Кощеева дочка и бабушкина внучка — страница 15 из 29

Бабушка окончательно расплакалась, дед Илья принялся её утешать, а Варе вдруг стало невыносимо стыдно.

– Дура ты, Бубликова, – прошептала Варя. – Отвали, поняла? Отвали, а то как врежу!

Бубликова скукожилась и куда-то делась. А Варя отправилась на кухню, к Ляльке – читать ей вслух про Чудо-дерево.


Домовой Прохор перебирал гречку, слушал и умилялся:

– Надо же, как у тебя ловко получается! Червячки да точки, а вместе слова выходят.

– Проша, а ты что, неграмотный?

– Где уж мне, – закручинился домовой. – Хозяйство не пускает. То одно, то другое… Василиса учила меня, учила – никак! Если что новенькое приготовить надо, так она мне вслух прочтёт, а я и запомню. Хочешь, торт «Наполеон» испеку?

– Вот бабушка поправится, можно будет и испечь. А давай попробуем, может, я тебя читать научу?

– Что ты! Василису не зря Премудрой называют, и то у неё не получилось.

– Спорим, у меня получится?

– На что спорим? – деловито поинтересовался Прохор.

– А вот на этот самый «Наполеон»!

– Ладно, если выучусь – испеку, да не простой, а в тридцать три слоя! А если не выучусь?

– Тогда… тогда я что-нибудь испеку! Вкусное!

– По рукам!


Варя нырнула в кухонный шкаф, достала пакет с печеньем и высыпала его в миску.

– Вот, видишь? Печенье «Алфавит» называется – всё из букв. Вот это «а». Найди все такие же печеньки!

Прохор стал увлечённо рыться в миске и проглядел, как ушёл Илья. Варя отправилась его проводить.

– Василису береги! – сказал Илья. – Нас много, а она такая одна.

– Кого «нас», дедушка?

– Как кого? Богатырей! Ну, счастливо вам оставаться. На рассвете уеду.


Илья скрылся в темноте, а Варя ещё долго стояла, слушала летнюю ночь. Потом закрыла калитку и пошла домой.

Бабушка уже спала. И Лялька спала – в кухне, с недоеденным блинчиком в кулаке. Прохора видно не было. На столе лежало разобранное на две кучки печенье – и в той, что справа, были только буквы «а»!

Варя отнесла сонную Ляльку в постель, подоткнула ей одеяло. На подоконник из сада бесшумно запрыгнул кот Василий, взглянул на Варю исподлобья и устроился на Лялькиной подушке.

Варя взяла фонарик и пошла в комнату, где стояли книжные шкафы.


Утром бабушка выпила не только живую воду, но и чай. И яблоко съела. Варя накормила грустного Снежка, полила розы, похвалила Прохора за выполненное задание, обсудила с ним обед. Потом набралась смелости и пошла к бабушке.

Бабушка сидела в постели, обложенная лоскутами зелёного шёлка, и шила новое платье для Васьки. Сама Васька была тут же. Лялька гладила её по голове, о чём-то с ней шепталась. Кукла не отвечала, но по глазам-пуговицам было видно, что она всё понимает. Кот Василий сидел на подоконнике и за всеми приглядывал.

– Вот и ты, Варюша! Мы по тебе соскучились, – сказала бабушка и улыбнулась.

От волнения у Вари пересохло в горле.

– Бабушка, можно с тобой поговорить? – спросила она и почувствовала, как горят щёки.

Бабушка отложила шитьё. Глаза у неё слегка позеленели.

– Можно, конечно. Лялюша, ты пойди пока в сад, ладно? Вася, присмотри за ребёнком.

Варя закрыла дверь за сестрой и котом, глубоко вдохнула и спросила:

– Бабушка, ты ведь правда Василиса Премудрая?

– Конечно, – спокойно ответила бабушка. – Только знаешь что, Варюша? Ты спрашивай, а я отвечать буду, если смогу. Не на все вопросы ответить можно. Не мои это тайны. Вот так. И вообще, любопытной Варваре нос оторвали. Понятно?

– Я вчера специально сказки читала. Там написано, что Василиса Премудрая – дочь Кощея Бессмертного… И Баба-яга то же самое сказала.

– Баба-яга обычно врёт. Но тогда не соврала.

– Так в сказке про Царевну-лягушку правда говорится? Там написано, – Варя зажмурилась, вспоминая, – «Василиса Премудрая хитрей, мудрей своего отца уродилась. Он за то осерчал на неё и велел ей три года лягушкой быть».

– Всё правда, – коротко ответила бабушка.

– А какой он, бабушка? Где он сейчас? Расскажи!

– Тяжело мне о нём вспоминать, Варя. Расскажу, только чтобы потом не переспрашивать, идёт?

Варя только и смогла кивнуть.

– Он там, в Нави обитает. Где ж ему быть, как не там? Иногда пытается сюда, на другой берег прорваться. Но ребята начеку, мимо них не пройти. Какой он? Сложно сразу объяснить… Несчастный он. Потому что никогда никого не любил. Даже в то, что есть на свете любовь, не верил. И сейчас не верит, конечно. Умный он и холодный. Холодный, как тот лёд, что никогда не тает. Знает много, а вот меня так и не узнал по-настоящему. Всё говорил: «Что ты вечно с книгами? Кого ты из себя корчишь? Умнее родного отца хочешь стать? Иди, вышивай! Или танцевать учись, авось хоть этому выучишься – тут большого ума не надо! А то кто тебя замуж возьмёт? Скажут женихи: больно умная, кому такая нужна! Так никому и не понадобишься». Танцевать-то я научилась, да и вышивать тоже. А с книгами расстаться не захотела. Вот он меня в лягушку и превратил. Посиди, говорит, непослушная дочь, в болоте, поквакай. Авось лишний ум из головы повыветрится… Вот так, а дальше всё в сказке написано.

