В тот момент я просто презирала его. Презирала за то, что он знал, какая Кейт на самом деле, и все равно собирался жениться на ней.
– Я думаю, Билли знает, что здесь происходит.
Кейт снова вздрогнула:
– Никто ничего не знает, Рут! У нас никто до этого не умирал.
Они подняли тело бедняжки Мим и вытащили из комнаты, сгибаясь под его тяжестью. Она все-таки заставила их потеть и кряхтеть, все-таки причинила им боль. Как могла. Хоть так.
Но они заслуживали гораздо худшего.
И вот я опять одна в этой жуткой комнате «капитана». Плеть, кочерга и трос, свисающий с крюка на потолке, уже не пугали меня. На ковре остались пятна крови и следы рвоты – единственные свидетельства того, что Мим когда-то была живой.
Метьярды лишили меня всего. В моих воспоминаниях не осталось ни одного светлого момента. Когда Наоми умерла, мама отрезала себе на память прядку ее тонких волосиков. Я была бы рада иметь на память прядь волос моей первой и единственной подруги, но Метьярды лишили меня даже этой возможности. Все, что осталось от нее, это пятна на ковре. Ладонь, брошенная в камин, к тому времени уже совсем обуглилась.
Ладонь… Я почти никогда не видела ее пустой. Даже ночью, во сне, она сжимала ту маленькую игрушечную рыбку, которую оставила ей мать.
Но где же эта рыбка?
В исступлении я перерыла весь платяной шкаф. Она ведь наверняка взяла ее с собой, когда сбежала. Мим просто не могла ее оставить! Может, она обронила ее в борьбе с мистером Брауном? Или она в кармане того самого платья, что сейчас на ее теле, и будет похоронена в угольной яме? Я искала ее с таким остервенением, словно от этой рыбки зависела вся моя жизнь. И мне казалось тогда, что так оно и было.
Вот! Что-то твердое в самом углу. Наконец рыбка у меня в руке! Один плавник откололся от хвоста. Кровь Мим окрасила надпись Belle’s, которая из белой теперь стала буро-коричневой.
– Я клянусь тебе, – прошептала я этой рыбке, единственному, что осталось у меня от моей подруги, – клянусь тебе, что отомщу им за всё. И моя месть будет намного – намного – страшнее, чем те страдания и мучения, что тебе пришлось претерпеть из-за них.
35. Доротея
Трудно передать словами те чувства, которые охватили меня после очередного рассказа Рут.
Бедная девочка!
Удивительно, насколько история, прочитанная в газете, отличается от рассказа очевидца или тем более участника события. Заметка не вызывает такой бури эмоций и переживаний. Она воспринимается скорее как художественный вымысел. Например, вы видите кричащий заголовок: «ВЛАДЕЛИЦА АТЕЛЬЕ ЗВЕРСКИ УБИЛА ШВЕЮ». Прекрасно! А на следующей странице вы почти ожидаете что-то вроде: «РЫЦАРЬ ПОБЕДИЛ ПЯТИГЛАВОГО ДРАКОНА».
Но Мириам – не выдумка! Она жила! И была убита! Зверски. Жуткая смерть. Слава богу, останки ее тела уже найдены и погребены по-христиански.
Я стараюсь не думать о том, что рассказала мне Рут, и занимаюсь обычными домашними делами: чищу клетку Уилки, меняю ему воду. Но что бы я ни делала, все равно пристально смотрю на свои пальцы… и воображение рисует мне то руку Мириам, охваченную языками пламени, то пилу в руках Рут.
Я часто спрашивала себя: на что способны эти руки с потрескавшейся кожей и обломанными ногтями. Ответ на этот вопрос оказался намного страшнее, чем я предполагала. И весь ужас в том, что я верю ей!
Мне не так важна достоверность каждой детали. Например, я уже никогда не смогу узнать, действительно ли миссис Метьярд была настолько предана своему покойному супругу – или натерпелась от него издевательств, – что у нее появилась потребность перевоплощаться в него. Вполне возможно, это лишь плод бурной фантазии несчастной девочки. Но то, как зверски они убили Мириам и как жутко обошлись с ее телом… Это правда, я знаю.
Пока я металась по дому, не в силах отделаться от того ужаса, который охватил меня после очередного рассказа Рут, Дэвид переживал по поводу другого, но не менее ужасного происшествия: обрубок женского тела – без конечностей и головы – был найден в конюшне некоего мистера Дэниэла Гуда. Так вот, этот самый Дэниэл Гуд бесследно исчез. Его ищут уже шесть полицейских нарядов – но так и не могут найти. Этот маньяк до сих пор на свободе! История сама по себе чудовищная, но меня больше волнует Дэвид, который с таким жаром рассуждает о ней.
– Этот случай с расчлененным трупом в конюшне еще раз доказывает, насколько слаба наша система, Дотти! – с пеной у рта доказывал Дэвид. – Один ненормальный маньяк водит за нос всю полицию нашей столицы. Столицы, Дотти! Это позор! Нам не хватает организации. Нам нужно больше людей. Добросовестных, сильных мужчин, готовых навести порядок.
Не успела я и рта раскрыть, намереваясь спросить, к чему он клонит, как он тут же сказал, что уже принял кое-какие меры. Он, оказывается, подал заявление на перевод в Лондон, туда, где «человек может добросовестным трудом сделать себе имя».
