– А я что буду делать? – спросила я Билли. – Натирать до блеска твое столовое серебро?
На этот раз Билли улыбнулся своей привычной милой улыбкой:
– А вот и не угадала, Рут! Я думал, ты станешь горничной Кейт.
Что?! Он это серьезно?! Надеюсь, он шутит. Я бы, конечно, многое отдала за то, чтобы иметь возможность спать в чистом и теплом месте, но это… Это уж слишком!
– У тебя ведь так хорошо получается шить, латать и все такое прочее… – безмятежно продолжал Билли, помешивая чай.
Мне казалось, что мои внутренности наматываются на эту чайную ложку.
– Рут, ведь из тебя получится отличная горничная, не правда ли? Конечно, надо сперва найти твою маму!
Он повернулся к нам с чашками горячего чая. Нелл хмуро посмотрела в свою чашку.
Мне показалось, что это был лучший чай в моей жизни. У меня давно пересохло в горле. И я вдруг поняла, что уже не уверена, что хочу отказаться. Мое тело рассуждало не так категорично, как разум. Перспектива пить каждый день ароматный чай и сытно есть была так заманчива…
– Спасибо, – сказала я, в следующий же миг устыдившись своей благодарности.
– Ну вот, – проговорил Билли, сцепив на груди руки, – пойду-ка я теперь займусь нашей лошадкой. Думаю, Кейт придет сюда и поговорит с вами, как только она…
Он не смог подобрать нужного слова. Уместно ли здесь слово «скорбеть»? А если нет, то как описать ее состояние? Что она чувствует сейчас, в тот день, когда повесили ее мать? Билли тоже не знал ответа на этот вопрос: он просто вышел из кухни, не закончив фразу.
Мы с Нелл сидели на кухне в неловкой и гулкой тишине. Я уставилась на свою кружку и смотрела, как от нее поднимается пар. Между рамами окна билась очередная муха.
– М-да… – протянула Нелл, – горничная мисс Кейт… Забавно!
Я сделала большой глоток чая. Он был таким вкусным! От этого смеяться над предложением Билли и отвергать его было еще труднее.
– Представляешь? Я бы утыкала булавками все платья Кейт. А ты смогла бы плевать ей в суп.
Нелл едва заметно улыбнулась.
– И все же… это работа.
Я вытянула свою больную ногу. Вкусный горячий чай, слова Нелли, обворожительная улыбка Билли – все это затуманивало мое сознание. Но нет! Нет и нет! Я просто не могу снова быть на побегушках у Кейт! После всего, что произошло? Или все же…
– Может, поищем место где-то еще? – неуверенно произнесла я. – Ты сказала, что тебе отказали во всех ателье. Но мы же не пробовали наняться горничными.
Нелл с сомнением посмотрела на свои руки, вцепившиеся в кружку горячего чая. Они были все исцарапаны. Грязь въелась глубоко в кожу. Под обломанными ногтями чернота. Девушку с такими руками никто не подпустит к своему дому и на пушечный выстрел, не говоря уж о том, чтобы доверить ей разбирать белье.
– У нас ведь с тобой нет такого опыта… А почти все требуют рекомендации!
Она права. Еще одна дверь захлопнулась прямо у меня перед носом. Да, я сбежала из дома Метьярдов, но так и не стала свободной! Я просто попала из одной западни в другую. На этот раз ловушка называется «нищета». Даже не та бедность, которая позволяла мне с родителями вести хоть и очень скромную, но все же человеческую жизнь, а безысходная и беспросветная нищета.
– Я просто думаю… Ох, не знаю, смогу ли я одевать ее, расчесывать ее паршивые волосы… – призналась я Нелл в своих сомнениях.
Она поймала мой взгляд, и ее лицо исказила гримаса отвращения:
– Фу, я бы тоже не смогла. Может, я слишком разборчива… Но… Понимаешь, я просто не знаю, что нам делать.
Меня бросило в дрожь, когда я только на миг представила себе Нелл под очередным мужчиной… Нет, я не способна обречь ее на это! А сама я этим вряд ли смогла бы много заработать. Сколько себя помню, мне всегда говорили, что я уродина. Так что за одну ночь я не заработала бы и половины того, что заплатили бы Нелл.
– Давай скажем Билли, что нам нужно время обдумать его предложение, – сказала я наконец. – Тогда мы сможем вернуться к нему, если будем совсем в отчаянном положении.
Нелл кивнула. Она изо всех сил старалась держаться.
Хотя… Разве мы не в отчаянном положении прямо сейчас?
43. Рут
Продержались мы недолго.
Мы стучались во все двери, но с нами не желали даже разговаривать. Одна из горничных вдруг сказала, что могла бы предложить нам работу: мыть кухонную посуду и ночные вазы. Она впустила нас в дом и сообщила, что пойдет позовет свою хозяйку, чтобы та могла поговорить с нами. Но она, конечно, прекрасно знала, что ее хозяйка прибежит сама.
И действительно, вскоре мы услышали, как та сбегает по лестнице. Женщина настолько торопилась, что чуть не скатилась с лестницы кубарем. Она вытаращилась на нас:
– Это что – действительно вы? Те самые, из дома Метьярдов?
Ее не интересовало, умеем ли мы хорошо мыть посуду и есть ли у нас рекомендации. Ее вопросы были гораздо более бестактными: «Расскажите, как она била вас!», «А она никогда не… приставала к вам?», «А ту темнокожую девочку вы хорошо знали?», «А разве вы не чувствовали неприятного запаха на кухне?»
