Я в недоумении киваю.
– Вы знаете, что ваша мать и моя сестра были близкими подругами. Вы также наверняка знаете, что ваша мать дала почву для бесконечных пересудов, перейдя в католическую веру. Я рад сообщить вам, что их дружба пережила и этот поворот судьбы. Моя сестра не отвернулась от вашей матери. Она бы с радостью продолжила ходить с ней в театр и приглашать ее на балы, если бы ваш отец не… исключил свою жену из общества. – Сэр Томас тяжело вздыхает. – Она так и не смогла вернуться. Увы, она заболела и умерла.
Он просил меня не перебивать его, но я не смогла сдержаться.
– Папа говорит, что ее переход в католичество был одним из проявлений ее болезни. Он говорит, что после этого она день ото дня вела себя все более неразумно. И он утверждает, что все это стало следствием воспаления мозга… – Я осеклась, понимая, что просто бездумно повторяю слова отца, в правдивости которых сомневаюсь уже очень давно.
– Ну вы же сами не верите в это! И вряд ли полагаете, что переход в католичество – это признак сумасшествия? – Он сильно сжимает мою руку. На моих глазах проступают слезы. – Вот и моя сестра так не считает!
Я вспоминаю то белое, почти каменное лицо и глаза, устремленные на моего отца… Слава богу, что я сижу, иначе земля уплыла бы из-под моих ног.
– Леди Мортон, как я понимаю, человек весьма смелых суждений. Умоляю, скажите мне, что же думает она по этому поводу?
– Буду откровенен. Моя сестра говорит, что ваш отец считал себя опозоренным и исключенным из общества из-за своей жены. Моя сестра была свидетелем ссор между ними. И он делал все возможное и невозможное, чтобы контролировать каждый ее шаг. И все же он не смог ничего сделать. И тогда он… – сэр Томас говорит так тихо, что мне приходится наклониться к нему. – …Он отравил ее!
– Да как вы смеете! – взрываюсь я.
Он отскакивает от меня, подняв руки. Я начинаю жалеть об этом уже в следующую секунду – теперь, когда его нет рядом, ветер грозит сбросить меня на землю. С большим трудом я встаю. У меня сильно кружится голова…
– Он отравил ее! – громко повторяет сэр Томас. – А его друг доктор Армстронг помог ему скрыть преступление!
– Какая…
– Дослушайте до конца! Моя сестра не заявила о своих подозрениях в полицию… – Сэр Томас хмурится, словно категорически не согласен с решением сестры. – Но она не сделала этого только потому, что опасалась за ваше будущее. Ведь если бы вашего отца обвинили в убийстве… И она до последнего не верила, что он может причинить вред своему единственному ребенку… Но знайте, что сейчас она сожалеет о том, что не пошла тогда в полицию! Дело в том, что нынешние обстоятельства начинают очень напоминать те, что привели к безвременной гибели вашей матери! Сейчас ваш отец не может полностью вас контролировать! Он никак не может выдать вас замуж. Это препятствует его женитьбе на миссис Пирс и бросает тень на него самого. Вы понимаете, к чему я клоню?
Что за ужасная чушь! Это даже похлеще рассказов Рут! Я просто задыхаюсь от негодования. Мне казалось, что сэр Томас – очень хороший человек, настоящий джентльмен. Но я жестоко обманулась.
– Вы решили наказать меня? – чуть не плача кричу я. – Выдумали эту ужасную историю, обидели меня до глубины души за то, что я отказала вам и тем самым задела ваше самолюбие? Я никогда не смогла бы полюбить вас, но я думала о вас много лучше…
Он удрученно качает головой:
– Я сказал вам то, что должен был. Теперь моя совесть чиста.
И он еще говорит о совести после всего того, что наплел мне тут! И все же…
У папы на голове есть эти шишки – признак хитрости и изворотливости. И Тильда неоднократно говорила, что с ним шутки плохи. Но ведь это совсем другое! Одно дело – быть строгим хозяином, и совсем другое – убийцей собственной жены!
– Мисс Трулав, вы так бледны… Не позволите ли мне… – Сэр Томас переминается с ноги на ногу, он явно чувствует себя очень неловко. – Не позволите ли мне проводить вас до коляски?
– Нет, не смейте! И не смейте мне больше писать! И говорить со мной! Вы нанесли мне кровную обиду!
У меня все-таки еще есть достоинство! С гордо поднятой головой я резко отворачиваюсь от него и почти бегу мимо могил к выходу с кладбища. У меня дрожат руки, и мне не удается закрыть за собой калитку. Я слышу, как она гремит на ветру. Это все, что долетает до меня сквозь гул в ушах.
Не могу думать об этом сейчас. Не могу позволить себе думать. Мне надо просто преодолеть на ватных ногах расстояние до коляски. Дойти и не упасть в обморок. Я не должна давать сэру Томасу даже намека на то, что могу поверить его словам.
И я действительно не верю.
Я отказываюсь верить.
49. Рут
Несмотря ни на что, шаль вышла довольно красивой. Я набросила ее на худые плечи Кейт, и она тут же прилипла к ее мокрой от испарины коже. Даже после ванны от нее исходил этот чесночный запах, который я заметила еще утром.
Везде, где было возможно, мы зажгли свечи. Миссис Рукер сидела в кресле-качалке Кейт и давала указания Нелл. Только я устроилась у постели Кейт, которая отчаянно пыталась сфокусировать свой взгляд на мне. Сейчас ее глаза не блестели совсем.