– Бабушка, а как тебя называли, когда ты маленькой была?

– Как-как… Васькой, конечно. Как же ещё? – Бабушка чуть-чуть улыбнулась.


Варя быстро перелистала в уме страницы прочитанной вечером книги и поняла, что про Кощея больше спрашивать не надо. Но другие вопросы не давали покоя, висели на кончике языка.

– Баб, а как ты узнала, где нас искать?

– Помнишь, Ляля себе подвеску выбрала, глаз малахитовый? У меня вторая такая есть. Если человек с такой подвеской в беду попадёт, во второй малахит чернеет. А одна подвеска другой дорогу к себе показывает.

– А Бабу-ягу ты что, правда… убила?

– Нет, – спокойно ответила бабушка. – Убить только живое можно, а Баба-яга— нежить, всё равно что мёртвая. Гнилая она вся изнутри. Вот и лопнула от моего меча, как перезрелый гриб-дождевик, всё вокруг гнилой пылью засыпала. Убить её нельзя, а вот победить можно – правда, на время только. Потом пыль вместе соберётся, и опять Баба-яга будет белый свет коптить: ни себе ни другим не на радость.

– А с ягошами что теперь будет?

– Проснутся и дома очутятся. Там их уже двояшки дожидаются. Те не зря из паутины связаны: наденутся на ягош, как сеть.

– Так они на всю жизнь ягошами и останутся? – с ужасом спросила Варя.

– Всё от них самих зависит. Кто сил да ума наберётся, вырастет из сети и разорвёт её в клочья. А кто не сможет или не захочет, так всю жизнь и проживёт, как Баба-яга задумала.

Варю передёрнуло.

– А дед Илья куда уехал?

– Муромец-то? На реку Смородину, к Калинову мосту. На заставу богатырскую, куда ж ещё. Алёшу Поповича сменить. Тяжёлая там служба, только богатырям по плечу. Нежить с того берега пробраться пытается: кто силой, а кто хитростью. Так что без отдыха никак.

– А какая нежить, бабушка?

– Всякая, – в бабушкином голосе звякнула сталь.

– А помнишь, вы с дедом Ильёй уехали? Тогда тоже нежить пробиралась?

– Циклоп заблудился, – неохотно сказала бабушка. – Ну, ребята меня и вызвали. Сами они долго не разговаривают: сразу меч да булаву в ход пускают. А циклоп, он хоть немного, но человеческую речь понимает. Значит, с ним договориться можно. Да только богатыри наши греческого языка не разумеют. Циклоп – гора горой, ты же на картинках видела. Да и глуховат – они такие, циклопы. До него ещё докричаться надо. Вот я голос и сорвала, зато циклоп живой ушёл. Он же не виноват, что таким на свет появился. Пусть в своей пещере живёт, а людей в покое оставит.

– А к нам тогда твой сокол прилетал, да?

– Нет, Лютень меня в Заречье ждёт. Они с Сивером на наш берег перейти не могут.

Это Финист-Ясный сокол по дороге свернул словом перемолвиться…

Тут Варе пришла в голову такая мысль, что ей стало нехорошо.

– Бабушка… Ведь если ты Кощеева дочка, значит, я Кощеева правнучка?

– Ну да, – спокойно подтвердила бабушка.

– Ой… – вырвалось у Вари.

– Не «ой». Неважно, чья ты дочь, внучка или правнучка. Главное – кто ты есть. А самое главное – что ты делаешь.

В дверь поскрёбся домовой Прохор:

– Не надо ли чего, хозяйка?

– Нет, Проша, спасибо. Хватит на сегодня, Варюша. Усталая.

– Отдохни, бабушка. За Лялькой мы с Прохором приглядим.

– Спасибо, Варвара-краса, длинная коса. – Бабушка погладила Варю по голове, чмокнула в макушку. – Спасибо, моя хорошая. А я и правда усну, пожалуй.

Варя на цыпочках вышла из комнаты и бесшумно закрыла за собой дверь.

Впереди почти целое лето – здесь, в Дружинине, с бабушкой. Вот здорово!

Часть третьяЯрилин день

Вскоре бабушка окончательно поправилась, и всё пошло по-прежнему. Только добавились занятия с Прохором.

– Вот грамоте выучусь, – рассуждал он, – все как есть поварские книги прочитаю! А то я всё по старинке… Говорят, такой торт есть – «Графские развалины» называется. Ещё полено какое-то, вроде как шоколадное… Ты про полено это не слыхивала?

– Нет, Проша! Мама готовые торты покупает, ей на кухне крутиться некогда.

– Вот и Василисе тоже некогда… А домовой-то на что? Ну так какие там ещё буквы есть?

– Вот смотри, Проша, это буква «о».

– Круглая, как сито?

Лялька сидела рядом, смотрела, как Прохор выбирает из миски печеньки с буквой «о».

Смотрела-смотрела и сама вытащила пару печенек.

– О! – сказала она и сунула поджаристую букву в рот.

– Правильно, молодец! – ответила Варя и погладила малявку по голове.

Прохор глянул на Ляльку и тоже захрустел печенюшкой.

– «А» знаю, «о» знаю. Давай другие буквы, вон их там сколько!

Варю осенило. Надо, чтобы Прохор что-нибудь прочёл! Сам прочёл!

– Вот это «к». Найди ещё!

Букву «к» домовой нашёл немедленно. И тут же съел.

– А это «ш».

– Ага, на вилку похожа!

«Ш» оказалась особенно поджаристой и хрустящей.