Да, миссис Метьярд вела себя еще хуже, но она была просто психически больной. Эта же оказалась бессердечной тварью.
– Мы пришли к вам не для того, чтобы говорить об этом, – сухо ответила я. – Нам нужна работа!
Но эта сволочь была готова нанять нас только при одном условии: если мы обязуемся по первому требованию развлекать ее гостей рассказами о нашей жизни у Метьярдов. И чем ужаснее будут подробности, тем лучше. Другими словами, нам предлагали променять на звон монет наше достоинство и память о Мим, чтобы щекотать нервишки господ и дам.
Нелл молчала, словно обдумывая предложение этой бездушной дамы.
– Об этом не может быть и речи! – отрезала я со всем достоинством, на которое только была способна в тот момент. Я резко встала, больная нога подкосилась, но мне удалось удержаться. – Да, нам очень нужны деньги, но мы не готовы продать за них наши души. Всего вам хорошего! Пойдем, Нелл!
Позже я пожалела об этом. Ведь на самом деле я уже не могу быть такой непреклонной, какой хотела показаться ей. Изо дня в день мы искали мою маму где только могли – но безрезультатно. А к вечеру нас одолевал такой голод, что мы были вынуждены попрошайничать. Ночи превратились в сплошное мучение, спать мы почти совсем не могли. А потом случилось самое ужасное.
Мы, как обычно, брели куда глаза глядят, стуча в каждую дверь в поисках работы. Нелл шла чуть впереди, потому что ориентировалась в городе лучше меня. В то утро мы тащились мимо темного заднего двора, который я раньше никогда не видела. Слева от нас вдруг выросло огромное мрачное здание с зарешеченными окнами. Увидев его, я съежилась, словно видела это здание в каком-то кошмарном сне.
– А это что? – спросила я Нелл.
Она чуть замедлила шаг и посмотрела в ту сторону, куда я указывала.
– О, это долговая тюрьма! Здесь мы точно работу не найдем.
Я вдруг вся задрожала. Может, это просто оттого, что подул ветер, а солнце еще не успело прогреть воздух… Я сделала еще пару шагов вперед, но не могла отвести от тюрьмы глаз.
Вы когда-нибудь видели здание, которое способно злорадствовать? Да-да, вы не ослышались, оно зловеще подмигивало мне каждым окном со стальной решеткой, и казалось, что каждый его серый грязный кирпич хочет поведать мне свою страшную тайну.
Я остановилась:
– Можем мы спросить здесь о моей маме?
Нелл шумно вздохнула, оглянувшись на меня через плечо:
– Если мы не найдем работу в ближайшее время…
– Ну пожалуйста!
Видимо, у меня было такое выражение лица, что Нелл сжалилась надо мной.
– Хорошо, – нехотя кивнула она. – Прости! Моя мать просто бросила меня и сбежала, понимаешь. Поэтому я забываю, что люди обычно всем сердцем любят своих матерей.
Я дрожала от страха, как осиновый лист, когда мы подошли к тяжелым железным воротам. Трясущимися руками я постучала в них. Какая же глупая трусиха! Ведь миссис Метьярд обещала не заявлять на маму в полицию. Я пожертвовала собой, продала себя ей с условием, что она никогда не заявит о долге моей мамы. И все же…
В воротах открылось маленькое окошечко. Из него на меня смотрел налитый кровью глаз.
– Тебе чего?
– Мне? Э… Я бы хотела кое-что узнать… – Боже, какой у меня по-детски гнусавый голосок! – Не могли бы вы сказать мне, нет ли среди заключенных некоей Джемаймы Баттэрхэм?
– Может, и мог бы!
– Пожалуйста! Я очень прошу вас! Это моя мать!
Глаз глядел на меня не моргая:
– Деньги вперед!
– Что?! Платить за то, чтобы вы просто посмотрели в список заключенных?
Нелл отодвинула меня от окошка и закричала:
– А если окажется, что ее у вас нет? За что мы тогда будем платить?
– За то, что вы узнали, что у нас ее нет! – без тени смущения ответил глаз.
Я в нерешительности посмотрела на Нелл, а потом повернулась к окошку.
– Сколько? – дрожащим голосом спросила я.
– Шесть пенсов!
Я почти рухнула на эти ворота. Шесть пенсов! Это ночь для нас двоих в грязной ночлежке, но хотя бы под крышей! Я уставилась в мостовую, чтобы Нелл не видела моих слез. Нет, я не могу просить ее отдать этому сторожу деньги за наш ночлег, ведь они наверняка последние!
– Ладно, пойдем! Она вряд ли может быть здесь, – сказала я Нелл и натянуто улыбнулась. – Ведь миссис Метьярд обещала…
Но Нелл уже выворачивала карманы, считая монетки в потной ладошке. Собрав все, что было, она посмотрела мне прямо в глаза:
– Вот, шесть пенсов, но… Это наши последние деньги, Рут! Больше нет. Совсем.
Моя голова раскалывалась. Так нечестно! Это просто бесчеловечно! Что мне выбрать – перестать искать маму или обобрать до нитки мою единственную подругу? Ноги еле держали меня, и хотелось громко выть.
– Я тут весь день ждать не буду! – гаркнул налитый кровью глаз.
В отчаянии я сделала пару шагов назад. Нет, я не могу просить Нелл об этом! Тем более зная, как она добыла эти деньги.