Я смотрел на эту плюшевую экспозицию и думал: зачем кто-то приколачивает к деревьям во дворе старые мягкие игрушки? Кто-то считает это красивым? Выглядели они унылыми и жуткими.
А может, это вовсе не попытка украсить двор, а чей-то непонятный ритуал? Как много странного, необъяснимого в нашем мире.
Внезапно мне вспомнился вопрос Инны: «А зачем тебе это?» Правда, зачем? Может, стоило не играть в детектива, а побольше заниматься своими делами?
Наконец-то я навел порядок в своей комнате. Снял остатки праздничных украшений, почистил ковёр, отправил постельное бельё в стирку. Уборка под музыку растянулась до самого вечера, и выносить мусор пришлось уже в темноте.
Идти по неосвещённому двору было страшновато. И этот страх оказался обоснованным. Когда я стоял у мусорных контейнеров, мне в лопатку прилетело что-то тяжёлое, отскочило и звонко покатилось по асфальту. Это была стеклянная бутылка.
– Ай!
Я обернулся. В нескольких метрах от меня стоял пионер с медвежьей головой.
– Эй, полегче! Чего кидаешься?! – вырвалось у меня.
От страха закололо сердце.
Мальчишка стоял в злобной позе, уперев руки в бока.
Я не хотел вражды, поэтому сказал:
– Нам надо прекратить этот конфликт. Ты влез в мой дом, я влез в твой. Долго это будет продолжаться?
Пионер молчал. По его плюшевой морде нельзя было определить, что он думает.
Я попробовал обратиться к нему по имени:
– Алёша… Давай забудем про всё и разойдёмся, ок? Я понял, что ты украл игрушку не для себя. Прощаю! И ты прости, что читал твои дневники. Хотелось бы тебе помочь, но я ничего не смыслю в потусторонних мирах… Меня недавно подруга спросила: нужно ли мне всё это? Думаю, нет! Давай мирно разойдёмся?
Пионер медленно опустил руки. Теперь его поза казалась мирной.
– Ну что, без обид? – уточнил я, вглядываясь в глаза-бусины, будто надеясь уловить в них хоть что-то.
Мальчик с медвежьей головой вдруг повернулся и пошёл прочь, в сторону старых гаражей.
В груди разлилось чувство облегчения. Казалось, мы поняли друг друга. Наконец-то!
Я честно пытался забыть обо всём и сосредоточиться на рутине. Но, как нарочно, на следующий день мне позвонила Инна и объявила:
– Юл, у меня для тебя новости!
– Хорошие? – спросил я.
– Сам решай! – ответила она. – Я тут, можно сказать, случайно выяснила, что у моей мамы есть знакомая по имени Алевтина. И знаешь, какая у неё девичья фамилия? Петрова! А теперь угадай, где она жила в детстве?
– Не может быть! – сердце так и подскочило в груди.
– Да я сама не поверила! – звучал в трубке восторженный голос девушки. – Хочешь с ней пообщаться? Я сказала, что ты собираешь материал о пропавших людях для городского портала.
– Тогда придётся правда написать статью, чтобы никого не обмануть, – сказал я, чувствуя весёлый азарт, несмотря на общую усталость.
– Напишем! – поддержала Инна. – Давай зайдём к ней в гости? Мне и самой теперь интересно!
Разговор закончился, и я вдруг поймал себя на том, что улыбаюсь во всё лицо. Стоило этой девушке только позвонить, и обещание не лезть в тёмные дела мигом забылось. Все это как-то отошло на второй план. Видимо, она и правда мне очень нравилась…
Алевтина оказалась милой женщиной за пятьдесят. Её глаза излучали только доброту и спокойствие, словно её жизнь ничто не омрачало.
Она часто улыбалась и этим располагала к себе. Даже седина была ей к лицу.
Я ей немного завидовал. Эта женщина была полна живой энергии, а у меня подёргивался глаз.
Мы с Инной сидели в гостиной, у низкого столика, пили чай и слушали её историю.
– Мама и папа мало говорили про Алёшу, – рассказывала Алевтина. – Для них это была больная тема. Но его фото всегда стояло у нас на комоде. Вот оно!
Женщина поставила перед нами чёрно-белую фотографию в рамочке. На ней был мальчик лет двенадцати в пионерской форме и с букетом цветов в руках. Он стоял на фоне школьного здания, его взгляд казался серьёзным, почти взрослым. Я сразу узнал паренька по одежде и телосложению. Только голова у него была нормальной, мальчишеской.
– Алёша пропал в семидесятом году, – продолжила Алевтина. – Вышел в булочную и не вернулся. Его могли похитить. Тогда в городе исчезли ещё несколько детей. Никого из них не нашли.
– Такой милый мальчик, – сказала Инна с сочувствием.
– Да, – кивнула Алевтина. – Гордый. Хорошо учился, любил клеить модели самолётов. Я всё детство с ними играла, когда родителей не было дома. Они не разрешали их трогать.
– Жаль, что вы никогда не виделись с братом, – тихо сказал я.
– И мне жаль, – грустно вздохнула Алевтина. – Хотя мне всегда казалось, что он рядом. Приглядывает за мной, оберегает, как ангел-хранитель. Когда я была маленькая, Алёша мне часто снился.
– А в ваших снах он выглядел как на этой фотографии или как-то по-другому? – спросил я с намёком.
Женщина это почувствовала и ответила, прищурившись:
– Вы как будто что-то знаете… Почти, но не совсем. Голова у него была почему-то медвежья… Только не от настоящего медведя, а от игрушечного. Всегда являлся в таком виде. Интересно, почему?
