— А… Да так, ерунда. Это я мечтала о том, чтобы жить в таком красивом месте. Потом поняла, что мечты не сбудутся, и порвала картинку. Прошло какое-то время, и мне стало грустно. Я подумала, что мечту не стоит убивать так глупо. Взяла скотч и… все исправила! — Она посмотрела на Кудесникова с неискренним задором: — А что?
— Да так… Вы мне интересны, Тамара, — сказал Кудесников. Поскольку это была почти полная и абсолютная правда, его слова прозвучали очень проникновенно. — Фаина сказала, что вы будто бы решили выгородить сестру и признаться в убийстве…
— Ну что за женщина! — Хозяйка дома хлопнула руками по коленям. — Язык бы ей оторвать. Я иногда готова ее просто придушить.
— А говорили — она ваша надежда и опора, — припомнил Кудесников.
— Фаина нам сама это постоянно внушает, — устало ответила Тамара. — Просто гипнотизер, а не тетка. Кому угодно голову заморочит. Не хочется, чтобы вы подумали, будто я решила ей отомстить, но в последнее время она постоянно крутилась вокруг Андрея. Они друг друга стоили, — не удержалась и добавила она. — Я не любила своего зятя. Это преступление?
— А что бы вы стали делать, если бы ваша сестра развелась с мужем и место для Стаса Елагина освободилось?
— Маришка никогда не выйдет за него замуж, — печально заметила Тамара. — Она идеалистка. Для нее брак — это высшее проявление чувств. Дико звучит, правда?
Кудесников охотно согласился, что дико. Он и сам считал, что чувства чувствами, но брак — вещь особенная. От него бывают дети, а это самые опасные на планете существа. Они безраздельно завладевают помыслами своих родителей и издеваются над ними самыми изощренными способами.
О пользе дамских побрякушек. Старые подруги и новые идеи
Звонок Дашки, как всегда, застал Кудесникова врасплох. Она могла не звонить ему по нескольку месяцев, но стоило Дашкиному мужу — пожилому солидному дяденьке, чиновнику какого-то министерства — отбыть в командировку или отпуск, как ей немедленно требовался Арсений.
— Люблю, скучаю, жду, — пропела она в трубку вместо приветствия. При этом Дашка была на все сто процентов убеждена, что ее он ни с кем перепутать не может.
Их связь продолжалась уже несколько лет, но не прискучила, напротив — доставляла обоим все большее удовольствие.
— Что, лысый уехал по государственной нужде? — в тон ей ответил Кудесников.
— Не такой уж он и лысый, — засмеялась Дашка. — К тому же осенью собирается делать пересадку волос. Так что будет лохматый.
— Ну да. А если вдобавок ты его с годик подержишь на хлебе и воде, то он станет похож на Мэрли-на Мэнсона и ты окончательно влюбишься в него.
Дашка захохотала в голос, видимо, представив себе эту картину. Отсмеявшись, требовательно заявила:
— Приезжай прямо сейчас. Продолжим диспут в более подходящей обстановке.
— Извини, дорогая. Я ведь кроме того, что обожаю тебя, еще и немного работаю. В настоящий момент я сижу в…
— …клозете!
— Грубо. В машине. И пытаюсь преодолеть пробку длиной в километр, опаздывая на одну очень важную встречу. Давай позвоню, когда закончу?
— Другого послала бы, честное слово, — вздохнула Дашка. — Ему девушка сама на шею вешается, а он делами отговаривается. Убью я тебя когда-нибудь, господин частный детектив. И учти, у меня каникулы — два дня. Но завтра я хотела девчонок пригласить.
— Понял. Считай, я уже у тебя! Что пить будем?
— Хозяйственный ты наш! Все готово, включая меня. Жду.
Кудесников любил бывать у Дашки дома. Там было тихо, спокойно и уютно. Окна квартиры выходили в старый московский сквер, отчего воздух, особенно летними вечерами и ночами, был неизъяснимо прекрасен. Но это была не та квартира, где его подруга проживала с мужем. «Я не враг своим будущим детям, — говорила Дашка. — Соседи не дремлют, а мужья имеют отвратительную привычку неожиданно возвращаться. Поэтому если изменять папе Карло, то в родовом гнезде». Родовым гнездом она называла квартиру, которая досталась ей в наследство от бабушки, а папой Карло — мужа, по паспорту Карла Борисовича.
…Выпив и немного поболтав, они вдруг одновременно с особым выражением посмотрели друг на друга. И рассмеялись.
— Арсений, дуй в ванну, — приказала Дашка, — я пока постелю.
Когда он вернулся, широченная кровать была уже готова к употреблению. Кудесников с удовольствием раскинулся на ней, с некоторым нетерпением наблюдая за быстрыми перемещениями хозяйки дома. Перехватив его взгляд, она развеселилась:
— Не смей на меня так смотреть, я тебе не сексуальный объект. Я скоро — быстренько порядок наведу и в койку.
— Конечно, не сексуальный, — охотно согласился Кудесников. — Я бы сказал — гиперсексуальный!
— Зря расточаешь комплименты, я уже раздеваюсь.
Это представление доставляло Арсению определенное наслаждение, хотя в принципе для него специально не предназначалось. Собственно, Дашка не раздевалась — она минут десять снимала с себя украшения. По окончании длительной и сложной процедуры можно было вздохнуть с облегчением — одежда и белье летели в кресло уже через минуту.
