Кошачья свара. Мадрид, 1936 — страница 45 из 66

Герцог колебался между совестью и расчетом. После того, как они столько времени ходили вокруг да около, не хватало только столкнуть лбами враждующие стороны.

- Я простой человек, Эмилио, - произнес его друг несколько жалобным тоном, стараясь оттянуть время. - Из сельской местности, так сказать. В политике для меня на первом месте - уважение к традициям, любовь к Испании и забота о моем народе.

- И это делает тебе честь, Альваро, но обстоятельства требуют большего. Требуют от всех нас и от тебя в особенности, у тебя есть имя и положение. Твои дворянские титулы уже много веков значатся в Готском альманахе [23].

Впечатленный пышностью речей, но шокированный тем, что бригадный генерал пытается подольститься к штатскому, сидящий на диване генерал поднял брови и цокнул языком. Он не понимал, зачем его товарищ без нужды унижается: теперь и на этом поле всё изменилось: стоя перед лицом угрозы со стороны фашистских стран, Англия и Франция озабоченно следили за событиями в Испании и могли в любое время вмешаться в них прямо или косвенно. Осуждение Лигой Наций пагубно сказалось бы на будущем государства, где произошел государственный переворот. Жизненно важно было подчеркнуть консервативный характер участников переворота, оборвать все связующие нити с экспансионистской политикой Германии и Италии, четко объявить, что ими движет лишь желание восстановить порядок. Получить поддержку самых уважаемых семей и духовенства - это не просто церемониальный жест, а стратегический маневр, чтобы предотвратить сражение.

Но ход опытного шахматиста не сработал. Герцог снова посмотрел в окно: ветер трепал ветви деревьев, а на горизонте собрались темные тучи, в марте погода переменчива. Возможно, его грубоватый товарищ прав, подумал генерал, и в решающую минуту от дипломатии нет толку, в таком случае, придется прибегнуть к соответствующим крайним мерам и принять последствия. И в ожидании ответа он мысленно составлял расстрельные списки. Герцог молил Господа о чуде, которое вытащило бы его из трясины, хотя бы на время, и его молитвы возымели немедленный эффект.

Дверь кабинета резко распахнулась, и в комнату вихрем ворвалась герцогиня, в самый разгар встречи. Свою ошибку она осознала только когда ее уже поздно было исправлять. Несмотря на смущение, она отреагировала первой: попятилась к двери и пробормотала какие-то извинения, утонувшие в гомоне генералов. Герцог не преминул воспользоваться этим случаем.

- Что случилось, Маруха? Должно быть, что-то серьезное, раз ты вот так врываешься без стука. Как видишь, - добавил он, не дожидаясь объяснений, как будто они его и не интересовали, - у нас тут собрание. Эмилио ты уже знаешь. Эти господа... его сопровождают.

Он явно не собирался сообщать имена присутствующих, и давний друг семьи поцеловал руку герцогини. Что до остальных двоих, то один из них воспринял нарушение протокола выдержанным кивком головы, другой с привычной учтивостью подкрутил ус и хрипло произнес:

- Мы советовали вашему супругу отдать государственные дела в другие руки и посвятить себя выращиванию цветов в саду, чтобы одаривать ими вас, герцогиня.

Несообразительная и глуховатая герцогиня не поняла смысл этой чепухи, но почувствовала какую-то интригу и опасность, которые шли рука об руку, и бросила на мужа предупреждающий взгляд, Тот понял его правильно: делай, что говорят, и скажи им, чтобы отправлялись восвояси. Затем она произнесла, громко и с широкой улыбкой:

- Прости, Альваро. И вы тоже. Я не вовремя, по глупости и ненамеренно. Продолжайте, как будто меня не видели.

Она вышла, не попрощавшись и не спросив, не желают ли они чего-нибудь. У двери она сделала кокетливую гримаску, чтобы лишить свое присутствие какого-либо значения, и закрыла за собой дверь. Но ее вмешательство послужило катализатором, обезоружив двух генералов - Эмилио Молу и Гонсало Кейпо де Льяно. Невозмутимым оставался лишь погруженный в тяжелые раздумья Франсиско Франко.


Глава 29


Его нельзя было назвать ни дружелюбным, ни враждебно настроенным; во всяком случае, Коля не отказался принять из рук Хусты стакан касальи. Тем не менее, непривычно вялая, почти равнодушная манера, с какой держался этот безжалостный агент НКВД, внушала Ихинио Саморе Саморано гораздо большие опасения, нежели любое проявление гнева.

- Я лишь исполнил то, что мне было приказано, - произнес он почти умоляющим тоном. - Забрал у англичанина бумажник и отнес его в английское посольство, чтобы британцам стало известно о его приезде в Мадрид. А потом он уже и сам зачастил в наш скромный кров. Втюрился в нашу девочку.

Агент между тем вертел в руках букетик фиалок, которые Ихинио оставил на столе. Этим своим равнодушием он погубил всю атмосферу романтики, которую Ихинио так старался создать.

- Ну и как отреагировало посольство? - поинтересовался он.

