ТАЙНА БРОНЗОВОЙ ПТИЦЫ
Глава 49КИТ ОБЪЕЛСЯ
«Среда дневным»… Понять нетрудно, кто-то приедет в среду дневным поездом. И предназначается записка графине. Тайник в музее служит для переписки между ней и человеком в зеленом костюме.
Среда… И Кузьмина убили в среду.
Но если есть тайник в маленькой птице, то почему не быть ему и в большой, той что стоит в усадьбе? Надо проверить. Но как? Конечно, теперь, когда ребята проникли в людскую, их шансы подобраться к бронзовой птице увеличились. Но… Но Сева катастрофически быстро выздоравливал.
Миша заставлял его держать термометр по полчаса. Но столбик ртути никак не поднимался выше 36,6. Потом приехал врач и объявил, что Сева здоров и завтра может встать и выйти на улицу. Значит, надо покидать людскую. Что же делать?
Эх, если бы кто-нибудь заболел! Миша ходил по лагерю, с надеждой заглядывал каждому в лицо и спрашивал, как кто себя чувствует. Но все чувствовали себя прекрасно. Никто ни на что не жаловался. Тогда Миша сказал Бяшке:
– Мы спохватываемся, когда кто-нибудь заболеет. А по правилам медицины надо предупреждать заболевание.
Бяшка обиделся:
– Я все время говорю о профилактике, а меня никто не слушает! И ты первый.
– Хорошо, хорошо, – не стал с ним спорить Миша. – Осмотри всех ребят и если найдешь кого-нибудь подозрительным, то сразу клади в госпиталь. А завтра мы вызовем врача. Осматривай как следует. Если ошибешься и уложишь в постель здорового, не беда. Лучше ошибиться в эту сторону, чем в другую.
Бяшка ревностно принялся за дело. Всем была измерена температура.
Эта процедура длилась долго, в лагере был всего один градусник. Пока первый пациент его держал, Бяшка другому осматривал горло. Он считал себя специалистом по горлу. Его бабушка служила няней именно в той больнице, где лечили ухо, горло и нос.
– Раздвинь-ка пошире пасть, – говорил Бяшка, заглядывая каждому в рот, а так как был мал ростом, то вставал на цыпочки.
Потом глубокомысленно объявлял:
– Мда… Краснота… Плохо дело…
В каждого он готов был вцепиться и тащить в госпиталь.
Но кому охота ложиться в госпиталь в такую жару! И настоящий больной не сознался бы в своей болезни.
В конце концов всем надоело. Надоел Бяшка, который своими бровями залезал в рот, надоел дурацкий термометр… И Миша видел, что эта затея ни к чему не приведет. Разве здорового человека уговоришь, что он больной? Миша махнул на все рукой. Ничего не поделаешь, придется завтра освободить людскую. Придется расстаться с такой прекрасной возможностью проникнуть в дом и осмотреть бронзовую птицу.
И все же спаситель явился. В образе Кита, осунувшегося и страждущего, стонущего и держащегося за живот. Кит объелся!
Радости Миши не было границ. Кит, конечно, выздоровеет, не в первый раз объедается. Полежит денек-другой и встанет как ни в чем не бывало. Миша не стал допытываться, чем объелся Кит. Важно, что он объелся. Завтра приедет доктор, даст ему касторки или английской соли, а сейчас надо уложить его на место Севы, которого держали уже буквально силой.
Кита водворили в людскую. Сева со всех ног бросился бежать подальше от нее.
…Когда графиня узнала, что взамен одного больного в доме помещен другой, она ничего не сказала. Повернулась и ушла. Но вскоре приехал доктор. А ведь Миша его не вызывал.
– Что опять приключилось? – спросил доктор, слез с дрожек и привязал лошадь к дереву, хотя при одном взгляде на тяжелого, ленивого коня было ясно, что он и сам не сдвинется с места.
– Еще один парень у нас заболел, – сообщил Миша.
– Посмотрим, – хмуро проговорил доктор, направляясь к дому.
Осмотр Кита подтвердил, что он действительно болен. Доктор даже предположил, что у него дизентерия. Но Миша объяснил, что подобные расстройства желудка у Кита случаются приблизительно в две недели раз.
Доктор выписал лекарство и предупредил, что больному есть почти ничего нельзя, чем поверг Кита в крайнее уныние. Потом, еще больше нахмурившись, доктор вышел к графине, ожидавшей его возле веранды.
О чем они там говорили Миша не слышал. Через некоторое время доктор вернулся совсем мрачный и, уезжая, сказал:
– Мальчик пусть лежит, пока я не разрешу ему встать. Держите его на строгой диете. Он должен вылежать. А на всякие побочные обстоятельства не обращайте внимания.
Из этого Миша заключил, что графиня сама вызывала доктора и требовала, чтобы он удалил ребят из дома. Но ничего у нее не получилось.
На следующее утро графиня выехала в город. Ясно, чтобы нажаловаться на ребят и добиться изгнания их из усадьбы…
Ну что ж, пусть едет! Она думает, что Серов сильнее всех, но ошибается. А в ее отсутствие можно будет проникнуть в дом и осмотреть бронзовую птицу. Ничего предосудительного в этом нет. Ведь дом не ее собственность, а государственная. Она всего-навсего хранительница. Значит, это не жилье, а народное имущество.
Глава 50В ТАИНСТВЕННОМ ДОМЕ
Дежурными возле Кита назначили Славку и Бяшку. Бяшка будет сидеть в людской, а Славка – на улице. Обоим было приказано при малейшей опасности подать сигнал двумя короткими и одним длинным свистком.
Низкая массивная дверь с облупившейся темно-коричневой краской едва держалась на ржавых гвоздях и ржавых петлях. Мальчики открыли ее и увидели коридор, заваленный всякой рухлядью.
Кит тоже захотел посмотреть, что за дверью, но ему дали рисового отвара, и он отстал.
Итак, коридор был завален всякой рухлядью: ящиками, корзинами, бочонками, сломанными креслами, покосившейся этажеркой, умывальником с треснутой мраморной доской и пустым черным овалом на том месте, где полагалось быть зеркалу.
Но Миша заметил, что середина коридора была очищена от старья и представляла собой узкую дорожку. Ее, конечно, проделала графиня, чтобы бесшумно подходить к двери и подслушивать, что делается в людской. Другой конец дорожки упирался в железные ступеньки винтовой лестницы.
Миша закрыл дверь. Коридор погрузился во мрак. Только чуть-чуть света проникало сверху сквозь узорные прорези чугунных ступеней винтовой лестницы. И оттого что здесь, внизу, было темно, а наверху светло, казалось, что там есть люди, и страшно было туда подниматься.
Мертвая тишина стояла кругом. Не было слышно даже громкого чавканья Кита – видно, доел рисовый отвар.
Стараясь ничего не задеть в темноте, мальчики подошли к лестнице.
Первым начал подниматься Миша, за ним Генка. Как только они встали на чугунные ступеньки, лестница заходила и завизжала под их ногами. Если в доме есть кто-нибудь, то наверняка услышит.
Казалось, что лестница сейчас развалится: непонятно, на чем она держится – узкая, крутая, ступеньки маленькие, металлические, треугольные. Мальчики проклинали помещичий строй, обрекавший дворовых людей подыматься по таким вот спиралям. Приходилось вертеться волчком, плечо упиралось в стену, другое – в железный столб, а голова стукалась непонятно обо что.
Они поднялись на второй этаж и попали на галерею с широким, во всю наружную стену, окном из разноцветных стекол, в большинстве поломанных.
На галерее были две высокие двери, когда-то белые, одна – в середине, другая – в конце.
Мальчики тихонько открыли первую. Их взору представился пустой зал, беспорядочно обставленный ветхой старинной мебелью.
Под потолком висела огромная люстра со множеством стекляшек. Высокие стрельчатые окна были местами забиты досками, местами завешены каким-то подобием гардин. Оттуда был виден парк, сад, река, а вот и флажок на мачте лагеря.
Этот маленький остроугольный красный флажок, изредка и лениво вздрагивающий под слабым ветерком, успокоил и даже развеселил ребят. Они уже не думали об опасности, – казалось, они играют в веселую, захватывающую игру.
Мальчики вернулись в галерею и открыли вторую дверь.
Две небольшие смежные комнаты. Первая была пуста, вторая заперта.
Мальчики посмотрели в замочную скважину – там стояли неубранная кровать, столик, шкаф, бюро с полукруглой крышкой и два больших мягких кресла. По-видимому, спальня графини.
Из той комнаты, где сейчас стояли ребята, шла вверх широкая лестница. Зашитая со всех сторон досками, она имела вид огромной деревянной коробки. Мальчики оторвали две доски и через образовавшееся отверстие вскарабкались на лестницу: она привела их в мезонин – низкое квадратное помещение, тоже заваленное всякой рухлядью. И так же как внизу, среди этой рухляди была проложена узенькая дорожка к окнам. Их было три: два крайних – застекленные, а среднее – закрытое ставнями. Ставни запирались ржавым крючком. Мальчики откинули его, распахнули ставни.
В нише стояла бронзовая птица. Высота ее была приблизительно около метра, размах крыльев – метра полтора.
Как и в музее, Миша двумя пальцами правой руки сначала осторожно, а потом сильнее нажал ей на глаза. Есть! Голова птицы откинулась назад.
Миша засунул руку в тайник, нащупал там бумажку и вытащил.
Это был свернутый трубкой чертеж, нанесенный на кальку.