Кудесников находил процедуру довольно эротичной и каждый раз с удовольствием любовался грациозными движениями подруги. Сегодня, правда, ему это что-то напомнило, показалось странно знакомым. Причем это точно не было связано с женщиной. Отмахнувшись от несвоевременных ассоциаций, Кудесников промурлыкал:
— Дашк, зачем ты столько побрякушек на себя надеваешь? Бусы, браслеты, колец немерено, цепочки. И так ведь красивая…
— Завидно? — не ответила, а как-то промычала Дашка, держа зубами то ли заколку, то ли шпильку. — Я же как ворона — люблю все блестящее. Вкус, понимаешь, плебейский, я же в пролетарской семье выросла.
Дашкин отец был карьерный дипломат, а мать — профессор МГУ.
— И все это бижутерия, все дешевка, — снимая украшения, слой за слоем, продолжала резвиться Дашка. — Вот вышла бы я замуж за олигарха, так сейчас снимала бы не эту дешевку, а бриллианты, изумруды и сапфиры стоимостью в миллион долларов.
И снова неясное, легкое беспокойство охватило Арсения. В чем причина, он так и не понимал, а концентрироваться на проблеме, если и была проблема, не хватало воли. Что, впрочем, объяснимо — когда рядом находилась Дашка, он мог концентрироваться только на ней.
— Если бы ты вышла замуж за олигарха, то с меня бы сейчас снимали скальп.
Дашка снова радостно засмеялась, а Кудесников вдруг опять ощутил непонятную обеспокоенность.
— Ты завершишь, наконец, экзекуцию? Мужчина умирает! А то давай помогу.
— Ты мне в другом поможешь. Это я уж как-нибудь сама. Все, серьги остались.
Кудесников не остался на ночь — хотелось как следует выспаться, да и голодного Мерседеса было жалко. Спал он крепко, но под утро неожиданно проснулся. Проснулся с чувством смутного беспокойства, того самого, которое он испытал вчера, глядя на Дашкины фокусы с украшениями. Вот ведь проклятая натура: пока не разберется даже с малейшим сомнением — не успокоится. Единственное, в чем Арсений был абсолютно убежден — это не связано с его любовными приключениями.
Необходимо было сосредоточиться на главном. Главным был долгий-долгий процесс освобождения Дашки от ее многочисленных побрякушек. Ну и что? Он наблюдал эту сцену много раз. Она ему нравилась, но никогда не вызвала подобных странных эмоций.
Нет, где-то, причем совсем недавно, он был свидетелем неких событий, о которых ему напомнила Дашка. Причем событий важных.
Арсений еще раз попробовал вспомнить последовательность своих ощущений. Первый раз что-то туманное проскользнуло в начале их пикировки относительно украшений. Потом Дашка что-то сказала про драгоценности. Мол, все, что она надевает на себя, — ерунда, вот если бы она была женой олигарха, у нее были бы бриллианты и изумруды…
И вдруг Кудесников понял, что именно его беспокоило. Догадка была слишком смелой, но если он прав…
Отработать фантастическим образом возникшую версию предстояло незамедлительно. Потому что если Арсений прав, то жизнь по крайней мере одного человека находится в смертельной опасности.
Коварные планы Кудесникова. Соучастники. Приманка для волчьего капкана
Кудесников позвонил Рите и сказал, что скоро приедет.
— Вы быстро добрались, — констатировала она, когда Арсений появился на пороге.
— Дело появилось срочное. Давайте присядем — разговор будет долгим и интересным. Тут у меня возникли неожиданные вопросы, и я хотел бы с вашей помощью разобраться. Только, пожалуйста, не удивляйтесь, постарайтесь отнестись к этому очень серьезно.
— Спрашивайте, конечно, — с готовностью откликнулась Рита.
Кудесников сконцентрировался, как перед решающим броском, и задал первый вопрос:
— Рита, ваш пациент, Лев Дугинец, он всегда перед сеансом так долго раздевается? Помните, когда он приехал к вам сюда в первый раз, он все снимал и снимал с себя какие-то побрякушки. Помните?
Рита улыбнулась.
— Даже вы обратили внимание. Действительно, подготовка к каждому сеансу у него очень долгая. А почему вас это заинтересовало?
— Не это, другое. Вы продолжайте.
— Что тут продолжать? Долго раздевается, потом так же долго одевается. Пока снимет все свои украшения, пока бережно их разложит… Такая вот особенность — любит украшать себя, ходит, как новогодняя елка. Только вы не правы — носит он отнюдь не побрякушки. У него очень ценные вещи. Крест весь в камешках, очень красивый, браслеты.
— Откуда вы знаете, что вещи ценные? Вы с ним обсуждали это?
— Нет, конечно. Он сам пару раз похвастался, не удержался.
— Расскажите подробнее, Рита, это важно.
— Я уже и не помню подробностей. Как-то раз Лев Борисович стал снимать галстук, и у него не отшпиливалась заколка или зажим — не знаю, как эта штука называется. Я предложила ему помочь, а то он даже занервничал, хотя нервничать ему нельзя, у него может случиться криз. Короче говоря, я тоже не с первого раза отцепила — очень своеобразная, несовременная вещь. Но видно, что дорогая, камнями украшена. Я что-то и сказала в этом роде, а он так счастливо засмеялся, как ребенок, честное слово, и говорит: «Я бы современную и покупать не стал, а за эту прелесть и трехсот тысяч было не жалко».