Я сама виновата. Разве не я твердила ему, что нам нужно переехать в другой город, чтобы пожениться? Что его доход должен быть значительно выше. Так что он сделал ровно то, о чем я говорила, и мне теперь придется покинуть дом своей матери, мою лучшую подругу Фанни, Рут и даже, возможно, Уилки… Ну зачем я забегаю так далеко вперед? Возможно, из этого ничего и не выйдет. Если столичная полиция настолько бездарна, как Дэвид ее описывает, они могут зацепиться за какую-нибудь формальную мелочь, не увидеть всех достоинств Дэвида и отказать ему.
Неужели я так эгоистична, что в глубине души желаю именно такого исхода? И надеюсь на какое-то чудо, которое позволит выйти замуж по любви так, чтобы за мной не захлопнулась навсегда дверь родного дома. Неужели это так много?
С другой стороны, Мириам хотела всего лишь добраться до Лондона и найти там свою мать. И вот как жестоко она поплатилась за попытку осуществить свою скромную мечту…
Я кутаюсь в шаль, беру с собой пачку бумаг и иду в сад. Там есть небольшие качели в густой тени. Пчелки жужжат вокруг бутонов роз и герани. От травы исходит приятный свежий аромат. Здесь мне будет спокойнее. Вокруг никого – только старый садовник Джим, копающийся в цветниках у меня за спиной. При свете дня все кажется не таким страшным.
Но я ошиблась.
Все это время меня мучил еще один вопрос: почему я так насторожилась, услышав от Рут имя «миссис Грин»? Довольно распространенная фамилия, ничего в ней особенного. Но… Точно! Меня встревожило именно упоминание зеленого цвета! Пару лет назад мы с Фанни и Роуз поклялись, что больше никогда не наденем ничего изумрудно-зеленого.
Тогда мы узнали, что зеленый краситель для ткани содержит мышьяк, раствором которого пропитывают белую ткань, даже не обрабатывая ее потом для того, чтобы закрепить цвет. Когда человек надевает одежду, сшитую из такой ткани, мышьяк смешивается с потом и проникает в кожу. А потом, если на коже образуются язвы и трещинки, мышьяк попадает в кровь. Ужас! Умереть, как отравленная крыса!
Слава богу, от проникновения мышьяка через одежду не умер никто из моих знакомых. Наши портнихи всегда использовали только высококачественные ткани, которые не приносили никакого вреда.
Но именно так умерла Розалинда Грин!
Она была просто помешана на зеленом цвете: зеленые обои в спальне и будуаре, зеленый в каждом наряде. Все как рассказывала Рут. Розалинда считала это данью уважения своему мужу и тому огромному состоянию, которым он одарил ее. К тому же она была писаной красавицей, поэтому зеленый очень шел ей.
И все было прекрасно до поры до времени…
Но потом началось… Сначала у нее стала шелушиться кожа под глазами, на носу и вокруг губ. Она не сильно беспокоилась по этому поводу. Просто чаще стала мазать лицо кремом. Но со временем появились волдыри! Они лопались, мокли и очень плохо заживали, оставляя мелкие шрамы на ее лице. У нее начали чернеть и сходить ногти!
К тому времени, когда вызвали врача, ее уже рвало зеленой желчью, и в ночной вазе Розалинды все тоже было зеленым. В это трудно поверить, но ее близкие утверждали, что и белки ее глаз позеленели, а сама она стала жаловаться, что видит мир словно сквозь какую-то зеленоватую пелену.
Какая жуткая смерть! И в газетах о ней писали во всех деталях. Потом у бедняжки начались судороги. О! Я помню такие судороги у моей несчастной мамы! Наконец, у нее пошла зеленая пена из ноздрей, рта, ушей и даже уголков глаз! Как будто…
Рут наверняка знала об этой смерти из газет.
Она нарочно описала мне все в подробностях, чтобы как можно сильнее напугать меня. Хотя почему я ей не верю? У нее ведь и самой окрасились ногти, пока она работала над всеми этими зелеными нарядами для Розалинды. Мышьяк – очень ядовитое вещество. Он проник в кровь Розалинды и убил ее. Глупо отрицать это и подозревать что-то иное.
Но почему же у меня мурашки бегут по коже?
Розалинда Грин стала просто жертвой своей мании. И вообще давно подмечено, что даже клопы не селятся в комнатах с зелеными обоями. К тому же между зелеными обоями и стеной быстро появляется плесень, что, в свою очередь, приводит к тому, что обои начинают выделять неприятно пахнущий газ. А поскольку Розалинда обитала в зеленых комнатах и носила одежду исключительно зеленого цвета, ничего удивительного, что в конце концов она умерла. Ужасная смерть, и еще ужаснее то, что это она стала одной из тех смертей, которым радовалась исстрадавшаяся и так жаждавшая отмщения Рут. И все же не Рут стала причиной смерти Розалинды.
Ах эта Рут! И почему я только продолжаю навещать ее? Разговоры с ней не продвигают мои исследования в области френологии, да и душа моя после них точно не становится чище.
Ведь уже очевидно, что эта заключенная не в себе. Она очень упряма и вряд ли успеет раскаяться и искупить свои грехи. И форма ее головы совсем не меняется.
Я начинаю думать, что мне не избежать моей страшной участи.
И что мне надо бежать с Дэвидом прямо сейчас – иначе будет поздно!
Звонит дверной колокольчик. Я сразу убираю все свои бумаги и вскоре замечаю одного из наших лакеев, направляющегося ко мне через лужайку с серебряным подносом в руках.