Мальчики развязали ленточку и развернули чертеж. На нем были какие-то линии и цифры…
Но разбираться сейчас в чертеже не было времени. Надо взять его с собой, перерисовать и до возвращения графини положить обратно.
Мальчики накинули крючок на ставни, спустились во второй этаж, вставили на прежнее место доски и по винтовой лестнице добрались до людской.
Здесь они плотно закрыли дверь, стараясь загнать гвозди на их прежние места. Иначе графиня догадается, что дверь открывали.
Глава 51ЧЕРТЕЖ
Кит давно съел свой рисовый отвар и лежал, сладко жмуря глаза и томно потягиваясь. Сквозь низкие оконца на пол падали узкие короткие солнечные лучи, в них роились тысячи пылинок.
– Пошли, Славка, – сказал Миша, – а ты, Бяшка, оставайся здесь. Сейчас мы пришлем тебе замену.
– Пришлите чего-нибудь пожрать, – простонал Кит.
– Хочешь ты выздороветь или нет? – рассердился Бяшка. – Неужели ты не можешь один день пробыть на диете!
– Не могу, – со вздохом признался Кит.
Оставив их препираться по этому поводу, Миша, Генка и Славка вышли из людской, обогнули лагерь, выбрались в поле и, укрывшись в маленькой рощице, уселись и стали рассматривать чертеж.
Это была калька размером в обыкновенный лист писчей канцелярской бумаги. По ее сторонам были обозначены стороны света: С, Ю, 3, В – север, юг, запад, восток.
Над буквой «Ю» был нарисован фасад помещичьего дома. От него вверх, строго на север, подымалась прямая линия, она сворачивала сначала на северо-запад, потом на запад и затем снова подымалась на север. Там, где линия кончалась, были нарисованы четыре дерева.
Над каждым отрезком пути стояла цифра «1», а под каждым поворотом был обозначен его угол: 135 градусов, еще раз 135 градусов, и наконец, 90 градусов. Ничего больше на чертеже не было, если не считать рисунка бронзовой птицы в правом верхнем углу. Но птица обозначала всего лишь графский герб.
Мальчики молча разглядывали чертеж, потом переглянулись. Они не знали, верить или нет. Неужели тайна клада в их руках? Ведь по чертежу они, несомненно, его найдут!
Первым нарушил молчание Генка. Спокойно, как само собой разумеющееся, он сказал:
– Можем хоть сейчас отправляться за кладом.
– Только непонятно, в каких единицах обозначена длина отрезков. «Один», а что означает «один»? – заметил Славка.
Генка снисходительно улыбнулся:
– В верстах, раньше все обозначали в верстах.
– И в аршинах и в саженях… – возразил Славка.
Миша предложил не спорить, а рассуждать логично.
– Будем рассуждать логично, – сказал он. – Значит, так: отсчет надо начинать от дома, по-видимому прямо с того места, где стоит бронзовая птица. Согласны?
Мальчики были согласны.
– Итак, – продолжал Миша, – от дома нужно идти строго на север одну версту.
– Или аршин, сажень, а может быть, метр или километр, – не уступал Славка.
– Возможно, хотя я на стороне Генки: обозначено, конечно, в верстах.
– Проходим строго на север одну версту и поворачиваем на северо-запад, под углом в сто тридцать пять градусов.
– Повернули… – подсказал Генка.
– Повернули и прошли еще одну версту…
– Здесь опять повернули, – подсказал Генка.
– Да, здесь повернули строго на запад под углом опять в сто тридцать пять градусов и прошли еще одну версту. И уже здесь…
– …повернули в последний раз, – нетерпеливо проговорил Генка.
– Да, повернули в последний раз под углом в девяносто градусов и прошли строго на север еще одну версту и…
– …подошли к четырем деревьям, – воскликнул Генка, вскакивая со своего места, – воткнули лопаточки в землю, подрыли и нашли все, что нужно!
Мальчики пришли в веселое и даже несколько буйное настроение.
– Подумать только, – хохотал Генка, – эти дурачки ищут, ищут, ро*рт, роют… Вспотели, бедняги, исхудали, а где надо рыть, не знают. А мы знаем.
Миша не прыгал и не бесновался, как Генка. Он лежал на спине и, самодовольно улыбаясь, говорил:
– Теперь все в наших руках. Конечно, неизвестно, что там такое. Но если так упорно все ищут, то, бесспорно, что-то очень ценное.
А Генка продолжал хохотать:
– Нет! А графиня-то, графиня! Бережет чертеж, хранит его, лелеет, все ждет, когда свергнут Советскую власть и вернется ее граф. А чертежик уже у нас.
При упоминании о графине некоторое смущение овладело Мишей. Если по чертежу так просто найти клад, то почему графиня этого не сделала? Ведь парни в лесу роют с ее ведома, ведь она посылала им какие-то мешки.
То же самое подумал и Славка.
– Странно, почему этот клад до сих пор не нашли? – сказал он. – Чертеж лежит самое меньшее шесть лет после революции, графиня о нем знает. Значит, знают и лодочник и парни. А ведь они копают в лесу.
– Она их водит за нос! – закричал Генка. – Неужели не понятно? Ведь мы сами видели, как лодочник следил за графиней. Значит, он ей не доверяет. А почему? Потому, что она ему все время показывает не те места и даже не говорит, что у нее есть чертеж.
– А почему сама не выкопает?
– Разве такая старуха справится? Разве она сумеет выкопать? А если бы и смогла, то не хочет. Зачем ей? Куда она денется с ценностями? Графиня их обязана сберечь до приезда графа.
Славка согласился, что Генка, пожалуй, прав. Миша тоже согласился. В душе у него оставались кое-какие сомнения, но так хотелось верить, что клад теперь от них не уйдет и их усилия увенчаются успехом! Ему не терпелось убедиться в этом. Он встал.
– Не будем терять времени и пойдем сейчас по этому маршруту.
Ребята охотно согласились. Им тоже не терпелось увидеть место, где зарыт клад.
– У меня шаг ровно один аршин, – сказал Миша, – так и будем отмеривать. Только вы меня не сбивайте со счета.
– А лопаты? – воскликнул Генка. – Надо лопаты с собой взять, иначе чем же мы будем копать?
Но Миша решил не брать лопат. Если их с лопатами заметит лодочник, то все пропало. Копать они будут ночью. А сейчас они хорошенько запомнят место и дорогу.
– Ну и зря! – проворчал Генка.
Ему очень хотелось немедленно копать.
Глава 52КЛАДОИСКАТЕЛИ
Мальчики зашагали. Миша отсчитывал шаги, стараясь идти именно тем шагом, который, как ему казалось, равнялся одному аршину.
В руках он держал компас. Впрочем, сама аллея вела мальчиков точно на север.
Вскоре аллея перешла в полевую дорогу. Но и она, как показывал компас, вела строго на север.
За точность отсчитываемых шагов Миша мог не беспокоиться. Генка и Славка шагали за ним и сосредоточенно бормотали цифры. Это монотонное бормотание мешало Мише, но он молчал, боясь сбиться со счета. В конце концов, когда Миша объявил, что отсчитал полторы тысячи, то у Генки оказалось двенадцать шагов лишних, а у Славки восьми недоставало.
Но дорога сама поворачивала на северо-восток. Да, не силен был на выдумки старый граф. Сказалось аристократическое вырождение.
Мальчики пошли дальше. Опять за Мишиной спиной послышалось монотонное бормотание.
Дорога шла точно на северо-восток. Казалось, она специально проложена к тому месту, где зарыт клад. Это была именно та дорога, по которой они с Жердяем шли на Голыгинскую гать.
Прошли еще версту. Дорога свернула на запад.
Генка стер со лба пот:
– Все идет как по маслу. Граф точно все расписал.
– Маршрут довольно примитивный, – заметил Славка, – прямо по дороге.
– Не хотел бить свои графские ножки по ямам и рытвинам.
Мальчики прошли еще версту на запад. Дорога круто, под прямым углом, повернула на север.
Наконец они прошли последнюю версту. Дорога кончалась у самой опушки. Дальше стеной стоял лес. Тот самый лес, по которому они шли на Голыгинскую гать.
– Ясно, – сказал Генка, показывая на деревья, – клад зарыт под этими четырьмя березами.
Миша и Славка тоже смотрели на березы. Да, по-видимому, здесь. Во всяком случае, на этой поляне. Она была неровной, в буграх и холмах. У Миши на минуту закралось подозрение, что здесь уже копали, но нигде не было видно свежих следов земли, все бугорки и холмики поросли травой. Может быть, здесь когда-то корчевали пни. Во всяком случае, в чертеже указано именно это место. Значит, под одним из холмиков. Всем отрядом они здесь всё перероют. А граф-то, оказывается, не так прост! Все ищут в лесу, а он закопал на самой опушке, на самом видном месте, где никто и не догадается искать.
Мальчики присели. В лесу шумели верхушки деревьев, свистели и верещали птицы. Где-то далеко слышался лай собаки.
Генка хмыкнул и прошептал:
– Эти дурачки на болоте ищут. Эй, кладоискатели!
– Когда мы будем копать? – спросил Славка.
– Я думаю, откладывать не следует, – вставил Генка, – ведь в среду должен приехать этот тип в зеленом костюме. А сегодня уже пятница.
– Откладывать нельзя, – согласился Миша, – но делать надо с умом. Прежде всего надо перерисовать чертеж и положить его на место. Иначе графиня заметит и примет меры предосторожности.
