Но мне и не надо было просить.
Она приняла решение за меня и протянула все монетки в окошечко.
– Говорите! – потребовала она.
Увы, моя мама уже давно была мертва. Наверное, вы и сами уже догадались. Миссис Метьярд обвела ее вокруг пальца. Они обе подписали документ, который принесла ей Мим, но миссис Метьярд указала в нем не всю сумму маминого долга. В тот же день она донесла на нее в полицию по поводу оставшегося долга и упекла-таки мою бедную мать в долговую тюрьму, несмотря на все обещания. Она сгноила ее там. Так что все мои страдания, каждая их минута, были напрасны. Я вполне могла сбежать от Метьярдов хоть в первый же день.
Мы с Нелл пошли к реке. И сидели молча, глядя на ее илистые воды. Протяжно вскрикивали чайки, словно не нашедшие покоя души утопленников. Я больше не могла плакать. Казалось, я выплакала все свои слезы.
Вокруг была сплошная грязь, пахло ржавчиной и отбросами. Но по сравнению с запахом, доносившимся от стен долговой тюрьмы, это был просто райский аромат.
Я отчаянно пыталась думать о чем-то другом, но воображение упорно мучило меня картинами того ужаса, который пришлось пережить моей маме перед смертью.
Мисс Джемайма Трассел… Кто бы мог подумать, что эта благородная леди закончит свои дни в долговой тюрьме? Ее прах должен был покоиться в родовой усыпальнице в деревенской церквушке. Но нет. Увы…
Сторож сказал, что они сжигают трупы заключенных, если их никто не забирает. Чтобы предотвратить распространение болезней.
Мамочка, милая моя мамочка… От нее остались только кости да горстка пепла. И даже эти останки выбросили куда-то на свалку.
Что же стало с маминым носовым платочком? Тем самым, стареньким, с почти разошедшейся вышивкой? Жаль, что я не могу оплакать ее, сжимая в кулаке этот платочек. А еще я бы с удовольствием придушила им Кейт.
Я поклялась перед Богом, что убью ее. Не только за ее прегрешения, но и за все то, что натворила ее мать. Я убью ее даже в том случае, если это будет стоить жизни мне самой.
Билли хочет, чтобы я была ее служанкой? Чинила ее одежду? С удовольствием! Она получит от меня красную шелковую агонию и лиловый хлопковый ужас.
Я обернулась к Нелл. Вокруг нее роился гнус. Нищета никого не красит. Ее прекрасные рыжие волосы потускнели, кожа побледнела, грязь въелась в каждую ее клеточку. Нет, я просто не могу заставить и ее умереть вместе со мной.
– Мы пойдем в услужение к Билли! – уверенно произнесла я. – Давай вернемся к ним. У нас нет выбора.
Нелл безвольно склонила голову:
– Как же мы дошли до такого… Если бы у меня была хоть пара монет, я бы продолжала презирать их. Но… Я так хочу есть, Рут!
– Знаю.
Она сжала мою ладонь в своей. Чайки все так же жалобно кричали.
– Я-то справлюсь, Рут! На кухне мне будет не так уж и плохо. Но ты? Горничной Кейт? Ты уверена? Ты правда уверена, что сможешь?
Я представила себе корсет, который сделала для Кейт: тщательно прошитые канальцы, вставки, пропитанные ненавистью. Час за часом он сдавливает ее. Я увидела перед собой лицо Кейт с синими губами в тон этого корсета.
– О да! – вырвалось у меня из груди. – Я смогу! Наверное, я была рождена именно для этого!
Уже смеркалось, когда мы наконец встали и поплелись назад, к дому Билли и Кейт. Лодочники уже зажгли свои фонари, бликующие на черно-масляной поверхности воды. Мы довольно быстро нашли нужное здание: я узнала его зеленую дверь. Стояла и молча смотрела на нее, чувствуя, как на улице становится все холоднее.
Ужасное ощущение: собираться делать то, против чего восстает душа. Я знала, что мне опять придется войти в ее дом. Как всем нам рано или поздно придется пройти через дверь, ведущую в потусторонний мир. На какой-то миг я даже подумала, что лучше мне действительно умереть прямо в эту секунду. Даже Нелл как-то странно смотрела на эту зеленую дверь, словно она вела в ад.
– Может, обойдем и постучимся с заднего двора? – предложила я. – Вряд ли там откроет именно она…
Нелл молча кивнула.
Насмешка судьбы, подумала я. Сколько раз я впускала Билли в дом Метьярдов именно через дверь кухни, с заднего двора.
Но я ошиблась.
Когда дверь открылась, я увидела огонь в печи, уставленной горшками разных размеров. Перед нами стояла женщина с поварешкой в руке. На ней был забрызганный передник.
Это была Кейт.
Ее вид поразил меня и отозвался болью в груди и в горле. Я думала, что буду думать только о том, как мне пострашнее наказать ее. Но это было выше моих сил! Видеть ее, улыбающуюся мне, всего через несколько часов после того, как я узнала, что моя мама давно мертва… Ей повезло, что я была так слаба в тот момент – иначе задушила бы ее на месте.
– Заходите, девочки! – Она отступила в глубь кухни. Улыбка Кейт постепенно растаяла под нашими холодными взглядами. Несколько кудряшек прилипло к ее потному лбу. Она поправила волосы свободной рукой. – Заходите поскорее и закройте дверь, иначе эти мухи прилетят на свет и съедят нас всех заживо.