- Что значит: как отреагировало? Известно как. Несколько раз они вызывали его в посольство для беседы и теперь не спускают с него глаз. Когда его арестовало Главное управление госбезопасности, они, не теряя времени, вытащили его из кутузки.

- Они вряд ли хотят, чтобы он трепал языком. Как, впрочем, и мы. А вам известно, для чего он сюда приехал?

- Мальчик на побегушках, ничего более. Бегает, носится двадцать четыре часа в сутки, как говорит он сам, однако, как изволите видеть, уезжать не собирается. Ну, разве что полиция или посольство чинят ему препятствия, но я не думаю, что дело в этом.

- Дело может быть в чем угодно, - проворчал шпион. - Все это неважно. Важно заставить его действовать. До тех пор мы ничего не сможем сделать. Где он сейчас?

Ихинио ухмыльнулся, с удовольствием возвращаясь к своей излюбленной теме.

- Разумеется, в гостинице, с девочкой. Он от нее без ума.

Однако, холодный взгляд агента заставил его рассказать обо всем как можно более кратко. Тем не менее, чтобы продемонстрировать плодотворность своих действий, Ихинио поведал о встрече англичанина с молодым фалангистом. Тоньина в это время пряталась в гардеробе и слышала весь разговор, а на следующий день все рассказала Ихинио, опустив разве что некоторые подробности. Она очень ловко притворяется, будто бы от всего сердца заботится об англичанине. Девочка необычайно умна и понимает, что с некоторой помощью сможет устроить свою жизнь в любом уголке планеты, помимо Испании. Но Коля не пожелал слушать излияний на тему судьбы Тоньины. Он внимательно выслушал рассказ Ихинио о визите фалангиста и надолго погрузился в молчаливую задумчивость. Потом встал и прошелся по комнате. Сквозь приоткрытое окно со двора доносился резкий запах вареной капусты. С той же ленивой безучастностью в голосе Коля велел Хусте выйти. Та подчинилась, обменявшись с Ихинио тревожными взглядами. Беднягу бросило в дрожь от новых зловещих предчувствий.

- А теперь послушайте, - продолжал шпион, едва они остались наедине. - Главное - дать возможность англичанину выполнить свою миссию. Устранять любые помехи на его пути.

- Но я думал...

- Обстоятельства переменились. Таков приказ свыше. Когда дело будет сделано, мы с ним разберемся.

- Но англичанин... - запротестовал Ихинио. - Так ли уж необходимо его устранять? В конце концов, он ни в чем не виноват...

Бессердечный шпион остановил его всё тем же вялым жестом и сел.

- Когда он сделает свое дело, он станет для нас бесполезным. К тому же он слишком много знает.

- Он ничего не расскажет, уверяю вас. Он влюблен в нашу девочку.

Коля окинул его холодным пронизывающим взглядом.

- А она? - спросил он. - На нее можно положиться?

- На Тоньину? Да как Бог свят! Тоньина сделает всё, что мы ей скажем. В самом наилучшем виде.

Пальцы шпиона рассеянно теребили стебель фиалки, чьи оборванные лепестки уже валялись на клеенке стола, разбросанные как попало, освещенные тусклым светом масляной лампы.

- Только не подумайте ничего такого... - прошептал Ихинио, дрожа, как осиновый лист.

- А я ничего такого и не думаю. Просто делаю то, что должен. И ты заруби себе на носу: с Центральным Комитетом шутки плохи. Ты должен исполнить свой долг и, когда придет время, позаботиться об англичанине. Это не составит труда: он тебе доверяет. Если у тебя не хватает мужества - так и скажи: я найду других, кто это сделает. Только не вздумай мухлевать.

А в это время, ничего не подозревая о приговоре, вынесенном ему агентом Лубянки, Энтони Уайтлендс остановил такси в сотне метров от особняка, решив последний участок пути пройти пешком, укрываясь в тени кустов и деревьев Кастильского бульвара. Какие бы меры предосторожности он ни принял - все они казались ему недостаточными; наученный горьким опытом, он знал, что в центре города есть немало мест, откуда за ним очень удобно наблюдать, оставаясь незамеченным. Однажды он уже подвергся нападению личной охраны Хосе-Антонио, и лишь своевременное вмешательство их благородного хозяина помогло ему избежать трагической гибели. А сейчас ему стало известно, что Главное управление госбезопасности затягивает петлю на шее герцога де ла Игуалады, а также тех, кто имеет отношение к нему или его семье. Однако ничто не могло поколебать его решимости поговорить с Пакитой и разъяснить то злосчастное недоразумение.

Осторожность оказалась кстати: напротив дверей особняка стояли два автомобиля, а водители курили и болтали на тротуаре. Как сами машины, так и выражения лиц водителей наводили на мысль, что это фалангисты или полицейские. При мысли о появлении новых участников этой запутанной драмы у Энтони закружилась голова, и потому он отложил эти размышления на потом и решил скрыться от их глаз.

Кружным путем он добрался до бокового переулка, не привлекая внимания водителей. Там он оказался рядом со стеной, где была железная дверь. Энтони попробовал ее открыть, но она оказалась заперта. Высота стены не позволяла разглядеть дом и сад, но цепляясь за выступы, он смог приподняться и высунуть голову над стеной.