– Согласен, – сказал Генка. – Но рыть-то когда?
– Рыть надо со свидетелями и с представителями власти, ~ объявил Миша. – Вызовем представителей из уезда или из губернии. Ведь клад – это государственное имущество. Все должно быть сделано законно.
Генка огорчился:
Всегда так! Мы подвергаем свою жизнь опасности, а потом приходит чужой дядя и пожинает лавры.
Глава 53РАССКАЗ ВРАЧА
Мальчики вернулись домой усталые, но веселые. Не всем удается раскрывать такие вот секреты, а они уже раскрывают второй раз: тогда – с кортиком, теперь – с бронзовой птицей.
Они дошли до помещичьего дома. Миша велел Генке и Славке идти в лагерь, а сам зашел в людскую узнать, как чувствует себя Кит, и вообще проверить, что там делается.
У Кита сидел доктор. Увидев Мишу, он сказал:
– Хорошо, что ты пришел. Ему, – он кивнул на Кита, – можно встать. Но он должен соблюдать диету.
Вот так штука! Выпускать отсюда Кита вовсе не входило в Мишины планы. Это значило бы лишиться людской и, следовательно, возможности еще раз проникнуть в дом. А ведь надо положить обратно чертеж. Миша сразу сообразил ответ:
– Он встанет и тут же обожрется.
– Неужели ты не можешь удержаться? – спросил доктор Кита.
– Не могу, – признался Кит.
– Все же надо выпустить его на улицу, на чистый воздух, – сказал доктор.
Миша с отчаянием проговорил:
– Опять заболеет, а положить будет некуда. Сюда в людскую, нас больше не пустят. Придется его держать в палатке.
– Всегда найдем, куда положить больного, – ответил доктор, – а ему хватит лежать.
Не говоря ни слова, Кит поднялся и вышел из людской. Через минуту его громкий голос уже слышался возле костра, где варился обед.
Миша и доктор тоже пошли к лагерю; врач оставил там свою лошадь. Пройдя несколько шагов по аллее, врач обернулся. Миша перехватил его взгляд: он смотрел на бронзовую птицу.
– Что означает эта бронзовая птица? – спросил Миша. – Торчит и торчит здесь.
Доктор снял пенсне, протер его, снова надел, забросив за ухо крученый черный шнурок.
– Знаменитая птица, – засмеялся доктор. – Из-за нее много людей посходило с ума.
– Неужели? – спросил Миша и затрепетал от радости: доктор что-то знает.
– Давняя и длинная история, – сказал доктор.
– Расскажите, пожалуйста, – попросил Миша. – У нас ребята интересуются стариной.
– История, в общем, довольно глупая. Смесь барского самодурства с уездным романтизмом. Надо тебе сказать, что графы Карагаевы – старинный, но захудалый род, обеднели, оскудели, особенно после того, как Елизавета казнила одного графа с сыном и велела бросить их в болото.
– Значит, про Голыгинскую гать это правда? – изумился Миша.
– Да, – подтвердил доктор, – исторический факт. Казнены и затоптаны в гать. Поместья их были отобраны в казну, вообще род подрублен под основание. Но благодаря удачной женитьбе одного из графов род Карагаевых снова поднялся, графы стали владеть поместьями и рудниками на Урале.
– Про это я что-то слыхал, – сказал Миша.
– Так вот, – продолжал доктор, – в роду у них была страсть к драгоценным камням. Особенно у последнего графа. Большой был охотник. И камни хорошо знал. Но фантазер и мистификатор. Он широко вел уральские разработки, но находил мелочь. А на мелочь и цена небольшая. Стоимость алмаза возрастает с его величиной чуть ли не в геометрической прогрессии. Находил он мелочь, а слухи распускал, будто нашел нечто выдающееся. На поверку это оказывалось блефом. До того изолгался, что ему не только перестали верить, но чуть было не притянули к суду за подделку. Вот тогда и начался процесс. Сын попытался объявить старика сумасшедшим, нашлись люди, которые помогли ему оттяпать наследство раньше, чем отец умер. Старый граф уехал за границу. Но не остался в долгу и изрядно посмеялся над своим неблагодарным наследником.
Доктор и Миша дошли до дрожек. Доктор сел на них, закурил и продолжал:
– Наследничек его, надо тебе сказать, был хотя и балбес, но порядочный негодяй. Довольно неприглядную роль в деле сыграла и эта особа… – Доктор кивнул на дом.
– Графиня?
– Какая она графиня! Впрочем, в свое время – красавица. – Доктор на минуту замолчал, какая-то тень пробежала по его лицу. – Только от красоты уже ничего не осталось… Да, так вот, молодой граф… Его тут крестьяне называли «Рупь Двадцать»… Он немного хромал от рождения, хотя мужчина видный. И вот как отец его наказал…
Доктор опять помолчал, как бы вспоминая всю эту историю, потом продолжал:
– Самое удивительное то, что старый граф рассказывал не только басни. Перед процессом он объявил, что нашел два алмаза размером чуть ли не по пятьдесят каратов каждый. И даже показывал эти алмазы. Никто ему, конечно, не верил. А алмазы-то оказались настоящими. Это подтвердили голландские ювелиры. И вот граф прислал сыну письмо приблизительно следующего содержания:
«Один алмаз я увез с собой, второй спрятал. Если у тебя хватило ума выгнать меня из дому, то посмотрим, хватит ли у тебя ума на то, чтобы найти этот бриллиант. На место, где он спрятан, указывает наш родовой герб». Вот приблизительно что написал старый граф. Это была жестокая месть. Поиски алмаза стали бичом и несчастьем этой семьи. Искали его до самой революции, все тут перерыли, перессорились, посходили с ума, поотравлялись и пострелялись.
– И не нашли? – волнуясь, спросил Миша. Он едва удержался от того, чтобы не крикнуть: «Я знаю, где этот тайник! Я знаю, где спрятан алмаз!»
Доктор отрицательно качнул головой:
– Нет, ничего не нашли.
Стараясь не выказывать волнения, Миша спросил:
– Но ведь граф написал, что это связано с родовым гербом. Что же он имел в виду?
Он спросил это, не поднимая глаз: боялся выдать себя.
Доктор перекинул ноги через дрожки, взял в руки вожжи, вытащил из кожаного кармашка кнут.
– Что он имел в виду! Герб. Вот этого самого орла. – Кнутом доктор показал на фасад барского дома, где в лучах заката золотилась бронзовая птица. – Этот орел и должен был дать ответ.
Деланно смеясь, Миша спросил:
– Как орел может указать? Он же безгласная птица.
– Да, конечно, но внутри этой бронзовой птицы есть тайник.
– Что вы сказали? – пролепетал Миша.
Доктор посмотрел на него:
– Что с тобой?
– Нет, я просто так, – неестественно улыбнулся Миша. – Я никак не мог предположить, что внутри птицы может быть тайник.
– Да, тайник, – подтвердил доктор, – и очень простой. Нужно нажать птице на глаза, и голова ее откидывается. Обычная пружина.
Миша ошеломленно смотрел на доктора, а тот, не замечая его состояния, продолжал:
– В этом тайнике лежал план, чертеж. По нему получалось, что алмаз зарыт в лесу, тут недалеко, верстах в четырех… Вот и перерыли весь лес, и до сих пор есть чудаки – роют. Сейчас, правда, немного поуспокоились, но есть еще, роют.
– И все знают про этот план? – пролепетал несчастный Миша.
– Да, конечно. Одно время держали в секрете, но все видели, что они копают в лесу. Потом это перестало быть тайной. Копии чертежа были чуть ли не в каждой избе.
– Но, может быть, это не настоящий план? – убитым голосом проговорил Миша.
– План один. Его тут все наизусть знают. Версту на север, еще версту на северо-запад, потом версту, кажется, строго на запад, не помню уже, давно было… – Доктор тронул вожжи. – Вот и вся история. Ну ладно… Значит, вы своего больного попридержите, не давайте ему много есть. Пусть диету соблюдает.
– Диету… да… конечно… – ничего не соображая, повторил Миша, тупо глядя вслед доктору, на его широкую спину в черном сюртуке, вздрагивающую на ухабах и рытвинах дороги, на громадную лошадь.
Она тяжело шагала и лениво отмахивалась хвостом от мух и слепней.
Глава 54НЕУЖЕЛИ ВСЕ ПОТЕРЯНО?
В лагере царила обычная вечерняя суета. Ребята готовились к ужину, умывались перед сном, складывали гербарии и альбомы, готовили постели в палатках. Девочки правили тетрадки ликбезовцев. Было то вечернее время, когда все устали за день, но не хотят, чтобы день кончился, когда особенно оживленно, весь отряд в сборе, день догорает и надо успеть воспользоваться его последним светом.
Свои обязанности Миша выполнял механически. Мысль о постыдной неудаче не выходила у него из головы. Так опозориться! Всё они делали зря. Томительные ночи в музее, ночной поход на Голыгинскую гать, поиски бронзовой птицы в помещичьем доме, открытие тайника, похищение чертежа – все это было ни к чему, бесполезная трата времени. Только бы никто не узнал! Генка и Славка, конечно, никому не разболтают – сами опростоволосились.
А Генка и Славка, ни о чем не догадываясь, были в самом прекрасном расположении духа. Они ходили в обнимку, таинственно перешептывались, с добродушной снисходительностью поглядывая на остальных ребят: наивные ребятишки, играют себе и не знают, какая громадная, удивительная, потрясающая тайна скоро будет открыта!