Мы переступили через порог и закрыли дверь. На наши озябшие лица пахнуло теплом. Не знаю, что она готовила, но пахло очень вкусно.
Кейт помешала в горшках и сняла с огня один из них.
– Вы грязные, – без тени стеснения сказала она.
– Вот потому мы и зашли с заднего двора, – парировала Нелл, – чтобы не запачкать ваш чудесный чистый дом, миссис Рукер!
Кейт снова повернулась к печи.
– Так и есть. Ты же знаешь мои правила, Нелли! Если вы пришли сюда, чтобы поступить на работу, то обе прежде всего тщательно отмоетесь.
О да! Ее правила мы знали очень хорошо! Но я не успела и рта раскрыть для ответа, как Нелл уже выпалила:
– Да уж, нам придется изрядно потрудиться, чтобы оттереть всю грязь. И вытравить запах долговой тюрьмы!
Кейт побледнела, но продолжила помешивать еду в горшках. Прежде чем она нашлась с ответом, на пороге кухни показался Билли.
– Я не ошибся? Это голос Нелл? – Он улыбался нам во весь рот. – Как здорово видеть вас обеих! Вы наконец решили поступить к нам в прислугу?
– Смирили наконец свою гордыню! – вставила Кейт.
Мы обе чуть не задохнулись: мы не просто смирили свою гордыню, а втоптали ее в грязь.
– Давай-ка для начала накормим и напоим их, Кейт, а то они того и гляди упадут в обморок!
Кейт передала Билли поварешку и вытерла руки о передник.
– Одну минутку! У меня есть кое-что твое, Рут! Я нашла это после того, как… после нашей свадьбы.
После того, как ее мать ударила меня хлыстом, а потом затолкала в повозку – вот что она хотела сказать.
Она открыла дверцу одного из шкафчиков и стала рыться в нем. Когда я увидела то, что она достала оттуда, меня передернуло, словно я погладила отрез бархата против ворса.
Знакомая коричневая бумажная ткань и персиковый сатин, разлохмаченный снизу, где я вырезала маленькие квадратики. Сверху, среди завязок, лежали остатки рыбки Мим.
Я думала, что уже никогда не увижу их, как мизинец моей ноги. Ужасно было смотреть на дорогую мне вещь, оказавшуюся в руках Кейт! Я выхватила у нее корсет и прижала его к груди.
– Он валялся в грязи на дороге, – сказала она, не поднимая на меня глаз.
Наверное, она ожидала, что я рассыплюсь в благодарностях. Но я молчала. Просто не могла выдавить из себя ни слова. Повисла неловкая тишина.
– Вот это по справедливости, – сказал Билли от печи. – Ты ведь сделала такой восхитительный корсет для Кейт!
А что, в те ночи, когда он был в постели с ней, его интересовал только ее корсет?
– Да-да, это лучше что ты сделала! – поддакнула Кейт, все еще неловко переминаясь с ноги на ногу. – У тебя действительно талант! Я так рада, что именно ты будешь моей горничной!
Знала бы она…
44. Рут
Странное это было время – те лето и осень, что я работала горничной в доме Рукеров. Мы с Нелл ютились в маленькой комнатушке под самой крышей, где помещались только железная кровать и умывальник. По сравнению с ночлежками и подвалом у Метьярдов, это были, конечно же, роскошные условия, хотя бы без вшей. Нелл вкусно готовила, и мы больше не голодали. Но нас не оставляло беспокойное предчувствие надвигающейся беды. Только Билли не ощущал этого, но он редко бывал дома.
Большую часть времени Кейт проводила в своем кабинете, изображая благородную леди и жалуясь на скуку. Она не могла дождаться, когда Рукеры наконец разрешат ей работать у них в магазине. И это, кажется, было единственной причиной ее недовольства. Мой корсет, похоже, не причинял ей никакого вреда. Я никак не могла взять в толк, почему его смертоносное влияние оказалось таким медленным. Каждый день я предлагала ей надеть именно его. И каждый вечер я расстегивала его с легкостью. Это очень огорчало меня. Я надеялась, что он сожмет ее, словно в тисках, как сжимал меня когда-то мой корсет. Что он выжмет из нее всю жизнь, заставит рыдать и не даст свободно дышать. Видимо, для этого нужно больше времени.
Однажды вечером, еще в самые первые дни, я прокралась в комнату Кейт. Здесь пахло ландышами – ее любимым ароматом. Каждая складка одежды, все баночки с кремами на ее трюмо, расческа с застрявшими в ней темными волосами Кейт – все было пропитано им.
На улице было тихо, только фонарщик совершал свой вечерний обход. Я закрыла за собой дверь.
Наверняка найдется очередная вещичка, которую надо зашить. Или я просто ушью пару ее платьев в груди. Вот и посмотрим, действительно ли она похудела. Чем больше моих стежков на ее одежде, тем быстрее они доконают ее.
Я осторожно открыла дверцу шкафа. Запах розмарина ударил мне в нос. В темноте все платья казались черными или серыми. Ну просто траурный гардероб! Она никогда не просила меня одеть ее в траур по миссис Метьярд. Может быть, у нее просто не хватало на это смелости. А это, наверное, и есть ее свадебное платье. Самое бледное. И на нем больше всего кружев. И пуговички из слоновой кости. Наверное, Билли расстегивал их в ту ночь…