкинс. Щеки ее алели от волнения и нетерпения все мне рассказать.
– Вы никогда в жизни не догадаетесь, что у нас тут произошло! У нас тут настоящий мор!