Потом они подошли к Мише. Генка таинственно прошептал, что в одной книге они нашли листок папиросной бумаги, каким закладывают рисунки, и если этот листок наложить на чертеж, то все очень точно перерисуется. Миша молча кивнул головой в знак того, что он разрешает изъять листок из книги и перенести на него чертеж.
Генка добавил, что в этой книге не один, а три таких листка и хорошо бы сделать три копии. Тогда каждый из них будет иметь по чертежу. На случай потери. В таком опасном предприятии могут быть всякие неожиданности.
Миша согласился и на это.
Потом Генка сказал, что сейчас уже темно. Чертеж они перерисуют завтра утром, когда все уйдут в деревню. Миша согласился. Славка заметил, что его и Генку надо будет завтра освободить от работы в клубе. Миша не возражал и против этого. Он ни против чего не возражал. Все бесполезно! Но сказать ребятам правду у него не хватало духу. Пусть уж занимаются чем-нибудь, только бы не задавали вопросов.
Проснулся Миша на следующее утро с головной болью, в том расслабленном состоянии, какое бывает после бессонной и беспокойной ночи. После завтрака он выстроил отряд и отправился с ним в деревню. Генка и Славка остались дежурными. Специально для того, чтобы на свободе перерисовать чертеж.
Мрачные мысли не оставляли Мишу и в клубе. Ни в чем не принимая участия, он грустно посматривал на будущих пионеров. Они были уже разбиты на звенья, знали законы и обычаи, выучили текст торжественного обещания, но никак не могли научиться ходить в строю. Каждый знал, где правая и где левая сторона, но при команде: «Напра-во!» – поворачивался налево, а при команде: «Нале-во!» – направо. При команде: «Кругом!» – все сталкивались, и получалась куча мала. Ходить в но-.у и то не умели. Чего, казалось бы, проще: «Левой, правой, левой, правой…» Так нет, обязательно, собьются. У одного шаг большой, у другого маленький, один бежит вприпрыжку, другой волочит ноги, как инвалид, третий наступает переднему на пятки.
А как они стоят в строю?! Один выпятил живот, другой выставил носки на пол-аршина. Прикажешь убрать живот – перегнется в три погибели. Кто пришел босой, а кто в валенках – в такую-то жару! Дашь команду: «Равнение направо!» – вместо линии получается полукруг: каждый лезет вперед так, чтобы хорошенько рассмотреть правофлангового, хотя и объясняешь, что надо видеть только пятого от себя.
А команда: «По двое рассчитайсь!»… Еще не было случая, чтобы рассчитались без ошибки. Тот снова повторит «первый», тот повторит «второй», а этот вовсе молчит. «Ну, говори же!» А он молчит и, застенчиво улыбаясь, смотрит на тебя.
Но сколько ни смотрел Миша на смешные и неуклюжие повороты ребят, они не могли отвлечь его от мысли о чертеже.
Хорошо, пусть чертеж оказался ерундой. Но ведь что-то есть. Ведь не только он, но и другие искали и даже до сих пор ищут. Графиня, допустим, сумасшедшая, спятила с ума из-за алмазов, но человек в зеленом костюме – факт, его тайная переписка с графиней – факт. Убийство Кузьмина тоже факт. Пусть нет клада, но ведь никаких алмазов ребятам и не нужно. Им нужно только реабилитировать Николая, доказать, что он ни в чем не виноват. Разве они откажутся от этого только потому, что попались на ту же удочку с кладом, на которую уже попадались десятки людей?
Размышляя таким образом, Миша продолжал смотреть на лужайку, где занимались ребята. Почему они с таким трудом осваивают строй? Вот, например, Муха. Он всегда нормально ходит, быстро бегает, а в строю почему-то хромает, волочит ногу, припечатывает один шаг. Настоящий Рупь Двадцать, как сказал доктор про молодого графа.
Одну минуту!
Миша даже привстал…
…Человек в зеленом костюме тоже прихрамывает и волочит ногу. Тот самый человек, которого они видели в музее… Который тайно переписывается с графиней… Неужели это и есть молодой граф Карагаев? Но ведь все графы удрали в Париж… А может быть, не все?
Глава 55КОПИИ
Тем временем Генка и Славка приступили к снятию копий.
Прежде всего надо было найти гладкую доску, чтобы положить на нее чертеж.
– Подумаешь! – сказал Генка. – Зачем такая точность? Ведь мы уже даже место знаем. Перерисуем для формальности, и все.
Но Славка был педант. И он хорошо чертил. Генке пришлось уступить. Гладкой доски они не нашли, зато отыскали картонную папку с надписью «Дело», положили ее на печь и укрепили по углам камнями. На папку положили чертеж, на чертеж – лист папиросной бумаги.
Славка начал перечерчивать. Стоя у него за спиной, Генка следил за движением карандаша, подавая советы и всячески торопил Славку. Зачем такая скрупулезность?! Раз-раз – и готово! Когда Славка начал перечерчивать изображение бронзовой птицы, Генка сказал:
– Зачем ты птицу перечерчиваешь? Она ровно ничего не обозначает.
– Она нанесена – значит, я ее должен перечертить.
А именно с птицей было больше всего возни: она была изображена хотя и мелко, но очень тщательно. Точь-в-точь такая же, как и в помещичьем доме.
– Знаешь, сколько ты с этой птицей провозишься, – настаивал Генка, – ведь она нарисована условно, просто как герб.
Но добросовестный Славка перечерчивал птицу.
– Делай как знаешь, – проворчал Генка, – но на моем чертеже, пожалуйста, не изображай. Не нужен мне орел.
И он с большим неудовольствием следил за Славкиной работой. Возится с орлом целый час! И это только на первом чертеже! Сколько же он со всеми копиями прокопается?
Наконец Славка перерисовал орла и начал заштриховывать его.
– Зачем ты его заштриховываешь? – разозлился Генка.
– Потому что на чертеже заштриховано.
– Так ведь он не весь заштрихован! – закричал Генка.
– Правда, – растерянно проговорил Славка, рассматривая чертеж.
Действительно, у орла было заштриховано только туловище. Голова же была замазана сплошной черной краской, а лапы, наоборот, не закрашены и не заштрихованы.
– Это я из-за папиросной бумаги прошляпил: плохо видно под ней, – огорченно проговорил Славка. – Придется перерисовывать.
Генка попытался удержать его. Орел изображен условно, и какая разница – заштрихован он или нет? А если Славка хочет перерисовать, то пусть отдаст испорченную копию ему, Генке, а остальное может перерисовывать как угодно.
– Пожалуйста, – сказал Славка, откладывая испорченную копию, – можешь взять, остальное я сделаю точно так, как на чертеже.
Глава 56ОРЛЫ
После обеда Генка и Славка возвратили чертеж Мише и показали ему копии.
Миша молча посмотрел на никому теперь не нужные листки. Бедный Славка трудился над ними полдня. И как аккуратно все перерисовал!
– А где же третья копия? – спросил Миша только для того, чтобы выиграть время.
– Она у меня, – ответил Генка, – я взял себе испорченную.
– Чем же она испорчена? – спросил Миша, все еще не решаясь сказать ребятам правду.
Генка положил свою копию рядом с другими, показал, чем она испорчена.
– Впрочем, – добавил он, – этот орел не имеет никакого значения. Просто эмблема графского рода. И штриховка не имеет значения.
Миша между тем пристально рассматривал чертеж. Действительно, птица здесь ровно ничего не обозначает: ни места клада, ни дороги к нему. Но почему все же она по-разному закрашена? Как ни мало ее изображение, как ни стерся чертеж, а все же ясно видно, что раскраска разная: голова черная, туловище заштриховано, лапы белые. Что это значит?
– Чего ты так рассматриваешь? – спросил Генка, с любопытством и даже с некоторым беспокойством следя за выражением Мишиного лица.
– Думаю: что значит птица? Для чего она здесь и почему по-разному закрашена?
– Какое это имеет значение? – Генка даже скривился от неудовольствия. – Этим гербам та же цена, что и орлам на царских пятаках: эмблема! Нечего думать, надо пойти и вырыть клад.
– Никакого клада там нет.
Генка и Славка воззрились на него.
– Да, да, – повторил Миша, – нет, не было и не будет!
Генка и Славка продолжали смотреть на Мишу – Генка ошеломленно, Славка вопросительно.
– Чего вы уставились на меня? Нет там никакого клада!
– Да… но… как же чертеж, и графиня, и вообще всё? – пролепетал Генка.
– Никакая она не графиня!
– Но откуда ты знаешь, что там ничего нет? – спросил Славка.
Миша передал рассказ доктора.
Такой жестокий удар! Мальчики казались самим себе жалкими, ничтожными дураками, глупыми фантазерами… Как они теперь посмотрят всем в глаза? Правда, никто ничего не знает, но сколько многозначительной таинственности они на себя напускали. И неужели надо расстаться с мечтой раскрыть тайну, которую никто до них не мог раскрыть? Ужасно!
И как только Миша все рассказал, у него стало легче на душе. Выговорился наконец.
– Этого следовало ожидать, – рассудительно заметил Славка. – Если все ищут и давно ищут, то почему именно мы должны найти?
Миша пожал плечами:
– Так всегда бывает. Все не могут найти, а потом кто-то находит. Так могло быть и с нами. Не получилось.
