— Расскажите, пожалуйста, что произошло в сенях, когда там что-то стукнуло после ухода Кощея?
Баба Яга рассказала о проишествии с Кощеем.
— Это что же? Попытка ограбления? — обрадовался Лёшка. — Мало мне убийства, так ещё и новое преступление!
— Да какое там преступление, что ты! Он же Кощей, у него натура такая. Как Водяной не может долго без воды, так Кощей должен разыскивать драгоценности и любой ценой забирать их себе. Чего уж тут расследовать. Это всё равно, что судить кота за ловлю мышей. А мне развлечение. Я свои бриллианты прячу в разные места, а он, когда в гости приходит, пытается их найти и стащить. В этот раз почти угадал. Мои камешки действительно были в сундучке, на самом дне, под тряпками. Он правильно полез, да крышка его прихлопнула, он и не нашёл.
— А вы не могли бы мне показать настоящий алмаз? — попросил Лёшка. — Никогда не видел. Я собираю коллекцию камней, только у меня ещё мало. Есть кварц, гранит, слюда, змеевик и яшма. Недавно горный хрусталь появился. А алмазов никогда не встречал.
— Да смотри на здоровье, — согласилась Баба Яга.
Она пошла в сени и долго там копалась. Потом раздался её вопль:
— Караул! Убивают! Помогите!
Все гости, которые ещё не разошлись, а ждали окончания допроса, мигом примчались в избушку. Даже Кощей, который делал вид, что насовсем убежал.
— Украли! — вопила Баба Яга. — Украли бриллианты!
Потом она замолчала и будничным тоном сказала Кощею:
— Ну ладно, на этот раз твоя взяла. Но на следующий раз я так запрячу, что ни в жисть не найдёшь. Отдай бриллианты.
И протянула руку. Кощей обалдело смотрел на неё.
— Да ты что, сдурела, старая, — сказал он. — Ты ж сама меня из сундука вытащила, не дала доискать. Нету у меня твоих цацек.
Баба Яга так и села на пол.
— Украли, — шёпотом сказала она. — Взаправду.
Глава пятая«Пиф-паф! Ой-ёй-ёй!»
— Ой-ё-ёй! — запричитала Кикимора. — Мало нам убийства, так ещё и кража!
— Без паники, — мужественно сказал сыщик. — Всем-всем-всем. Объявляю всесоюзный розыск.
Все-все-все бросились на поиски бриллиантов. Кощей искал в Лёшкиной бочке, Леший — в печке, Кикимора — за зеркалом, Привидение — на потолке, а Лёшка полез под стол.
— Ух ты! — сказал он. — Бабушка, какой у вас стол интересный. А зачем тут эти проводочки?
— Чего? — переспросила хозяйка. — Какие проводочки?
Она заглянула под стол и слабо охнула.
— Чегой-то? — сказала она. — Это не моё. Это кто-то приделал. Не иначе, порчу навести хотели.
Следом за Бабой Ягой и остальные полезли смотреть на прикреплённые на нижнюю поверхность столешницы сердечник, обмотанный проволокой, пару микросхем, батарейку и провода.
— Колдовство, — убеждённо сказал Кощей. — Кто-то тебя, старая, сглазить надумал.
— Мне страшно, — прошептала Кикимора, прижимаясь к мужу. — А вдруг это заразно?
Леший освободился от неё и внимательно осмотрел устройство.
— Похоже, заминировано, — сказал он. — Ну-ка, отойдите все подальше.
Все попятились. Леший взял со стола вилку, подцепил какой-то проводок, отсоединил его от другого проводка.
— Всё, — объявил он. — Теперь не взорвётся.
— Дорогой! — бросилась к нему Кикимора. — Ты настоящий герой! Я тобой горжусь!
— Да чего там, — заскромничал Леший. — Вот когда мы разминировали Тадж-Махал, было посложнее.
— Это просто какой-то подъём преступности, — сказал Кощей. — Убийство, ограбление, теперь попытка взорвать избушку. Не иначе, мафия.
Лёшка загрустил. Тягаться с мафией ему было не под силу. «Пора делать ноги, — подумал он. — Допрошу остальных и сбегу домой. Пусть сами разбираются, а у меня уважительная причина — родные беспокоятся».
— Я хотел бы поговорить со слугами, — сказал он бодрым голосом.
— Васька! Тьфу ты, Бэзил! — закричала Баба Яга.
Бэзил явился, как всегда, элегантный, только слегка заспанный.
— Пойдёшь с господином сыщиком в свою комнату и ответишь на его вопросы, — приказала Баба Яга.
— Да я и здесь могу, — начал было Лёшка, но хозяйка перебила:
— Мне прибираться надо, посуду мыть. Вон работы сколько, да я ещё в расстроенных чувствах по поводу бриллиантов. Слуг можно и в чулане допросить, не велики господа.
— Я вам помогу, дорогая, — вызвалась Кикимора, но Баба Яга отказалась:
— Ещё гости у меня посуду не мыли. Сама пока не обессилела. Идите лучше домой, поздно. Всё интересное уже кончилось.
И гости пошли домой, а Лёшка с Бэзилом — к чулану. Они вошли внутрь, протискиваясь между бочками с солёными огурцами и рыбой, запинаясь о многочисленные туесочки, жбаны и котлы, стукаясь головой о свисающие с потолка связки лука.
— А почему нет всяких таких… ну, сушёных жаб, маринованных пауков? Она же Баба Яга, — спросил Лёшка.
— Да старенькая она, на пенсии уже, почти не практикует, — пояснил Бэзил. — Прошу в мой будуар!
И он изящно откинул ситцевую занавеску.
