— Блям-блям-блям!
«Пора вставать», — подумала бабушка и проснулась. Она каждое утро пробуждалась от какого-нибудь папиного «бабаха». Папа поднимался на работу раньше всех и тихо, чтоб никого не побеспокоить, прокрадывался на кухню. Кухня была маленькая, а папа большой. Поэтому папа в ней не помещался и обязательно натыкался на что-нибудь увесистое. Оно падало с громким «бабахом», и это был сигнал для бабушки, что пора всех будить, кормить, одевать и выпихивать из дому. Тридцать-сорок минут в доме царил бедлам с вырыванием друг у друга носков и швырянием стаканов и портфелей. Потом наступала благословенная тишина: папа убегал на работу, мама — на лекции, близнецы Ева и Антон — в школу. У бабушки оставалось несколько минут покоя до пробуждения Митяя.
Митяй был исключительно порядочный человек одиннадцати месяцев от роду. Его порядочность заключалась в том, что с самого рождения он по ночам спал, а не орал, как большинство младенцев. За это его глубоко уважала вся семья. Потому что больше Митяя уважать было не за что. Остальные его таланты — умение засунуть за плинтус мамину серёжку, проглотить железный болтик и разорвать на четыре длинные полоски Евину контрольную по алгебре — популярностью не пользовались.
Пока в доме бушевала утренняя неразбериха, всё падало, гремело и орало, Митяй из вредности спал. Едва только наступила тишина и бабушка расслабилась, Митяй из вредности проснулся. Он выполз из кровати и на четвереньках пошлёпал на кухню. Он вообще-то умел ходить и на двух ногах, но на четырёх получалось быстрее и устойчивее.
— Дай! — сказал Митяй, заглядывая в кухню. Он умел говорить только три слова: «дай», «мама» и «бух», а больше учить не хотел, потому что очень лихо обходился этими тремя. Остальные слова русского языка были явно лишние. После некоторых диктантов близнецы были готовы с ним согласиться.
Бабушка встала, чтобы положить кашу в Митяеву тарелочку… и тут раздался звонок.
— Бух, — сообщил Митяй, на случай, если бабушка не расслышала. Но бабушка уже побежала открывать, боясь, что кто-то из детей забыл какую-нибудь тетрадку.
На пороге стояла соседка тётя Олечка с кошкой на руках.
— Представляете, какой ужас, — сказала она. — Пришла телеграмма, Милочка сломала руку и совершенно беспомощна. Я еду за ней ухаживать. Нельзя ли оставить у вас кошку до вторника? Во вторник приедет Анечка, и я вернусь домой.
Милочкой звали сестру тёти Олечки, она жила в Челябинске, а Анечка была племянница, она училась в Москве в университете.
— Конечно, оставляйте, — махнула рукой бабушка. — Нас тут много, одним больше, одним меньше… Чем её кормить?
— Да чем угодно, — обрадовалась тётя Олечка. — Мурочка у меня не балованная, всё кушает: и рыбку, и мясо, и колбаску… хоть бананы. Я вам так благодарна, так благодарна!
И она сунула кошку бабушке и убежала, пока бабушка не передумала.
— Н-да, — задумчиво сказала бабушка, обращаясь к кошке. — Моя семья всё увеличивается и увеличивается. Ты не царапаешься? А то у нас малыш.
Кошка внимательно посмотрела на бабушку и ничего не сказала. Бабушка сочла это согласием и поставила кошку перед Митяем.
Митяй страшно удивился. Нет, летом ему, конечно, показывали кошек. Но это было давно, он был ещё молод и глуп и совершенно забыл, что это такое.
— Дай! — сказал Митяй и схватил кошку за ухо. Зачем ему понадобилось кошкино ухо — непонятно, у него своих две штуки. Ухо дёрнулось и выскользнуло, Митяй потерял равновесие и шлёпнулся носом.
— Бух, — грустно констатировал Митяй и подумал: зареветь или не зареветь? Совсем было решил зареветь, но отвлекся на кошку и потянулся к ней снова. Кошка бросилась под бабушкину защиту. Бабушка схватила Митяя и посадила его на высокий стульчик — есть кашу. Но каша была неинтересная, а кошка интересная, и Митяй всё время свешивался из стульчика, рискуя свалиться.
— Нет, без магии никак, — вздохнула бабушка, щёлкнула пальцами… и каша в тарелке собралась в множество маленьких симпатичных шариков. Ещё один щелчок — шарики вылетели из тарелки и закружились перед очарованным Митяем. Он забыл про кошку, открыл от удивления рот — и шарики сами начали туда влетать, соблюдая очередь, чтоб Митяй успел их прожевать.
Бабушка, конечно, была волшебницей. Иначе ей бы никогда не накормить вертлявого Митяя. И не переделать все прочие дела, которые с утра сваливаются на бабушек, пока мамы и папы на работе. Вообще-то все бабушки — волшебницы, это такой закон природы. Но об этом мало кто знает. Бабушки строго хранят свою тайну и даже основали Тайную Лигу Бабушек… но об этом после. И вообще это страшный секрет.
Наконец осоловевший от каши Митяй откинулся в стульчике. Бабушка пересадила его на горшок на всякий случай и пошла убирать постели. Кошка шла следом и знакомилась с обстановкой.
— Ты не волнуйся, — сказала ей бабушка. — Ты здесь только до вторника. Твоя хозяйка тебя не бросила, а просто отпустила к нам в гости.
Кошка, видимо, всё поняла и не возражала.
А в это время…
«Скоро… — думал он, вертясь на стуле. — Уже совсем скоро. Вот кончится эта тягомотина, вернусь домой… нет, дождусь, пока стемнеет. Прочту заклинание… да что ж они его такими мелкими буковками пишут? Скоро уже… Я им покажу! Я им всем докажу, что со мной шутки плохи!»