Генке никак не хотелось расставаться с мыслью о кладе. Он чуть не плакал.
– Но ведь клад-то есть! Значит, надо его искать.
– Где?
– А хотя бы в лесу, – неуверенно ответил Генка.
– Лес перерыт. Живого места нет. Если алмаз существует, то он спрятан – только не в лесу. Возможно, графиня и человек в зеленом знают место… Да, вы знаете, кто этот человек в зеленом?
Миша высказал свои подозрения.
– Ну конечно, – загорелся Генка, – это графский сын? Приехал за алмазом. И действует заодно с графиней.
Славка, внимательно слушавший своих приятелей, сказал
– Если бы графиня знала, где спрятан алмаз, то давным-давно вырыла бы его. Нет! И графиня не знает, и графский сын, если он действительно графский сын, тоже ничего не знает. Они ищут, как лодочник и все другие. Но никто не может найти. И мы вряд ли найдем. Чертеж был нашим единственным шансом. И этот шанс отпал.
«Да, это верно, – думал Миша, – никто не знает, где зарыт алмаз. Никто не сумел отгадать загадку, заданную старым графом. Но загадка-то отгадывается! Все руководствовались чертежом, линиями, а линии ничего не значат, они не более как ложный след. И дело, может быть, не в них, а в орле. Ведь указать тайник должна именно птица. А никто на нее не обращал внимания. Вот и не находили. А ведь в таких планах не должно быть ничего лишнего, ничего случайного. Все должно иметь свой смысл».
– Все же странно, – сказал Миша, – почему орел по-разному закрашен?
Мальчики опять воззрились на орла. Орел как орел.
Миша вспомнил слова Бориса Сергеевича об этой птице, сомнения Коровина.
– Между прочим, не все уверены, что это орел. Например, Коровин сомневается, а он родился и вырос на Волге, где водятся орлы. И Борис Сергеевич утверждает, что это не орел, а гриф. Вернее, он сказал, что у птицы голова грифа.
Генка нехотя согласился:
– Голова, может быть. А во всем остальном – орел. Не беспокойся, уж кто-кто, а я-то знаю.
Если не считать физкультуры, то биология была единственным предметом, по которому Генка хорошо занимался. Он был старостой биокружка и работал в школьном живом уголке.
– Самый обыкновенный орел, – продолжал Генка, – правда, немного больше степного. Значит, беркут. Беркут-халзан.
– Ладно, – сказал Миша, – чтобы там ни было, другого выхода у нас нет. Маршрут оказался неправильным. Значит, надо разгадать штриховку. Чертеж есть у каждого. Будем думать.
Генка жалобно проговорил:
– У меня штриховка неправильная. Как же я буду думать?
Глава 57ХАЛЗАН
Мальчики начали думать. Думал весь отряд: кого изображает бронзовая птица? Этот вопрос поставил Миша. Есть знающие ребята, могут надумать что-либо существенное.
Отряд разделился на две партии.
Одна, возглавляемая Генкой, утверждала, что это орел. Правда, у него не совсем обычная голова, но это не более как вольность художника.
Другая партия, предводительствуемая Бяшкой, считала, что птица из семейства грифов. Правда, у нее несколько коротковатое и коренастое для грифа тело, но это результат неосведомленности того же художника.
– Посмотрите на форму головы, – говорил Бяшка. – Разве у орла бывает такая длинная шея и такая большая, плоская, плешивая голова? Это может быть и кондор и стервятник, просто черный гриф или сип белоголовый. Конечно, будь птица в натуре, хотя бы чучело, можно было бы определить по оперению и по окраске. Но голова определенно указывает на то, что птица из семейства грифов, а не из семейства орлов.
– Ах ты, Бяшка, Бяшка! – возразил Генка. – Где ты видал таких маленьких кондоров? У кондора размах крыльев достигает трех метров, а у этого и двух нет. Согласен, голова странноватая. Но во всем остальном орел. Так называемый «орел настоящий». К этому роду относятся: беркут, он же халзан, орел-могильник, он же карагуш, чуть поменьше беркута, затем степной орел, он же орел-курганник. Есть еще подорлики, канюки, сарычи, но они маленькие. Бесспорно, это орел настоящий.
Обе партии спорили с утра до вечера. Приводили в доказательство внешний облик птиц, их образ жизни, способы гнездования, воспитания птенцов, питания. Добрались даже до романов, в которых рассказывалось, как птицы уносят в когтях не только детей и ягнят, но даже лошадей и охотников в полном охотничьем снаряжении.
Спорили ожесточенно. Тем более, что во главе партий стояли самые ярые спорщики: Генка и Бяшка. Они чуть не передрались. Генка обозвал Бяшку сипом белоголовым, Бяшка Генку – халзаном.
– Эй, сип белоголовый, – кричал Генка, – иди сюда, поспорим!
– Катись подальше, халзан несчастный! – отвечал Бяшка.
– Как вам не стыдно! – убеждал их Миша. – Неужели нельзя дискутировать спокойно? Представьте, что так бы ругались настоящие ученые. Во что бы превратилась Академия наук!
– Зачем он меня сипом обозвал? – оправдывался Бяшка.
– А кто первый? – возражал Генка. – Ты же меня первый обозвал халзаном. Целый день тычешь: халзан, халзан… Какой я тебе халзан!
…Халзан… Халзан… Знакомое слово… Миша посмотрел сперва на Генку, потом на Бяшку… Халзан… Халзан.
– Ты говоришь – халзан? – переспросил Миша.
– Да, халзан, – ответил Генка.
– Это беркут?
– Ну конечно. Беркут, или халзан.
Халзан! Но ведь так называется речушка… Та самая, на которой убили Кузьмина. Халзан! Отсюда и Халзин луг… Тот самый, куда ездили Кузьмин с Николаем… Как же он сразу не догадался?
Миша так опешил от неожиданности, что Генка с тревогой спросил:
– Ты что? Заболел?
– Халзан, – пробормотал Миша. – Халзан…
– Ну конечно, халзан, – недоуменно повторял Генка, во все глаза глядя на Мишу.
А тот продолжал бормотать:
– Халзан… Халзан… Река…
Генка развел руками:
– Что ты бормочешь? Халзан, ну и хал…
И Генка вдруг сам оторопело посмотрел на Мишу:
Халзан… Халзан… Халзан… – Он подпрыгнул и ударил себя по коленкам: – Халзан… Черт возьми! Халзан!
Но Миша уже пришел в себя:
– Спокойно! Значит, халзан?
– Ну конечно, халзан, – таинственно зашептал Генка. – Я сразу подумал: орел – халзан и речка – Халзан.
Итак, найдено первое звено, может быть, самое важное. Секрет бронзовой птицы в ней самой, а не в ложном маршруте, обманувшем стольких людей.
И есть первое указание – река Халзан. В районе реки зарыт клад. Теперь ясно, почему на Халзином лугу убит Кузьмин. Убийство связано с кладом. И это доказывает невиновность Николая Рыбалина – ведь никакого алмаза Николай не искал.
Правда, это снимает подозрение и с лодочника – ведь он ищет в лесу и, наверное, ничего не знает про Халзан. Ну что ж… В конце концов, главное – оправдать Николая.
Но где искать. На реке? Она хоть и мелка, но довольно длинна. На новых картах едва обозначена, а на старых тянется далеко, через несколько уездов.
Значит, бронзовая птица должна дать еще какие-то указания, безусловно связанные с названиями орлов, так же как и река Халзан.
Генка, познаниям которого Миша теперь очень доверял, снова перечислил всех известных ему орлов. Некоторые очень подходили. Особенно орел степной, он же курганник. Если это название имеет то же значение, что и халзан, то получается такая цепь: река Халзан – степь – курган.
Честное слово, здорово! Ай да Генка, разбирается в птицах! Значит, возле реки, в степи, есть курган, в нем спрятан клад.
– Правильно, – подтвердил Генка. – Халзан – степь, степь – курган. «Халзан» – восточное название беркута, но мы знаем, что Карагаевы вышли из Золотой Орды. Монголы жили в степях и, наверное, возводили и курганы. Следовательно, и с точки зрения зоологии, и с точки зрения этнографии все правильно. Надо идти на Халзан.
Глава 58ХАЛЗАН – СТЕПЬ – КУРГАН
Рано утром мальчики отправились на Халзан.
День выдался пасмурный. Порывистый ветер гнал по небу мохнатые тучи, гнул верхушки деревьев, прижимал к земле траву. Временами он дул так сильно, что трудно было идти. Но мальчики шли по топкому лугу вдоль берега Халзана.
Это была обмелевшая, почти высохшая речушка. Весной она разливалась широко, тем более что протекала по низменности. Но сейчас превратилась в ничтожный ручеек, сильно заросший, совсем незаметный меж кустов и высоких трав. Только в некоторых очень затемненных местах было видно, как по дну его течет светленькая струйка воды.
Вид такого ерундовского ручейка совсем не вязался ни с его громким названием, ни с таинственной и роковой ролью, которую он играл во всей истории. Но мальчиков это не смущало. Особенно Генку. Он уверенно шагал по лугу и посматривал по сторонам зорким взглядом человека, от познаний которого зависит успех предприятия. В сущности, если бы не он, то ничего бы не вышло.
А еще говорят, что он неровно учится. Что же из того, что неровно? Истинно одаренный человек не может ровно учиться: его талант направлен в одну сторону в ущерб другим сторонам.
