Кошачья маска — страница 23 из 25

Гусеничный планетоход, работая на полной мощности, мчался к тёмному проходу в стене. Он словно звал меня за собой.

– Ж-ж-ж-ж! – резво звучал его моторчик.

Этот пионер что-то придумал! Не иначе, он запустил машину, чтобы показать мне выход!

Я встал и кинулся в тёмный проход.

И тут на пути как из-под земли вырос розовый тролль.

– Куда собрался? – проскрипел он. – Я тебе дал задание!

– Да иди ты со своими заданиями! – крикнул я и внезапно двинул ему кулаком в переносицу.

– Ох! – мелкий насмешник оказался слабым, как ребёнок. Он грохнулся на спину, задрав вверх короткие кривые ноги.

Немедленно забыв о нём, я побежал дальше, стараясь не упустить планетоход из виду.

– База, ответьте! База, ответьте! – надрывался динамик игрушки.

Радиоуправляемая машина ехала по узкому коридору.

На меня давили сплошные стены, обклеенные полосатыми обоями. Ни дверей, ни окон. Только бесконечные полосы. Поворот вправо. Снова коридор. Поворот влево. Всё тот же коридор.

Я бежал за игрушкой, не отставая ни на шаг. И вдруг коридор закончился тупиком. Планетоход стукнулся о стену.

– База, ответьте, – в последний раз прохрипел динамик и замолчал.

Гусеницы ещё пару секунд вращались вхолостую, а затем жужжание моторчика стихло.

Это всё? И куда он меня привёл? В тупик? Зачем? Чтобы отнять последнюю надежду?!

А хотя нет! В одном месте обои слегка разошлись на стыке. Дверь… Это скрытая дверь!

Я подбежал к стене и дёрнул за бумажный край. Да! Там была хлипкая фанерная дверь! Выход из Междумирья?

Ни ручки, ни замка.

Я ударил коленом по фанере, и она треснула, как театральная декорация. За ней оказалась темнота…

Перед глазами всё завертелось. В ушах завыла сирена «Скорой помощи». Я уже не стоял, а лежал где-то в другом месте. Меня куда-то везли…

– Приходит в сознание! – прозвучал незнакомый женский голос.

Картинка на мгновение стала чётче. Я увидел над собой лица врачей, а потом снова провалился во тьму…

В следующий раз я очнулся с ясным пониманием, что нахожусь в больнице. Всё указывало на это: белые стены, запах спирта, тихий писк аппаратуры…

– Что со мной случилось? – спросил я у первого человека, который вошёл в палату.

Лоб ныл тупой пульсирующей болью. Образ того, кто стоял рядом, расплывался, как в тумане.

– У вас травма головы и вывих плеча, – ответил размытый силуэт. – Вы упали в открытый канализационный люк. Не помните?

– Припоминаю, – прохрипел я.

Первые дни были тяжёлыми. Боль, слабость, путаница в голове… Но постепенно становилось легче. И наконец-то ко мне стали пускать не только родственников.

Первой, конечно же, пришла Инна. Моя любимая Инна… Она появилась на пороге, и сердце затрепетало от радости.

– Юл, ты живой! – воскликнула она, присаживаясь рядом с кроватью, её глаза блестели от слёз. – Я думала, что с ума сойду! Как ты себя чувствуешь?

– Да всё норм, – ответил я, накрыв её тоненькую кисть своей ладонью.

– Ты сам упал? – спросила она ни с того ни с сего.

– Что? – не понял я.

– Ты сам упал? – повторила Инна, глядя мне прямо в глаза. – Тебя никто не столкнул? Я думала о том призраке… Ну, о мальчике с головой медведя!

– Мы с Алёшкой не враги, – ответил я. – Он помог мне выбраться.

Инна облегчённо вздохнула и упала головой мне на грудь.

– Юл, пожалуйста, не делай так больше. Пропадёшь ещё хоть на день – и я тебя убью!

А я наклонился и поцеловал её в носик.


В самом низуДневник Андрея Лаврухина – санитара психиатрической клиники, третья и последняя запись

«Как же я устал», – эта фраза возникает у меня в голове ежечасно. Я и не помню, когда в последний раз чувствовал себя бодрым и выспавшимся. У меня словно на плечах груда камней, и каждый прожитый день добавляет ещё по одному камешку.

«Как же я устал! Как же я устал!» – жалуюсь сам себе.

Сколько ещё выдержит моё измученное тело? Моя жизнь – борьба. И в этом нет никакой романтики.

Я отбыл очередную смену в психиатрической клинике, зашёл в пустой вагон электрички, рухнул на сиденье, приложился виском к окну. Во время езды стекло так вибрировало, что голова трещала, но я даже так смог задремать.

Во мне столько усталости, что стоит лишь приземлить задницу, и я засыпаю.

Шарахнулись в стороны двери в конце вагона. От грохота я резко проснулся. Как почувствовал, что это не человек. То был Щуполь. Есть у меня привычка – раздавать нелюдям имена… У Щуполя нет глаз и даже нет углублений на их месте – только гладкая кожа как продолжение лба.

Щуполь похож на худющего подростка. Он сгорбленный, как знак вопроса. Голый по пояс, хребет торчит острыми позвонками, как гребень ящера. Руки у него длинные, а пальцы как сосиски. Он идёт по вагону, расставив свои «шкрёмбалы». Склоняется то вправо, то влево, чиркает по стёклам, по стенам. Не знаю, что будет, если попасться под его лапу. Я лишний раз на бой не нарываюсь.

