— Приглядывайся, приглядывайся, это на пользу… Что ж ты рану не прикажешь перевязать? — он тут же окликнул пару солдат. Сандоваль опустился на землю, не взирая на острую боль пощупал травку — трава как трава, ничего особенного… Между тем Кортес, стоявший возле него, нервно спросил:
— Где же Авила? Застрял он, что ли, в этих зарослях?..
И словно в ответ на его слова где-то справа послышалось громовое: «San-Yago y San-Pedro!» — и из зарослей развернутая в боевой порядок вышла сотня Авилы. На несколько мгновений ряды индейцев смешались, затем порядок восстановился и они неспешно отступили.
Все события того дня Гонсало де Сандоваль воспринимал смутно, хотя, сцепив зубы, и принял участие в торжественной церемонии объявления этой земли владением его католического величества короля дона Карлоса. В большом селении, — здесь, как и на Косумели, было много каменных домов — на главной площади росло старое, в несколько обхватов лиственное дерево. Капитан-генерал дон Эрнандо Кортес три раза ударил мечом по стволу и объявил этот край собственностью короны, о чем королевским нотариусом был составлен акт. Свидетелями являлись все присутствующие…
В сражении, состоявшемся на следующий день Сандоваль участия не принимал — он совсем ослаб, и Кортес посоветовал ему полежать. Гонсало выругался и ответил, что нахлебником никогда не был и не будет, так что все равно встанет в строй, пусть даже ему не посчастливилось получить под свою команду роту солдат. Кортес, до того времени почти не знакомый с Гонсало а ведь они были земляками — усмехнулся и предложил ему присмотреть за выгулом спущенных на берег лошадей. Те совсем застоялись и в бою их использовать было нельзя. Сандоваль согласился. Потом уже по слухам он узнал, что в тот день испанцам пришлось туго. Отряд Альварадо даже в засаду попал и, если бы не хладнокровие артиллеристов, которыми командовал старший канонир Меса, победа бы далась куда более дорогой ценой. Все равно двое убитых — это было печальное известие. А сколько положили туземцев, поинтересовался офицер.
— Кто их считал, — ответил Андрес де Талья. — Главное, что взяли троих пленных. Их сейчас дон Эрнандо допрашивает. Еще говорят, что сбежал переводчик Мельчорехо. Дон Эрнандо совершенно вышел из себя…
Сандоваль тут же заковылял к палатке капитан-генерала.
Любопытствующих собралось много — особенно тех, кто помнил первую доброжелательную встречу, которую устроили индейцы год назад.
Прежде всего Кортес сразу выделил среди пленных человека, который, как оказалось, принадлежал к знатному роду. Как дон Эрнандо смог определить его происхождение, Сандоваль так и не понял.
Причина такого заметного охлаждения к прибывшим из моря людям, по словам пленных, заключалась в том, что все соседние племена, узнав об обмене подарками с людьми Грихальвы, подняли их на смех. В трусости прямо не обвиняли, но позволяли себе посмеиваться над «простаками из Сеутлы» так называлось это место в устье реки Табаско. Упорство свое они объясняли тем, что бежавший Мельчорехо убеждал старейшин не прекращать наступление ни на минуту. Белых людей, головы которых обросли волосами и сверху, и снизу, мало. Они скоро утомятся и тогда их можно будет взять в плен и отправить… сами знаете, куда.
Кортес вскинул брови.
— Куда? — переспросил он.
— Он так выразился, — пожал плечами Агиляр. — Имел в виду направление, а может, намекал, что всех попавших в плен ждет жертвенный нож.
— Хорошенькое дельце! — возмутился Альварадо. Все остальные офицеры тоже разом насупились.
— Собака лает, ветер носит, — угрюмо выговорил Кортес. — Пусть их!.. Другое тревожит — это не переводи, — он обернулся к Агиляру. — Какое-то детское недомыслие со стороны отдельных солдат и офицеров. Кто отвечал за Мельчорехо? Наказать плетями! Я не желаю из-за подобных промахов лишаться жизни. Вот подлец! — немного удивленно добавил он. — Точно подметил — в бою нам ничего не страшно. Кроме усталости… Хорошо, теперь переводи.
Он принялся объяснять пленным, что люди из-за моря с головами обросшими и сверху и снизу, не имеют злых намерений. Они верят в Бога, единого и всемогущего, и желают распространить свет истинной веры по всем городам и весям. Индейцы сами виноваты в том, что не позволили им набрать воды. Вот почему кровопролитие, вот почему он, верховный касик войска «кастилан», вынужден взять под свою опеку эти земли и объявить их владениями великого вождя, живущего на западе…
— Кстати, — неожиданно прервал он свою речь, — поинтересуйся у них. Возможно, они уже подчиняются какому-нибудь владыке? Тогда мы могли бы обеспечить им надежную защиту.
После недолгого лопотания Агиляр ответил.
— Они заявляют, что их племя свободно, хотя, конечно, защита никогда не помешает… Только, — нахмурился Агиляр, — сказали так, что их можно понять двояко. Точный смысл заключается в том, что дани они в настоящий момент не платят. Я было попытался уточнить — не платят кому-то или вообще ни вблизи, ни вдали нет никого из владык, кто смог бы потребовать с них дань. Они на эту тему отказываются говорить!.. — возмущенно добавил Агиляр.