Так размышлял Генка, пыжась и надуваясь от сознания своей незаурядности. Это сознание было так велико, что он даже не высказывал его вслух, считая, что такому человеку, как он, особенно в данную минуту, приличествует молчание.
Миша, который не был так, как Генка, уверен в успехе экспедиции, все же не терял надежды. Душа его жаждала успеха, но, чтобы не разочаровываться, он готовил себя к худшему. Они могут ничего сегодня не найти. Они будут искать. Важно искать и не терять надежды.
Славка считал себя реалистически мыслящим человеком. Таинственные, загадочные истории казались ему пришедшими из потустороннего мира. А так как в потусторонний мир он не верил, то относил многое за счет кипучей фантазии своих друзей.
Мальчики прошли уже версты три. Местность повышалась, грунт становился суше, каменистее, ручей обозначился резче. Попадались большие валуны и камни. Но, насколько хватал глаз, не было видно ни одного кургана.
Когда они прошли еще версты две, путь им преградила большая скала. Это был одинокий утес, огромный валун, неожиданно вставший на этой сравнительно ровной местности. У его подножия лежали большие, обросшие мохом камни. Сразу за утесом ручей пропал, будто ушел под землю.
Мальчики вскарабкались на утес.
В темноватой дымке пасмурного дня перед ними открылась однообразная, тоскливая панорама бескрайней равнины.
Поля, поля, поля…
Если даже считать эти поля степью, то все равно: на ней не было ни одного кургана.
– И все-таки где-то здесь есть курган, – категорически объявил Генка.
Славка опустил руку к подножию утеса:
– Ручей кончился. Куда же мы пойдем?
Мальчики молча стояли на вершине утеса. Ветер то стихал, то снова налетал, подвывая и высвистывая.
Наконец Миша сказал:
– Исток Халзана гораздо дальше. По-видимому, здесь он сильно обмелел или течет под землей, а за утесом опять выбивается на поверхность, и если мы пройдем дальше, то наверняка снова наткнемся на Халзан… Но… но беда в том, что здесь, у утеса, по-видимому, кончаются бывшие графские владения, не тянутся же они до бесконечности. Граф зарыл алмаз на своей земле, а на его земле нет ни одного кургана. Славка прав: дальше идти нет смысла.
Чувствуя себя виноватым в том, что он оказался прав, Славка высказал такое предположение:
– Возможно, граф имел в виду не орла-курганника, а орла-могильника. Тогда надо только найти могилу на Халзане.
Но с вершины утеса не было видно ни могилы, ни кладбища.
Глава 59КОММУНА
Приехал Борис Сергеевич с распоряжением из Москвы о передаче усадьбы коммуне.
С ним приехал Коровин и еще два детдомовца, будущие коммунары.
– Ну как, – приветствовал их Миша, – отвоевали усадьбу?
Коровин засопел:
– А то как же… Забрали, и все.
– А дом?
– И дом. Только старуха попросила Бориса Сергеевича подождать до четверга.
– Зачем?
– Кто ее знает… Попросила. Борис Сергеевич согласился. Он ей и работу в коммуне предложил. Пусть, говорит, работает
– И что она?
– Куда же ей, старой, деваться.
– Почему же она все-таки попросила отложить до четверга? – допытывался Миша.
– А кто ее знает, – пожал плечами Коровин.
Миша отлично понимал, почему старуха затягивает передачу дома: завтра должен приехать Карагаев. Но о своих предположениях не сказал Борису Сергеевичу. Только спросил у него:
– Как же вам удалось побороть Серова?
– Уж этот Серов! – Борис Сергеевич покачал головой. – Самый обыкновенный взяточник. За взятку выдал охранную грамоту на усадьбу, хотя никакой исторической ценности она не представляет.
Миша подумал: рассказать Борису Сергеевичу о Карагаеве или нет?
Конечно, Борису Сергеевичу важно знать, что здесь появился бывший хозяин усадьбы. Но вдруг этот человек в зеленом вовсе не Карагаев? Уже столько раз ошибались! Надо сначала убедиться, что это действительно граф.
– Имейте в виду, – сказал Миша, – Ерофеев все равно будет мешать коммуне.
Борис Сергеевич рассмеялся:
– Мы и не рассчитываем на его симпатии. И не нуждаемся в них. Если хочешь, сможешь в этом сегодня убедиться.
– А что сегодня?
– Сегодня вечером сходка.
Глава 60СХОДКА
На сходку пришла вся деревня: и мужчины, и женщины, и дети.
В клубе было душно, но многие сидели в полушубках и валенках. Облачка сизого махорочного дыма уходили под деревянные стропила.
На сцене стоял маленький стол, покрытый красной материей. За ним сидели председатель сельсовета Иван Васильевич и Борис Сергеевич. Председатель встал, потребовал тишины и сказал:
– Гражданы! – Он всегда на сходках почему-то говорил не «граждане», а «Гражданы» – видимо, для торжественности. – Гражданы! Начнем собрание. Есть постановление центральной власти. Значит, в бывшей барской усадьбе организовать трудовую коммуну для детей из числа бывших беспризорных товарищей. Слово для информации имеет директор Борис Сергеевич. И просьба, гражданы, не курить.
Все продолжали курить.
Борис Сергеевич вышел к рампе:
– Товарищи, коммуна организуется из числа бывших воспитанников детского дома. Все они в прошлом беспризорники, а некоторые даже и малолетние преступники. Говорю вам об этом прямо, чтобы все были в курсе дела…
В зале нарастал глухой шум. Сначала это был тихий, сдержанный говор людей в разных местах клуба. Потом все заговорили разом, зашумели, заволновались. И наконец раздался женский крик:
– Они и нас тут всех пограбят да перережут…
Это крикнула женщина с ребенком на руках, вся точно обернутая большим цветастым платком.
– Да, товарищи, некоторые из них были малолетними преступниками, – продолжал Борис Сергеевич, – но это было когда-то. За годы, проведенные в детском доме, ребята стали совсем другими. Они овладели разными профессиями, знают и любят свое дело, научились уважать коллектив. Короче говоря, я ручаюсь за каждого. И увидите: у вас с коммунарами установятся самые лучшие отношения. Вы не будете на них в обиде, и я надеюсь, что и коммунарам не придется обижаться на вас.
Шум нарастал. Сторонники Ерофеева сидели вокруг него маленькой, сплоченной и злой кучкой, сознавая, что симпатии большинства на их стороне: все боятся коммунаров, про которых им наговорили всякие ужасы.
Мише было жаль Бориса Сергеевича, одиноко стоявшего на сцене лицом к лицу с враждебным собранием, которое не хотело его слушать и прерывало на каждом слове злобными и насмешливыми выкриками. Он всей душой сочувствовал Борису Сергеевичу, но ничем не мог ему помочь.
А собрание шумело, кипело, бурлило. Особенно волновались женщины.
– Не надо нам вашей коммуны! Все равно прогоним бандитов! Убирайтесь, откуда пришли!
Председатель Иван Васильевич поднялся и крикнул:
– Спокойствие, Гражданы, спокойствие! Выслушаем товарища, а потом будем обсуждать. Бабы, тихо! А то выведу!
Но шум не утихал, наоборот – еще больше усилился…
И тогда Миша, Генка, Славка и все остальные ребята сделали то, что они обычно делали на школьных собраниях, когда подымался такой же невообразимый шум: они начали хором скандировать:
– Ти-ши-на!.. Ти-ши-на!.. Ти-ши-на!..
Это было ново и неожиданно для собрания. Все замолчали и в недоумении уставились на ребят.
Борис Сергеевич воспользовался общим замешательство, и сказал:
– Ведь у вас есть дети. Они сидят рядом с вами. Вы их любите и заботитесь о них. У них есть пища, постель, над головой крыша, есть ласковая, заботливая материнская рука. Почему же вы так жестоко относитесь к тем, кого война, разруха и голод лишили всего: и крова, и семьи, и отца, и матери? Я спрашиваю: почему вы так жестоки и несправедливы к ним? В чем они провинились перед вами?
Он замолчал, ожидая ответа на свой вопрос.
Но ответом ему было общее молчание. Все избегали взгляда Бориса. Сергеевича. У некоторых женщин даже слезы навернулись на глаза. Но они скрывали эти слезы и делали вид, что сморкаются.
Мальчики торжествовали. Здорово он сказал! Крепко получилось!
– Страна наша бедна, – продолжал Борис Сергеевич. – Но Советская власть делает все, чтобы вернуть детей к жизни, воспитать из них честных тружеников. В этом никто не сумеет нам помешать. Ни те, кто надеется на возвращение помещиков и бережет для них усадьбы, ни те, кто незаконно завладел землей и эксплуатирует крестьян.
Он строго посмотрел в ту сторону, где сидел Ерофеев. И все, кто был в зале, тоже обернулись туда.
– Короче говоря, – заключил Борис Сергеевич, – организация коммуны – дело решенное. Я пришел сюда не для того, чтобы просить вашего согласия, а для того, чтобы нам всем подумать, как мы будем вместе жить и вместе работать. Хотите вы обсуждать этот вопрос – пожалуйста. Не хотите – я могу уйти. Но коммуна будет.
Слова попросил Ерофеев. Он вышел к сцене, снял фуражку, обнажив плешивую голову, и сказал:
– Очень правильно сказал товарищ представитель насчет ребятишек. И мы тоже хотим, чтобы все было по справедливости. Чтобы, значит, и мы никого не обидели, и нам чтобы ни от кого обиды не терпеть. А вот насчет земли товарищ представитель ничего не сказал. А с землей-то как будет – вот вопрос.