И он снова и снова ощупывал в кармане маленькую плоскую коробочку.
Глава втораяSOS в холодильнике
Вечером в ресторанчике напротив дома снова играл джаз. Ресторанчик назывался «Во дворе», потому что он был во дворе. Музыка доносилась слабо — все окна зимой были закрыты, но труба прорывалась сквозь все преграды. Ева, возвращаясь с тренировки, всегда старалась побыстрее проскользнуть мимо, потому что там играл Чёрный Трубач. Бабушки во дворе говорили, что он продал душу дьяволу. Ева в дьявола не верила, но Трубача побаивалась. У него был такой взгляд… такой взгляд… ну, лазер, а не взгляд.
Ева шмыгнула в подъезд и, пробежав мимо надписи на стене «Евка — вредная девка», застучала в свою дверь.
— Привет снайперам, — сказал ей брат, открыв дверь. — У нас две новости: кошка и бананы. Кошка до вторника, а бананы навсегда. Целая коробка.
— Бананы кошке, — выглянула в коридор бабушка. — Олечка сказала, что Мурочка любит бананы. Вам по штучке, остальные — животному. Ева, мой руки и за стол, все уже на месте.
— Даже папа? — удивилась Ева.
— Нет, папа, как всегда, войдёт последним, — сказал Антон.
Когда все сели за стол, папа выдохнул и протиснулся в кухню. Кухня была папе мала на много размеров.
— Если ты писатель, то сиди и пиши, — ворчала бабушка на маму. — А то вечно где-то носишься: лекции, беседы, встречи… Дети тебя и не видят.
— Дай! — сказал Митяй у мамы на коленях.
— Мне некогда сидеть и писать, — оправдывалась мама и рассеянно сунула Митяю солонку. — Я сочиняю свои книжки в автобусе, когда еду на лекцию.
Митяй с упоением посолил мамин компот и потянулся к перечнице:
— Дай!
Мама, как медсестра хирургу, подала Митяю перечницу и забрала солонку.
— Я сегодня выбила семь из десяти, — похвасталась Ева.
— Молодец, — похвалила мама. — А чем они тебе не угодили? Эти, которых ты выбила?
— У кошки дурацкая кликуха, — перебил Антон. — Мурочка… тьфу. Короче, до вторника она будет носить гордое испанское имя Муринда. Потому что…
— Тише, — сказала бабушка. — Стучат.
Все смолкли и услышали тихое-тихое: тук-тук-тук, ту-ук, ту-ук, ту-ук, тук-тук-тук.
— Что это? — изумился Антон. — Похоже на сигнал бедствия.
Тук-тук-тук, ту-ук, ту-ук, ту-ук, тук-тук-тук…
— Точно, SOS, — подтвердила Ева. — По-моему, из холодильника.
Она вскочила и, на выдохе протиснувшись между бабушкой и плитой, открыла дверцу:
— Никого…
— Евка, ты совсем спятила на своей стрелятельной секции, — хмыкнул Антон. — Ну кто будет стучать в холодильнике? Колбаса? SOS, дорогие товарищи котлеты, меня сейчас съедят!
— У нас холодильник вообще очень странный, — прогудел папин бас. — Когда включается, он ревёт, как реактивный самолет. Я не удивлюсь, если он по ночам летает по кухне.
— По нашей кухне не очень-то разлетаешься, — вздохнула бабушка.
— А почему в моем компоте капуста? — обиженно спросила мама.
— Наверное, Митяй переложил из твоего борща в компот, — предположила бабушка, и все отвлеклись от таинственных стуков и начали вспоминать, что ещё натворил Митяй за день. Они решили, что непонятные звуки доносятся от соседей или вообще мерещатся. Ну и зря.
А в это время…
«Нет, сейчас все дома, — думал он. — А папа у них такой здоровенный, с ним лучше не связываться. Подожду до утра. Тогда в квартире останутся только бабушка и малявка, и я всё сделаю. Интересно, тот, что в коробке, не прокиснет до завтра? Или его надо хранить в холодильнике? Пожалуй, лучше не рисковать».
Он прошёл на кухню, достал из кармана маленькую плоскую коробочку и сунул в холодильник между колбасой и творожным сырком. В коробочке кто-то застонал, но он не расслышал.
Глава третьяСейф для василиска
— Ну что? — взволнованно спросил Антон на перемене. — Ты принесла василиска?
— Василисков отец в сейф запирает, — вздохнула Жучка. — Я баюнёнка принесла. У нас баюниха окотилась, аж восемь штук.
И она приоткрыла портфель. На дне сидел очаровательный белый котёнок, полупридавленный «Алгеброй».
— Что-то больно мал, — поморщился Антон. — Доза будет недостаточна.
— Много ты понимаешь, — оскорбилась Жучка. — Это очень сильное средство. Настоящий кот Баюн! Я всю литературу зевала.
— Я на лит-ре и без Баюна всегда зеваю, — подскочил к ребятам Валерка по прозвищу Вездеход. Прозвище было дано за пронырливость и повышенную проходимость сквозь всякие неприятности.
— Сначала я математичку загипнотизирую, — сказал Валерка. — Потом ты достаёшь кота.
Вообще-то вчера на алгебру планировался не Баюн, а василиск. Чего уж лучше — вредная математичка начинает контрольный опрос по логарифмическим неравенствам, и тут Жучка достаёт из портфеля василиска! Математичка при взгляде на него обращается в камень. Окаменелую математичку задвигают в угол за фикус, и страшные логарифмы больше никому не грозят.