Апартаменты Бэзила были невелики, половину их занимала моечная машина, прикрытая лоскутным одеялом, над ней висел портрет королевы Виктории. Лёшка бы в жизни не догадался, кто это, но внизу было подписано. Напротив стояло трюмо с флаконами духов, щипчиками для когтей, щипцами для завивки усов и прочими приспособлениями. Перед трюмо стоял сломанный стул, на нём — серебряный подсвечник. На книжной полке лежали растрёпанный русско-английский словарь, мышеловка, красивый иностранный орден, книга «Сто правил для джентльмена», недоеденный бутерброд и белая фарфоровая кошка.
— А в чём, собственно, дело? — спросил Бэзил, вешая цилиндр на гвоздь.
Он проспал и убийство, и ограбление, и взрыв. Поэтому большую часть допроса Лёшка рассказывал Бэзилу о том, что произошло, а тот только ахал.
— Нет, ну надо же, — огорчался Бэзил. — В кои-то веки в нашей глухомани что-то произошло, а я проспал.
— Это ещё неизвестно, — мрачно сказал Лёшка, дабы вернуть допрос в надлежащее русло. — Вы тоже подозреваетесь.
— Да ну? — обрадовался тот. — Замечательно! Будет что рассказать ребятам в клубе. Действительно, у меня нет алиби, я спал здесь в полном одиночестве и без свидетеля, который мог бы подтвердить этот факт. На будущее надо стать умнее и не ложиться в кровать без протокола. А мотив? Подождите, не подсказывайте, я сам. Ага, вот и мотив. Водяной, будучи грубым и неотёсанным барином, однажды назвал меня лакеем, а я не стерпел подобного унижения, мои джентльменские чувства требовали отмщения…
— А вы разве не лакей?
— Как можно-с! Лакей — должность подлая, а слуга — благородная. Даже король Карл Пятый однажды прислуживал, подавая кисть художнику Тициану. Итак, продолжим. Весь кипя негодованием, я бросил в лицо негодяю перчатку…
— И зашиб его на месте, — закончил Лёшка.
— Да нет, что ж, у меня перчатки свинцовые, что ли? Бросил перчатку, и это был вызов на дуэль. Пока гости пировали, я прокрался к избе и трижды прокричал филином. Услышав этот сигнал, Водяной вышел и встал в позицию. Я обнажил шпагу, вскричал: «Умри, несчастный, во имя чести!» и вонзил ему в сердце свой славный клинок. Он упал… и всё было кончено. Ну как?
— Класс, — признал Лёшка. — Только маленькая неувязка: Водяной был убит ударом в спину.
— Обидно, — сказал Бэзил. — Тогда это не я. Убить ударом в спину — фи! Не по-джентльменски.
— Нет, но если вы непременно хотите прослыть убийцей… — начал Лёшка, обрадовавшись возможности с успехом закончить следствие.
— Да ладно, чего там, — отказался Бэзил. — Как-нибудь в другой раз. А чтобы у вас насчёт меня совесть была спокойна, я даже могу дать честное слово, что не убивал Водяного. Слово джентльмена.
— А кто же тогда убийца? — спросил Лёшка. — Я так надеялся, что это вы. Есть, правда, у меня идея…
И он поведал о своих сомнениях насчёт Русалки, её городской сестры и Барабашки.
— Тонко заверчено, — одобрил Бэзил. — Как в лучших английских детективах. Ладно, я попытаюсь что-нибудь разведать и дам вам знать.
— Вот спасибо, — поблагодарил Лёшка. — А то у меня уже голова распухла от всех этих Русалок, Водяных, Кикимор…
— От Кикиморы точно голова пухнет, — подтвердил Бэзил. — У меня сходные симптомы. Остальные поприличнее. Русалка вообще молодчина: сидит себе в озере, по гостям не шляется, а если придёт в кои веки, то ест, что дают, не придирается.
«Что это он её выгораживает?» — подумал Лёшка, и подозрение вновь зашевелилось в нём.
— Теперь я хочу побеседовать с горничной, — сказал сыщик.
— Это как пожелаете, — ответил Бэзил. — Но боюсь, что большого удовольствия это вам не доставит. Гараж рядом, левая дверь.
Бэзил оказался прав. Метла была туповатой, неразговорчивой, на все вопросы отвечала: «А я почём знаю?» Немного оттаяла она после того, как Лёшка похвалил её комнату. Действительно, одна стена была почти полностью заклеена вкладышами от жевательных резинок с изображениями различных видов транспорта. На другой стене висела картинка: веник, вышитый крестиком. Под ним стояла канистра с керосином и что-то вроде стойла, покрытого кружевной накидкой.
— Здорово! — сказал Лёшка. — У вас даже больше вкладышей, чем у меня, а я считаюсь чемпионом класса. Вот этой нету и вот этой, и вот этой… Давно собираете?
— Года четыре, — сказала Метла. — Мне даже из других стран присылают. У меня в Германии знакомый пылесос «Сименс», в Зимбабве — опахало из пальмовых листьев, а в доме Ротшильда в Париже — из страусовых перьев метёлочка для полированной мебели. Вот они и шлют. А я им отправила изображение нашего «Запорожца», они очень удивлялись, что бывают такие машины.
— А это что? — указал Лёшка на вышивку. — Это вы сами сделали?
— Да, это я вышила, — неожиданно Метла смутилась и покраснела, насколько это возможно для метлы. — Это мой жених.
— Ничего, симпатичный, — одобрил Лёшка, разглядывая веник. — Блондин. Берёзовый?
— Нет, что вы. Берёзовые — такие грубияны. Из проса.
— А керосин зачем?