За дверью спальни были слышны мужские голоса. Доктор пощупал у Кейт пульс, заглянул ей в рот и нахмурился. Я представила себе, как он сейчас разговаривает с Билли и мистером Рукером. Но он не в силах объяснить им мою силу.
Возможно, доктор захочет осмотреть меня саму. Изучить как редчайший экземпляр. Мне все равно! Мне сейчас важно только одно: чтобы шаль спасла Кейт!
– Я прощаю тебя! – шепчу я Кейт прямо в ухо. – Иногда мы делаем ужасные вещи сгоряча…
Кейт никак не отреагировала на мои слова.
– Почему никто не протирает ей лоб? Вы что, не видите, что пот течет бедной девочке прямо в глаза?!
Голос миссис Рукер заставил меня отскочить от кровати и кинуться за сухими тряпками.
Нелл разорвала несколько старых простыней, и сложила их стопкой у изголовья кровати Кейт.
Я взяла одну из этих полосок, сложила ее в несколько раз… и подумала о том, скольких разных тканей касались сегодня мои руки: постельное белье, моя собственная одежда, полотенца, занавески… Весь мир вокруг меня состоит из разных тканей. А человеческое тело? Разве это не ткань? Раз я смогла разрезать его, неужели я не смогу сшить его снова?
Бам!
Мы все так и подскочили от этого звука! Это рука Кейт ударилась о перекладину кровати. Кейт издала какой-то низкий мычащий стон, а потом все ее тело напряглось, как натянутая струна.
Миссис Рукер тоже подскочила и начала быстро креститься.
– Помогите! – истошно закричала Нелл.
Когда доктор вбежал в спальню, спина Кейт сильно выгнулась, словно неведомая сила поднимала ее за живот. Это было ужасное, жуткое зрелище, но я не могла отвести взгляд. Кейт беспомощно хлопала руками вокруг себя. Изо рта у нее струйками текла рвота.
– Это судороги! – закричал доктор. – Пропустите меня!
– Шаль! – завопила я. – Только не снимайте мою шаль с ее плеч!
Но никто не обратил на меня никакого внимания. Все смотрели только на Кейт, которая извивалась и корчилась от боли.
Неужели на ее долю выпало мало боли и страданий?
Колени подогнулись, и я упала. В этот момент мне было все равно, смогу я подняться или нет.
Когда я была маленькой девочкой, мечтала, что стану вышивать цветочки на изящных перчатках и создавать прочую красоту. Что же произошло? Как же так вышло, что на самом деле я смогла создать только это – распятое в агонии тело на смертном одре?
– Приподнимите ей голову, иначе она прикусит язык!
Это ведь она послала в тот день Билли, чтобы найти нас. Зная, что ее мать скоро повесят, она все равно не переставала думать обо мне. Хотела дать мне кров и работу. Она подняла мой корсет из грязи, потому что понимала, что он для меня значит. Я никогда не смогла бы полюбить ее, но плохим человеком она точно не была. Она не заслужила такой смерти!
– Рут! Рут, помоги нам!
У меня не было сил подняться. И эти жуткие запахи: чеснок, пот, рвота…
– Билли! Кто-нибудь, приведите Билли!
И вдруг Кейт обмякла. Что-то стучало у нее в груди, словно камешки в стеклянной бутылке. Миссис Рукер закричала.
Они все выглядели так зловеще и странно, собравшись вокруг кровати Кейт: доктор ощупывал пальцами ее шею, миссис Рукер отирала ей щеки, а Нелл стояла чуть поодаль и стонала, прижимая к груди тряпку, мокрую от пота несчастной.
Повисла тишина.
– Она умерла! – констатировал доктор, безвольно опустив голову.
Кто это заметался там, словно зверь в клетке? Я слышала истерические крики. Кто-то топал по полу ногами и кричал:
– Убийца! Боже, я убийца!
Мне так и не удалось распознать голос.
Раздался топот мужских сапог. Поздно. Слишком поздно. Билли и его отец подбежали к кровати, но тут же отшатнулись от представшего перед ними зрелища.
– Мне очень жаль, мистер Рукер! Я делал все, что мог! – сказал доктор.
Я тоже делала все, что только могла. Но смертельное влияние моих стежков, похоже, оказалось сильнее.
Я думала, что Билли склонится над Кейт, поцелует ее лоб, возьмет за руку… Но он просто стоял и что-то говорил. По крайней мере, губы его шевелились. Но я ничего не слышала. Я ощущала себя так, словно была глубоко под водой, и меня несло подводным течением.
Постепенно все взгляды устремились на меня. Мне казалось, что весь мир вокруг раскачивается и вот-вот рухнет.
Сколько лиц… Носы, брови, застывшие в крике ужаса рты… И в каждом лице я видела Кейт.
У меня в ушах что-то зазвенело, забулькало и захлопало.
– Я вызываю полицию! – сказал мистер Рукер.
50. Доротея
Рут однажды призналась мне, что разучилась плакать. Но сейчас она рыдает в три ручья. Тяжелые слезы дождем катятся из ее глаз. Если бы я не знала ее достаточно хорошо, я приняла бы ее за потерявшегося ребенка. Но ни один ребенок на свете не может сочинить т