— Тогда надо попытаться развязать им языки с помощью огня, невозмутимо посоветовал Кристобаль де Охеда. — В первый раз, что ли…
— Ни в коем случае! — резко возразил Кортес. Потом, улыбнувшись пленным, ласково обратился к Охеде. — Сеньор, я предупреждаю вас в последний раз — всякая попытка вставлять мне в палки в колеса плохо для вас кончится. Заявляю официально — это ко всем относится, господа. С этого момента всякое неповиновение, всякое лукавство при исполнении приказа, всякие разговоры, подрывающие авторитет главнокомандующего будут пресекаться решительно и жестоко. Вплоть до вынесения смертных приговоров!
Все это он высказала в привычной светской манере, красиво жестикулируя руками. Наконец обратился к Агиляру.
— На чем я остановился? Ага, на защите… С этой минуты они свободны. Я надеюсь, что они вернутся к своим сородичам, не держа злобы на сердце. Мы пришли сюда установить мир. И мы его установим — последнее не переводи, предупредил он толмача.
Когда пленников увели, он поднялся — все тут же встали — и объявил.
— Господа, завтра в бой. Завтра мы должны им показать, что значит «кастилан», осененный крестом. Убивать как можно больше. Людские потери у противника должны быть устрашающими, я не имею намерения засиживаться в этой дыре и губить своих солдат в бессмысленной бойне. Сеньор Ордас, вам поручается командование пехотой. Постройте боевой порядок следующим образом — линия в два ряда, впереди новобранцы. Старший канонир Меса. Обеспечить наивозможно быстрый темп стрельбы. Палить только кучно, по большим человеческим массам. Кстати, как я слышал у вас, сеньор Альварадо и у вас, сеньор Авила одна лошадь на двоих? А вы, сеньор Монтехо, совсем безлошадный?.. Авила возьмет лошадь музыканта Ортиса — тот в седле как тюфяк держится. Монтехо позаимствует у рудокопа Гарсия. Завтра я лично поведу кавалерию в бой!
День битвы запомнился Берналю Диасу долгим изматывающим маршем по засеянным кукурузой, и залитым жидким илом полям. Грязь пудами прилипала к ногам, а каково было индейцам-носильщикам, которые на собственных плечах тащили орудия. Кто стволы, кто сборные деревянные станины… Тоже люди, вздохнул про себя Берналь, этих в случае чего первыми в жертву принесут…
Когда же войско выбралось на твердую почву, вид открывшейся вражеской армии произвел на всех гнетущее впечатление. Врагов, если прикинуть численность отдельных отрядов и сложить вместе, было по меньшей мере до полуста тысяч. На каждого испанца по две-три сотни. Пусть даже у страха глаза велики, однако куда ни бросишь взгляд, всюду стояли плотные ряды раскрашенных воинов. Андрес истерически похохатывал — где наша не пропадала, проломим им черепа, этим язычникам.
— Ага, проломишь, — отозвался кто-то. — Устанешь мечом махать.
— Подтянись! — приказал вконец измотанный переходом Ордас. Весь неблизкий путь он несколько раз добирался до хвоста колонны, где подгонял отстающих, потом вновь возвращался в голову. — Разговорчики отставить!
Один из ветеранов буркнул, что подобных строгостей он не замечал и в Италии при Великом капитане, а там войны были не чета этим. Его однако никто не поддержал — сил не было.
На сухом пригорке немного отдохнули, обсушились. Индейские вожди допустили промашку — это было ясно каждому опытному вояке. Нельзя было выпускать чужаков из грязи. Встать стеной и крушить дубинами. Что с них взять — дети природы. Только гадкие дети, очень капризные и жадные… Не желающие поделиться золотом.
Индейцы наконец побежали в атаку. Как всегда смешали строй. Пушки ещё не были готовы к стрельбе, однако и аркебузиры, и арбалетчики встретили врага дружным залпом. Туземцы в ответ ещё энергичней принялись обстреливать врага. Стрелы пластами стелились в воздухе, так что сразу после начала боя около семидесяти испанцев получили ранения.
Первый натиск сдержали. Тут Меса доложил Ордасу, что орудия готовы.
— Ну, так приступай, — ответил офицер.
Вот когда индейцы почувствовали всю силу tepustli или «громовых зверей», как они называли артиллерийские орудия. Опять же непонятно, прикинул Берналь — неужто они их за живые существа принимают? Кто их знает, недоумков, внезапно озлобился он. Сейчас, после первого залпа надо в атаку пойти — эти ублюдки удара сомкнутым строем не выдерживают, но Ордас почему-то медлит. Видно, ждет, когда конница вступит в дело. Этак можно беды дождаться…
Между тем орудийная стрельба вошла в свой привычный убийственный ритм. Залп, заряжание, дикие вопли в стане врага. Каждый раз, когда дым рассеивался, Берналь Диас с удивлением наблюдал, как индейцы начинали бросать в воздух землю и солому. Спустя несколько минут ещё залп — и вновь в толпе нападающих открывались широкие улицы, заваленные скошенными трупами. Аркебузиры тем временем нарезали переулочки.
Атаки волнами накатывались на боевые порядки испанцев. Туземцы бились храбро, их вожди успели сообразить, что наступать надо в перерывах между извержениями огня и дыма и осыпать, осыпа