Когда Щуполь оказался совсем рядом, я пригнулся. Рубануть бы его по руке чем-нибудь! Да хрен с ним. Пускай ходит.

Когда он вышел из вагона, я опять приложился к стеклу и собирался поспать, но тут из-за спинки сиденья впереди поднялась бородатая физиономия. Глаза краснющие, нижние веки набухли мешками.

– Ты его видел? – спросил он.

Я не хотел с ним разговаривать и притворился спящим. Но он оказался приставучим:

– Ну, скажи: ты видел ЭТОГО с длинными руками?

– Видел, – ответил я.

Этот чмырь был безобидным, разве что от его дыхания можно было угореть.

– Вот и я видел, – сказал он. – А ведь они не всем показываются на глаза. Я их вижу с тех пор, как поработал на заводе Трудпосёлка. Есть там завод заброшенный. Знаешь?

– Знаю, – ответил я.

– Вот я там охранником был. На том заводе ходили Пустоголовые. Их там так называют. Человечки из металлолома. Видел таких?

– Видел пару раз. – Я вспомнил, как один из них выбил мне окно. Я этих железных человечков называл развалюхами.

– Я так старался быть правильным, а как с ними повстречался – покатился по наклонной, – сказал бородатый с сожалением.

– Так это они тебя убили или ты сам умер? – полюбопытствовал я.

– Как умер? – удивился нищий. – Я не… Ой… Наверное, в самом деле умер! Ну да… Вот на этом сиденье. Отравился какой-то дрянью. Контролёр меня тряс, думал, сплю, а я уже был мёртвый. Как же я это мог забыть? Умер ведь!

Электричка подъезжала к моей станции. Я встал и пошёл в тамбур, оставив усопшего наедине с его терзаниями. Чем я мог ему помочь?

* * *

Я спал лицом в подушку до самого вечера, пока не загремели консервные банки на моей самодельной сигнализации.

Кто-то влез в дом и задел леску. Рука сжала деревянную биту. Опять этот оборванец пробрался через окно кухни. Горбун в лохмотьях, который когда-то грозился вырвать мне язык.

Я ему уже выбил все зубы и рубил его топором. Он еле держался, чтобы не развалиться на куски, и всё равно рвался ко мне, гад!

Он, скрипя и охая, попёр на меня, а я его битой в ухо!

– Всё, больше ты ко мне не влезешь, – сказал я и стал бить его со всей силы.

Нелюди крайне живучи.

Он лежал на полу, а я лупил его битой по голове, пока она не треснула. Я был так зол, что не мог остановиться. От головы горбатого осталось лишь месиво.

Вот и опробовал новую биту. Я сделал её взамен старой, что была с гвоздями. Новая обмотана колючей проволокой на конце. Такое оружие было у одного негодяя в сериале про зомби-апокалипсис. Оттуда я и взял идею.

Я много чего пробовал из кино. Даже пытался сражаться с нечистью бензопилой, но это не работает. Пытался как-то распилить одного заморыша, но цепь застряла в его одежде и сразу лопнула. Я его даже не сильно поцарапал. А вот бита – верный инструмент.

Я взял тело горбуна за ногу и выволок из дома. К утру исчезнет…

Ночь обещала быть бессонной и тяжёлой. Один пришёл, значит, и другие подтянутся. Я осмотрел дом. Казалось, всё в порядке, но потом я нашёл знакомый предмет на подушке кресла.

Золотистый дверной глазок, который я давно выкрутил из двери и выбросил. Вот из-за этого глазка мне и стали являться нелюди. Опять мне его подбросили.

Я хотел сразу избавиться от него, но чуйка мне подсказала, что надо в него глянуть. Хотя мне и было известно, что это опасно. Из-за этого глазка умерла моя мать…

Я взял глазок и посмотрел на кресло. Седая щетина, голубой глаз и пустая глазница, добрая улыбка… Руженцев! Мой друг! Опять он ко мне явился.

– Почему тебя через глазок видно, а без глазка нет? – спросил я. – С другими всё не так.

– Просто я не у тебя, я по ту сторону, – туманно ответил Руженцев. – На самом деле чёрт его знает! Не бери в голову.

– А ты чего хотел?

– Да так, проведать, узнать, как ты поживаешь.

Я был рад его видеть. Хороших гостей у меня давно не было, одни эти твари… И не хотелось мне жаловаться, но как прорвало:

– Доконали меня эти гниды, сил нет!

– Знаю, знаю, – грустно сказал Руженцев, в искажённой призме глазка казалось, что он от меня далеко. – Это всё коротышка. Помнишь коротышку с малиновой кожей? Ты ему дал отпор, и он мстит: то одного пошлёт, то другого. Он прячется в самом низу. Смотрит, сколько ты продержишься.

– Да, этот гном ко мне давно не приходил, – выдохнул я. – Видать, боится. Как же мне его достать?

– Трудно это будет, – задумчиво произнёс Руженцев. – Но есть способ. Чтобы его достать, тебе надо пройти через красный свет. Понимаешь, про что говорю? И надо успеть вернуться обратно, чтоб самому не умереть…

Мой покойный друг растаял в воздухе, и теперь сквозь глазок было видно только пустое кресло.

Пройти через красный свет… Большой риск! Красный свет убивает. Но это шанс! Вот зачем Руженцев принёс мне эту штуку. Несмотря на поздний час, я взял инструменты и опять вкрутил глазок в свою дверь. Теперь надо было дождаться.