– Ни на чью землю коммуна не претендует, – ответил Борис Сергеевич, – коммуне отойдет та земля, которая принадлежит государству и которой незаконно пользуются гражданин Ерофеев и некоторые другие граждане.
– Не я, а все общество пользуется. – Ерофеев широким жестом обвел зал.
Но та самая женщина в платке, которая кричала про коммунаров, тут же возмутилась:
Мы этой земли и не нюхали! Всю заграбастал!
Не обращая на нее внимания, Ерофеев спокойно продолжал:
– Владеем по закону. На то и бумага из губернии есть.
Борис Сергеевич сказал:
– Мы знаем, гражданин Ерофеев, сколько вам стоила эта бумага.
Ерофеев метнул на него настороженный взгляд, потом развел руками:
– Про это нам ничего не известно.
– Значит, сейчас будет известно, – коротко ответил Борис Сергеевич и, обращаясь к залу, предложил: – Граждане, кто еще пользуется этой землей, тех попрошу встать.
Никто не встал. Все молчали. Только один старик вполголоса проговорил:
– Кто же ею пользуется… Известно кто…
Ерофеев неожиданно протянул вперед руки, повернул их ладонями вверх:
– Этими руками земля обработана. Разве я не трудящийся?
Женщина в платке вскочила со своего места:
– Ты этими руками только деньги считаешь!
Председатель Иван Васильевич ладонью постучал по столу:
– Граждане! Довольно пререкаться! Вопрос ясный: быть здесь трудовой коммуне из числа бывших беспризорных товарищей. А то, что некоторые свою шкуру защищают, так это их личное дело. Все трудящееся крестьянство, и которые бедняки и которые середняки, горит способствовать общему делу. А потому просим Бориса Сергеевича доложить, как мыслится работа коммуны. В каком, значит, направлении и какая от нас требуется помощь.
Борис Сергеевич рассказал, чем будут заниматься коммунары, что они будут сеять, какие сады разобьют, какие у них будут мастерские и подсобные предприятия, какую выгоду от этого получит окрестное население.
Его слушали внимательно. Может быть, он и не привлек всех на свою сторону, но большинство чувствовало, что настоящая правда на его стороне.
Глава 61ОРЕЛ-ЯГНЯТНИК
Собрание кончилось. Уже наступила ночь. Дождь прекратился. Небо очистилось от туч, на нем сверкали мириады звезд. И только когда ребята задевали в темноте деревья и кусты, на них сыпались с веток капли дождя.
Борис Сергеевич и Миша шли позади всех. Впереди, из темноты, доносились крики и ауканье ребят, громкий смех Зины Кругловой, обиженное бормотанье Кита, негодующий голос Бяшки.
– Скажите, Борис Сергеевич, – спросил Миша, – если бы вдруг появился бывший владелец усадьбы, мог бы он помешать коммуне?
Борис Сергеевич засмеялся:
– Как же он помешает? Усадьба конфискована и принадлежит государству.
– А вы знаете, где они, бывшие графы?
– Старый граф еще до революции уехал за границу, а молодой неизвестно где. Впрочем, какое это имеет значение?
Мише очень хотелось рассказать, какое это имеет значение, но он удержался. Вот если завтра он убедится, что человек в зеленом и есть граф Карагаев, тогда он скажет.
– А вы не интересовались их гербом? – спросил Миша. – Вернее, я хотел спросить: какая именно птица изображена на гербе?
– На гербе изображен орел. И если судить по голове, то это орел-ягнятник, он же орел-бородач. Нечто среднее между орлом и грифом, так сказать, переходный вид. Правда, специалисты, к которым я обращался, утверждают, что туловище обыкновенного орла, но голова – орла-ягнятника.
Это опять ничего не давало. Ягнятник, бородач… Нет, ничего не дает… Халзан, курганник, могильник – это о чем-то говорит. А бородач ни о чем не говорит.
Неужели они ошиблись и с орлом? Неужели орел изображен просто так и их догадкам та же цена, что и показанному на чертеже маршруту?
Все же сообщением Бориса Сергеевича Миша решил поделиться с Генкой и Славкой. Когда лагерь затих, он тихонько вызвал их из палатки, отвел в сторону и сказал:
– Так вот, Борис Сергеевич говорит, что у этой птицы голова орла-бородача, или ягнятника.
Ну и что? – нетерпеливо возразил Генка. – Возможно, что ягнятника. Но какое это имеет значение? Ведь в целом это орел обыкновенный.
– А чертеж? – настаивал Миша. – Ведь и на чертеже голова орла совершенно черная, в отличие от туловища и ног. Значит, голова имеет какое-то особенное значение. А голова – ягнятника.
Генка опять нетерпеливо передернул плечами:
– При чем здесь ягнятник? У нас в России он почти не водится. Иногда только встречается на Кавказе и у Гималайских гор. Ягнятник живет выше всех горных птиц, в области ледников и вечного снега. И гнездятся они только на скалах. А какие здесь скалы? Нет ни одной.
– Как же нет? А скала, на которую мы сегодня залезали?
Генка рассмеялся:
– Какая это скала! Ты пойми: они гнездятся на неприступных скалах.
– Это не имеет значения, – решительно объявил Миша, – зато как здорово получается. Орел изображает реку Халзан, его голова – скалу на Халзане, а лапы могильника – могилу на скале. Понимаешь? Халзан – скала – могила.
Славка громко зевнул. Ему очень хотелось спать. И он устал от догадок: один орел, другой, и так до бесконечности. Если бы дело было в орлах, то алмаз давным-давно уже нашли бы. Искали тоже, наверное, не дураки.
– Мы были сегодня на скале и никакой могилы там не видели, – сказал Славка и снова зевнул.
– Да, не видели, – ответил Миша, – но ведь мы ее и не искали. Надо пойти и как следует обшарить всю скалу.
– Когда пойти? – испуганно спросили Генка и Славка.
– Сейчас. Немедленно.
Но мальчики отказались наотрез. Что они ночью увидят? Бесполезная трата времени. Только не выспятся. А ведь завтра приедет человек в зеленом, и надо быть бодрым и готовым ко всему.
– Значит, не пойдете? – грозно спросил Миша.
– Нет! – решительно ответили Генка и Славка.
– А если я прикажу?
– Не имеешь права, – ответил Славка. – Если бы это касалось отряда, имел бы право. А здесь частное дело.
Миша взывал к их разуму, укорял в трусости, обещал верный успех, грозился пойти один, доказывал, что завтра, может быть» уже поздно, потому что граф опередит их.
Все было напрасно. Генка и Славка ни за что не хотели идти на Халзан. Славка вообще уже ни во что не верил, Генка не хотел признавать никакого орла-ягнятника, он просто дрожал от бешенства, когда слышал про грифов. И им обоим хотелось спать.
Скрепя сердце Миша уступил. Но потребовал от друзей обещания, что завтра они обязательно пойдут с ним на скалу.
Глава 62ГРАФ КАРАГАЕВ
Среда!
Борис Петрович и колонисты ушли обмеривать землю. Ребята отправились в клуб. Миша, Генка и Славка бдительно следили за усадьбой: человек в зеленом приедет дневным поездом, в два часа.
Приблизительно в половине второго графиня вышла из дому. Мальчики осторожно двинулись за ней. Миновав парк, графиня краем небольшого лесочка вышла к берегу реки.
Почти одновременно к реке подошел человек в зеленом, похожий на прогуливающегося дачника: легкий летний костюм, большое светлое кепи, в руках букетик полевых цветов.
Разговаривая, он и графиня пошли берегом реки. Миша, Генка и Славка тихонько за ними. Но слышать, о чем они говорят, мальчики не могли.
Той же тропинкой графиня и человек в зеленом костюме вернулись обратно и остановились недалеко от мальчиков.
– Когда вы вернетесь? – спросил человек в зеленом костюме.
– Минут через сорок.
– Я буду ждать здесь.
Графиня пошла к лодочной станции. Человек в зеленом костюме скрылся в прибрежных кустах, разделся и бросился в воду. Было слышно, как он плескался, фыркал и бил ладонями по воде. Мальчики притаились в кустах.
Потом незнакомец вышел на берег. За кустами послышался шелест газеты, потом все стихло.
Мальчики лежали не шевелясь. Время тянулось томительно долго. В траве стрекотал кузнечик. Высоко в небе кувыркался жаворонок.
Незнакомец поднялся. Наверное, одевается…
Наконец показалась графиня. Незнакомец, уже одетый, с блестящими мокрыми волосами, пошел ей навстречу. Они остановились невдалеке от мальчиков. Незнакомец стоял к ним спиной. Лицо графини было хорошо видно.
– Он согласен, – сказала графиня.
– Сколько людей?
– Он и еще двое.
– Когда смогут быть на месте?
– Через два часа.
Незнакомец посмотрел на солнце, затем на часы:
– Пусть будут через три.
– Хорошо, передам.
– С ломами и лопатами.
– Хорошо… Алексей… я хотела предупредить: лодочник вас подозревает.
– В чем?
– В этом… с Кузьминым.
– Откуда он знает, что я – это я?
– Возможно, он этого и не знает… Но он сказал: «Кузьмина убил человек, с которым вы встречаетесь в музее».
– Он следил за вами?
– Да. Он понимает, что я скрываю от него настоящее место. Он очень умный и опасный человек.
– Я сам опасный.