Инна с удивлением посмотрела на меня. Теперь она поверила. Но я промолчал. Не стал ничего рассказывать, чтобы не вносить смуту в спокойную и уютную жизнь Алевтины.
Когда мы шли домой, подруга спросила:
– Юл, почему ты ей ничего не сказал?
– Тогда бы пришлось выдавать другие, неприятные подробности, – ответил я.
– А мне расскажешь? – спросила она с интересом.
– Не сегодня. В другой раз, ладно? – я чувствовал себя опустошённым.
Слишком много эмоций пришлось пережить за такое короткое время.
– Ладно! – ответила Инна без обиды.
Я проводил её до автобусной остановки, а потом побрёл домой, надеясь, что на этом события сегодняшнего дня и закончатся.
Однако возле подъезда, рядом с пустой лавочкой, меня ждал некто маленький.
Я подумал: вдруг опять плюшевый парень? Но нет, это был кто-то другой. Тоже метр с кепкой, но не худой.
Ребёнок в старой маске клоуна с облезлым носом и улыбкой до ушей. Одет он был в кофту с капюшоном, свисавшую аж до колен. Штаны и ботинки тоже были ему не по размеру.
«Этот пацан вырядился в одежду кого-то из взрослых или у нынешних детей такая мода?» – думал я, проходя мимо.
– Эй, приятель! Не торопись! – пропищал ребёнок в клоунской маске. – Перед тобой открывается удивительный мир, полный тайн и чудес!
– Ты тут рекламу раздаёшь или что? – спросил я.
– Ну вот! Тебе уже интересно! – обрадовался мальчишка, раскинув короткие ручонки.
– Не особо! Ты уж извини. – Я подошёл к двери с домофоном, вынул магнитный ключ и уже хотел приложить его к замку, как вдруг этот мелкий клоун начал хамить:
– Куда же подевалось твоё любопытство, олух? Разве ты не любишь совать нос в чужие дела?
Я обернулся и ответил тем же:
– А ты не обнаглел, случаем? Маску нацепил, и можно старшим грубить? Или рожи своей стесняешься?
Я пытался рассмотреть глаза пацана в дырках маски, но их было не видно.
– Красоты не стесняются! Можешь посмотреть, если так интересно! – ответил коротышка, и это был уже не детский голос, а хриплый, почти стариковский.
Он скинул капюшон и сорвал маску. Это оказался не ребёнок, а карлик. И его лицо было настолько уродливое, что он не походил на человека! Скорее уж на хищную рыбу.
Кожа в свете фонаря казалась ярко-розовой. Глаза жёлтые и выпуклые. Зубы как у пираньи.
– Да кто ты такой?! – вскрикнул я.
– А-а-а! И это тебе надо знать? – говорил человек-рыба, топая башмаками. – Хочешь, чтобы я сказал тебе своё имя? И что ты мне отдашь за этот секрет? Ухо? Глазик? А может, язык?
Он подступал ко мне всё ближе и ближе.
– Да пошёл ты! – ответил я, ударил ключом по замку и нырнул за железную дверь.
Этот карлик напугал меня не на шутку. Сердце нервно билось, горло пересохло.
А тот уродец скрёбся в дверь и гоготал. Давился смехом, прокашливался и снова гоготал:
– Ха-ха-ха! Ну куда ты? Ты же хотел узнать, кто я такой? Хочешь знать моё имя? Ну! Хочешь знать моё имя?!
ОливийЗаписки бездомного по прозвищу Тихий
На двери подвала висел здоровый квадратный замок. Но в щели под дверью торчал узелок верёвочки. Потянув за него, я вытащил ключ. Каким надо быть простаком, чтобы прятать его рядом с дверью?
Хотя сторож мог быть и добряком, он понимал, как тяжело бездомным холодными ночами, и специально прятал ключи так, чтобы их нашли. Или же он просто глуп. В любом случае, я был ему благодарен.
Для кого подвал, а для меня хоромы! Там, внизу, были тёплые трубы, деревянные поддоны, на которые я постелил одну из своих курток. Был там и свет – лампа на двух проводах. Как раз то, что мне нужно!
Я раскрыл свой брезентовый рюкзак, куда помещалось всё моё имущество. Раскрутил патрон лампочки, оголил провода и подключил к ним свой кипятильник. Он у меня не с вилкой, а с двумя прищепками, как раз для таких целей.
Совсем немного возни, и я вскипятил воду в маленькой кастрюльке. Достал из рюкзака гранёный стакан и заварочные пакетики, уже бывавшие в кипятке и высушенные. Напиток получился бледноватый, но согревал не хуже крепкого чая.
Кастрюлю с остатками кипятка я накрыл тряпкой и положил сверху чёрствый ломоть хлеба, чтобы тот стал мягче. И ещё у меня было немного колбасы. Такой вышел ужин.
Я утолил голод, согрелся и был так доволен, что почти счастлив. Насколько может быть счастлив одинокий и бездомный человек, у которого к тому же больное колено.
Однако тем вечером вовсе не оно меня растревожило, а то, что я увидел, когда допил чай. В мутном стеклянном донышке моргнул знакомый жёлтый глаз, а в гранях заиграли отблески малиновой кожи.
Я уже видел этого коротышку. Он являлся мне, когда я лежал в тяжёлой горячке, во время которой мерещатся черти. Как раз за чёрта я его и принимал. Этот коротышка не похож на человека. Ну, две руки, две ноги, тело бочонком. Но голова! Совсем другая анатомия. Рыбий череп, обтянутый розовой кожей, зубы острые, как бритва, и глаза расположены криво: один задран до лба, другой почти на щеке. Одет он был и сам как нищий.