х автомобильных собачек.
Спина нищего хрустнула. Его ударили по затылку, он врезался лицом в пол и больше не кричал.
У меня кольнуло в глазах, я прижал ладонь к губам и ушёл оттуда, пока меня не заметили. Закрылся в своей комнате. Что я мог сделать? Что. Я. Мог сделать?!
По коридору простучали три пары железных ног и прошуршало что-то тяжёлое. Они волокли его. Стало тихо.
Я снова пошёл смотреть. Не мог заставить себя сидеть в комнате. Там, где тащили бедолагу, остался кровавый след. Он тянулся в открытую дверь, в глубь коридора, куда нельзя было заходить.
Но я шагнул с жёлтой разметки и как заколдованный на цыпочках пошёл туда. Коридор заканчивался лестницей, ведущей вниз. Я не стал спускаться, а только глянул, куда ведут ступеньки. Там, внизу, был ещё один цех, заваленный металлоломом: обрезками труб, железной стружкой, пружинами и прочим производственным хламом. Ржавая свалка. В ней копошились десятки Пустоголовых. Господи… Что они делали с тем беднягой! Они приматывали его к вертикальной балке колючей проволокой!
Меня едва не стошнило. Увидев это, я убежал обратно в комнату и заперся там до утра.
Перед тем как сдать смену, я взял швабру и ведро, отмыл кровавые следы. Это был мой промах. Я допустил гибель человека на заводе и не мог признать это. Ужасно…
Своему сменщику-старику я сказал, что сутки прошли без происшествий. Я солгал.
Тот продавец был прав, мне стоило уволиться. Но куда пойти? Сейчас так плохо с работой, а у меня почти не осталось денег.
Я решил, что уволюсь, но доработаю месяц. Мне нужно было получить хоть одну зарплату. На третьем дежурстве у меня сдали нервы. Я и так думал об этом все выходные, а вернувшись на завод, только и представлял того несчастного.
Я прилёг и проспал до самой ночи. Меня перестало трясти, но воспоминания о расправе железных чудовищ над человеком стали только ярче. Эти проклятые картинки делали меня безумным.
Не помню, как вышел из комнаты, не знаю, зачем попёрся в запретный коридор. Это было шоковое помутнение. Вчерашние воспоминания поломали разум.
Я пришёл к лестнице, сполз по стенке, сел на корточки и стал смотреть. Пустоголовые разматывали колючую проволоку. Они отвязывали мёртвого человека от балки. От него остались только кости.
Я смотрел…
Другие железные человечки копались в свалке металлолома. Они отыскивали нужные детали: металлическую сферу, трубы одинаковой длины. Они собирали ещё одного Пустоголового, скрепляя части окровавленной колючей проволокой!
Они работали быстро и слаженно. Железное чучело было готово за несколько минут. Один Пустоголовый держал в проволочных пальцах малярную кисть, другие подали ему белую краску, и он вывел круги на голове-сфере. Подали чёрную краску для зрачков. Это было хуже всякого бреда…
Новый ржавый человечек зашевелился. Вот зачем они убивают! Им нужна окровавленная проволока. Так они повышают свою численность.
Только что родившийся Пустоголовый сел, от нарисованных глаз потекла свежая краска. Он задрал голову и посмотрел на меня. Другие тоже обернулись в мою сторону.
Только теперь мой воспалённый мозг сообразил, что жизнь надо беречь. Мне было трудно встать на ноги, а эти болваны оказались быстрыми ребятами. С шумом и грохотом они летели вверх по лестнице. Я бежал по коридору. Меня догоняли. Железная труба ударила в локоть. Всё тело взорвалось болью, разум мгновенно прояснился. Рука безжизненно повисла.
Ноги не слушались. Завидев впереди окно с выбитым стеклом, я прыгнул в него. И упал на больную руку, кое-как поднялся, побежал дальше. Я очутился на улице, но это была не территория завода. Или, правильно сказать, не того завода, что я знал…
Впереди не было ни забора, ни земли, только тьма. Как провал, как будто здесь заканчивается мир. Я оглянулся и увидел совсем другой завод.
Рисунок автора дневника
Серое здание, прямоугольное, как огромный бетонный блок, высокая труба, а из неё валит чёрный дым, коптит такое же чёрное небо. Из стены завода торчит другая горизонтальная труба, из которой потоком льётся ядовито-зелёная жидкость, бежит ручьём по канаве.
Завод выглядел карикатурно. Так их рисуют дети!
– Это галлюцинации, – говорил я, возвращаясь к окну. Там меня могли встретить Пустоголовые, но куда мне ещё было идти? Не в пустоту же бежать…
Я влез обратно в окно, незнакомый коридор пустовал. Придерживая сломанную руку, я побрёл вперёд.
Ещё одна дверь, за ней коридор, поворот, ещё коридор и ещё одна дверь. Лабиринт какой-то! То сзади, то спереди раздавался топот железных ног, но даже это меня не так пугало, как нескончаемая сеть дверей и коридоров.
Я метался, сворачивал то вправо, то влево. Думал, что уже никогда не выберусь, но вдруг увидел впереди знакомую жёлтую линию. Теперь стало ясно, что её надо держаться, чтобы не оказаться в чужом мире и не заблудиться там.