– Алексей! С этим крестьянином… Кузьминым… как получилось?
Мальчики боялись пропустить хотя бы одно слово. Сейчас он скажет самое главное!
Карагаев передернул плечами:
– Мы столкнулись с ним лицом к лицу. Он меня узнал. Мог выдать. Что оставалось делать? Одним мужиком на свете меньше.
– Но Рыбалина, по-видимому, освободят.
– Против него нет улик. Но их нет и против меня. Конечно, надо все быстрее кончать. Сегодня же.
– Вы уверены, что это настоящее место?
– Бесспорно. И подумать: сколько лет он нас обманывал! Скотина!
– Не говорите так, Алексей! Он мертв, и он ваш отец. Господи, когда я подумаю…
– Ах, оставьте свои причитания! – с досадой проговорил Карагаев. – Лучшие годы я отдал поискам этого камня. Остался в России. Черт возьми! – Он ударил себя по лбу. – И как это я не догадался открыть склеп на скале? Идиот!
Миша бросил быстрый взгляд на Славку. Оказывается, правильно; скала – склеп… Вот тебе и орел-ягнятник…
– Все же лучше без лодочника и без его людей, – сказала графиня.
– Склеп завален. Мне одному не справиться.
– Может быть, позвать других?
– Например?
– Ерофеева, еще кого-нибудь.
– Нет! Предпочитаю бандитов.
– Но они могут вас убить.
– Я вооружен.
Они помолчали.
Потом Карагаев сказал:
– Теперь идите. Предупредите его: через три часа.
Глава 63СКЛЕП
Надо действовать! Действовать немедленно и решительно!
Но что им делать? Идти на скалу нет смысла. Теперь они уже не опередят графа. Остается одно: рассказать все Борису Сергеевичу.
Борис Сергеевич внимательно выслушал мальчиков. Их рассказ звучал необычно. Но Борис Сергеевич ничем не показал, что сомневается в нем. Он поднялся и сказал:
– Надо идти!
На Халзин луг отправились всем отрядом. Даже Кит отказался дежурить на кухне.
По дороге Борис Сергеевич пригласил с собой председателя сельсовета и позвонил из сельсовета в город следователю.
Весть о том, что сейчас на Халзином лугу должны найти клад, мгновенно облетела деревню.
Отряд еще не дошел до утеса, как их догнала большая толпа крестьян.
Среди них шагал даже доктор. Значит, новость дошла уже и до соседнего села.
Вскоре утес был окружен плотной толпой. Миша увидел в толпе лодочника и обоих парней из леса. Но человека в зеленом не было.
Солнце уходило за горизонт. Последние лучи его освещали одинокий утес и взволнованную толпу людей вокруг него.
Одна сторона скалы была отвесной. Другая, отлогая, усеяна разной величины камнями. Почти у самой вершины лежало три огромных валуна. Для того чтобы взобраться на вершину утеса, надо было их обойти. Осмотрев валуны, Борис Сергеевич и Миша увидели под ними свежие следы лопаты или кирки: кто-то пытался сдвинуть камни с места.
Борис Сергеевич подозвал председателя сельсовета и нескольких крестьян. Быстро заработали ломы и лопаты. Валуны были подрыты. Борис Сергеевич велел толпе раздвинуться. Один за другим все три валуна скатились с утеса.
Показалась каменная могильная плита. Она заросла мохом и травой, даже трудно было сразу разобрать, что это плита. Но когда вокруг нее расчистили землю, ее очертания выступили отчетливо.
– Могилку портют, – вздохнул Ерофеев. – Не по-божески.
Кто-то из крестьян засмеялся:
– Могилка-то не на месте. Ей полагается на кладбище быть, а она эвон куда забралась.
Плиту подрыли, затем поддели ломами и приподняли. Открылось небольшое углубление.
Толпа прихлынула к скале.
Отойдите, граждане, – сказал председатель, – всем покажем.
И в эту минуту появились графиня и Карагаев. Никто в толпе не обратил на них внимание: все были заняты склепом. Только Миша и лодочник неотступно следили за ними.
И Ерофеев, видно, сразу узнал молодого графа и не спускал с него глаз.
В углублении под плитой лежала черная металлическая шкатулка. Борис Сергеевич поднял ее. Она была заперта. Ударом камня Борис Сергеевич сбил замок и открыл шкатулку. Там лежала брошь, усыпанная блестящими камнями. В середине ее сверкал большой бриллиант…
Борис Сергеевич высоко поднял брошь и показал ее толпе.
Вдруг, растолкав толпу, к Борису Сергеевичу ринулся Карагаев.
За ним – графиня.
– Эта шкатулка принадлежит мне, – сказала графиня.
– Возможно, – вежливо ответил Борис Сергеевич, не отдавая шкатулку.
– Дайте ее, – сказала графиня, протягивая руки.
Но Борис Сергеевич не отдал ей шкатулку.
Я не могу вам ее отдать. Она будет сдана органам власти, а уж затем вы можете предъявить на нее свои права.
И здесь случилось самое неожиданное: Карагаев выхватил шкатулку из рук Бориса Сергеевича.
Это было так дерзко, что все растерялись.
Борис Сергеевич побледнел и шагнул к Карагаеву:
– Верните немедленно!
Карагаев выхватил из кармана пистолет. Толпа шарахнулась в сторону. Карагаев, держа в одной руке пистолет, в другой шкатулку, медленно отступал. И тут его настиг резкий окрик:
– Сдать оружие!
Карагаев оглянулся. Сзади стояли следователь и два красноармейца.
Глава 64ИТОГИ И НЕДОДЕЛКИ
Каждый день прибывали новые группы трудколонистов. Со станции на подводах доставляли инвентарь.
Коммунары ремонтировали дом, строили сараи, навесы, оборудовали мастерские.
А отряду наступила пора уезжать. Август золотил листья на деревьях, ночи становились длиннее, спать в палатках было уже холодно.
А жалко расставаться с усадьбой, с деревней, с коммунарами…
– Приезжайте к нам на будущий год, – улыбаясь, говорил Николай Рыбалин. – Опять будем плотничать. Новый клуб соорудим, теплый, чтобы и зимой пользоваться.
Ерофеев лицемерно вздыхал:
– Да уж, поработали ребята, спасибо им, помогли обществу. И невинного человека защитили.
Но глазки его смотрели подозрительно и настороженно, и никто ему не верил.
Художник-анархист объявил, что тоже едет в Москву.
– Больше там простору для талантливого человека, – говорил он, – есть где развернуться. Театры, вывески, фасады. Вам, ребята, если что потребуется в школе оформить, то пожалуйста, с полным удовольствием.
Миша поспешил его заверить, что в их школе уже все давно оформлено.
Ребята уезжали в Москву вечерним поездом. Они свернули палатки, скатали одеяла, сложили вещи. Перед отъездом разожгли прощальный костер.
На костер пришли коммунары и деревенские ребята.
Миша сказал:
– Это наш последний костер. Полагается подвести итог всему, что мы здесь сделали. Но мы будем говорить о том, что мы не успели сделать. Так полезнее для тех, кто здесь остается.
Первым взял слово Славка.
– Мы организовали отряд. Но в него вступило всего тридцать два человека. Мало! Надо, чтобы все ребята в деревне стали пионерами.
– Плохо мы работали по ликвидации неграмотности, сказала Зина Круглова, – обучили всего двенадцать человек. А надо, чтобы вся деревня стала грамотной.
– В деревне нет больницы, – сказал Бяшка,–. приходится ходить в соседнее село. Это несправедливо. Медицина – могучее средство в борьбе с религиозными предрассудками.
– Как-то слаба у нас интернациональная связь, – объявили Игорь и Сева, – всего только два письма послали немецким пионерам. А фашизм подымает голову. Надо обратить на это серьезное внимание.
Борис Сергеевич от имени трудкоммуны заверил, что все недоделанное ребятами будет доделано коммунарами.
– Теперь всё, – объявил Миша. – Можем отправляться
Но Генка вдруг закричал:
– Нет, не всё! Есть еще одно недоделанное дело!
– Какое?
– Помните, Миша читал нам свои стихи? Стихи, в общем, неплохие. Но там не хватало последних двух строчек. Я их сочинил.
– Давай говори, – сказал Миша, – только поскорее.
– Так вот. – Генка отставил назад ногу. – Так вот, последняя строфа Мишиного стихотворения начиналась так:
Борьба лишь начата, и нам передан молот…
Цепями все еще опутан шар земной…
И на этом обрывалась. Я предлагаю закончить так:
Но мы сильны, и дух наш молод,
Вперед, товарищи, за мной!
И он выбросил руку вперед, призывая всех идти за собой.
Но такой конец ребятам не понравился.
– Почему именно за тобой? – сказали одни. – Разве ты заслужил, чтобы все шли именно за тобой?
– Смахивает на плагиат, – говорили другие. – Первая строчка содрана из песни «Мы кузнецы…». Там «дух наш молод», и здесь «дух наш молод», и рифма одна: молот-молод…
– Над этими строчками поработаем в Москве, – сказал Миша. – Конечно, у кого будет желание. А сейчас поторопимся, иначе опоздаем к поезду.
Борис Сергеевич предложил подводу, которая довезла бы вещи до станции.
Но ребята отвергли это предложение. Не маменькины сынки, умеют ходить в полном походном снаряжении.
Ребята погрузили на себя свое незатейливое имущество. Отряд выстроился и зашагал к станции.
1955 – 1956
Москва