Я побежал не в свою комнату, а сразу к выходу через цех. Пустоголовые были там. Они будто дожидались меня и бросились со всех сторон. Не знаю, как я успел, но выкатился на улицу.
Небо уже светлело, звёзды гасли.
Это был знакомый мир. Забор, заваленная кирпичами территория, старое, прогнившее здание, выбитые окна. Кирпичная труба набок, и никакого чёрного дыма.
Я валялся на земле обессиленный и плакал. Чудовища не стали преследовать меня на улице. Мне удалось спастись, избежать смерти.
Небо на востоке занялось ярко-оранжевым. Не дожидаясь сменщика, кое-как совладав с эмоциями, поднялся на ноги и пошёл к воротам. Там я увидел то, чего не замечал раньше. На железных прутьях были развешаны плакаты, нарисованные на ватманах. Старые-старые! На большинстве из них картинки и надписи расплылись и выгорели. Но несколько плакатов неплохо сохранились.
Похоже, их развесили местные жители много лет назад, когда выступали против работы завода. Не потому ли он закрылся?
На одном плакате было написано:
На другом:
И ещё там висел детский рисунок: серый завод, большая труба, чёрный дым, чёрное небо, ядовитая зелёная жидкость и примитивно нарисованные человечки с круглыми головами и руками-палками, задранными вверх. Так себе художник. Работа на троечку…
Должно быть, автор рисунка хотел изобразить злых работников, которые радуются тому, что загрязняют окружающую среду. Эти человечки очень напоминали Пустоголовых…
Чудовищное место. Здесь воображаемое становится настоящим, меняя реальность самым извращённым образом.
В травмпункте я сказал, что сломал руку, упав с лестницы. Кто поверит в то, что со мной на самом деле случилось? Сразу отправят в дурку.
Спустя двое суток мне позвонил начальник. Я не предупредил его, что больше не собираюсь работать, поэтому он потребовал объяснить, какого хрена меня всё ещё нет на заводе.
– Да я лучше сразу в гроб лягу, чем ещё раз выйду к вам на смену! – Эта клятва сама по себе из меня вырвалась.
К моему удивлению, начальник не послал меня куда подальше и не повесил трубку, а спросил:
– Что случилось?
– А то вы не знаете! Меня не предупреждали, что у вас там ходят эти ржавые человечки! – сказал я, и мой голос сорвался на жалобный писк. – У меня на глазах человека убили!
– Теперь ты понимаешь, как важно охранять завод! – принялся уговаривать начальник. – Надо, чтобы туда никто не залезал. Твоя работа – беречь людей, чтобы эти железяки не размножались!
– Они мне сломали руку! – Я постучал пальцем по гипсу, чтобы он слышал.
Начальник вздохнул и предпринял ещё одну попытку меня уговорить:
– От этого места одни проблемы, но его надо охранять. Кто-то должен это делать. Ты продержался три смены. Это хороший результат! Большинство охранников сбежали после первой. Мы оплатим больничный, зарплату тоже прибавим. Ты же нормальный парень. Приди в себя! Залечивай руку и выходи.
Ещё никогда за меня так не держались на работе. Обычно отношение ко мне было: «Что-то не нравится – уходи! Желающих работать охранниками много!»
На меня впервые кто-то рассчитывал. И всё-таки я сказал нет.
Голова раскалывалась.
Я не помнил, когда в последний раз ел. Последние двое суток только и делал, что рыдал, хватаясь за голову, и на новый день у меня были точно такие же планы.
Сломанная рука ныла. Хорошо хоть перелом был не слишком серьёзный, и кое-что делать ей я всё же мог.
В голове по-прежнему крутились плохие мысли: отказавшись от работы, я сделал свой последний выбор в жизни – нищенствовать, пока не выгонят из квартиры за долги. Значит, всё? Гейм овер? Я всего лишь один из неудачников, который не сделал в жизни ничего, чем бы мог гордиться? Печально!
И ведь деньги заканчиваются. Где я их возьму? Пойду побираться? Стану тем, кого выгонял с территории завода. Незавидная жизнь у этих ребят.
Хватит!
Я подержал голову под холодным душем, а потом перезвонил начальнику. Сказал, что согласен на новые условия и выйду на работу, как рука подживёт. И он мне: «Спасибо!»
На меня рассчитывали. Я был нужен.
На работу я вышел неделю спустя. Вид у меня был совсем не жалкий. Я побрился и подстригся. На руке вместо гипса – фиксатор сустава, чёрный, в тон форме.
Сменщик, как будто видел меня в первый раз, начал объяснять технику безопасности. Напомнил, что ходить надо только по жёлтой разметке и никуда с неё не сворачивать.
– Ты же знаешь, что разметка нужна, просто чтобы не заблудиться? – спросил я. – Она не спасёт от ржавых человечков. Им будет надо – они влезут куда угодно.
Мой коллега пожевал губу. Ему было неприятно оттого, что я упомянул Пустоголовых.
– Я здесь уже полгода работаю, – сказал он. – Закрыл на ночь дверь – и никто меня не трогает.
– А ты видел, что они делают с людьми? – Я понимал, что для него это неприятная тема, но всё же хотел обсудить её.