— Но она бы продолжила дело в соответствии с вашими идеями…
— Вот именно, — согласилась мисс Балстроуд. — Это и было бы ошибкой. Нельзя все соизмерять с прошлым. Некоторые традиции — это хорошо, но их не должно быть слишком много. Школа создается для детей сегодняшнего дня. Есть школы, где всего важнее традиция, но Медоубенк — не из их числа, тут нет вековых устоев. Он — творение одной женщины, мое творение. Я испытывала свои собственные идеи, по мере сил и возможностей доводила их до конца, хотя иногда, если замыслы не давали нужных результатов, меняла все на ходу. Это нетрадиционная школа, но и нетрадиционность — не самоцель и не принцип. Это школа, берущая все лучшее как из мира прошлого, так и из мира будущего, но главное для нее — это настоящее. В таком духе она и должна развиваться. Руководить Медоубенком должен человек с новыми идеями, современный человек, ни в коем случае не пренебрегающий достижениями прошлого, но устремленный в будущее. Вы в том самом возрасте, когда я начала это дело. В вас есть то, чего больше нет у меня. В Библии сказано: «Их старики видят сны, их юноши имеют зрение»[87]. Нам не нужны сны, нам нужно зрение. Я верю, что у вас есть зрение, и поэтому я выбрала вас, а не Элинор Вэнситтарт.
— Это было бы чудесно, — сказала Эйлин Рич, — Я могла бы быть так счастлива…
Мисс Балстроуд удивилась тому напряжению, почти отчаянию, с каким было сделано это признание. Хотя и не показала виду. Она просто согласилась:
— Да, это было бы чудесно. Но почему — было бы? А что теперь? Ну что ж, я понимаю…
— Нет, нет, я вовсе не это имела в виду! — сказала Эйлин Рич. — Совсем не то. Я… я не могу вдаваться в подробности, но если бы вы… если бы вы спросили меня неделю или две назад, я бы сразу же отказалась. Но сейчас… сейчас… Можно, я обдумаю ваше предложение? Сейчас я не знаю, что вам ответить.
— Конечно, — сказала мисс Балстроуд, удивляясь про себя — «Что ж, чужая душа — потемки», — подумала она.
— Вон идет Рич, и снова вся растрепанная, — сказала Энн Шепленд, выпрямляясь над цветочной клумбой. — Если не можешь следить за прической, почему бы не постричься. У нее хорошая форма головы, и она бы выглядела куда лучше.
— Ты бы сказала ей это, — заметил Адам.
— Мы не в таких отношениях, — ответила Энн. — Как ты думаешь, школа не развалится после всего случившегося?
— Трудно сказать, — сказал Адам. — И кто я такой, чтоб судить?!
— Ты имеешь право судить не меньше, чем кто-либо другой, — возразила Энн. — Вообще-то старая Балли, как ее называют девочки, добилась, чего хотела. У нее просто какое-то гипнотическое влияние на родителей. Сколько времени прошло с начала триместра? Месяц? А кажется, что год. Какое будет счастье, когда он кончится!
— Ты вернешься сюда через год, если школа продолжит работу?
— Нет, — решительно ответила Энн. — Точно, не вернусь. Хватит с меня школ. Я не создана для того, чтобы жить взаперти среди одних только женщин. И, честно говоря, мне не нравятся убийства. Об этом забавно прочитать в газете, а еще лучше — в детективном романе, на ночь глядя… Но когда по-настоящему — бррр! Возможно, — задумчиво добавила Энн, — я уеду отсюда в конце триместра, выйду замуж за Денниса и заживу оседлой жизнью.
— Деннис? — переспросил Адам. — Ты уже говорила о нем. Насколько я помню, ему приходится все время разъезжать по служебным делам в Бирму, Малайю, Сингапур[88], Японию и тому подобное. Так что тебе придется вести не вполне оседлый образ жизни, а?
Энн внезапно расхохоталась.
— Нет, действительно, похоже, что нет. В географическом смысле.
— Я думаю, ты можешь поступить лучше, чем выйти замуж за Денниса, — заметил Адам.
— Ты делаешь мне предложение? — спросила Энн.
— Конечно нет, — ответил Адам. — Ты девушка с амбициями и не пойдешь замуж за простого работягу-садовника.
— Интересно, а как относятся к женитьбе в уголовном розыске?
— Я не из уголовного розыска, — насупился Адам.
— Нет, конечно нет, — подхватила Энн. — Давай сохраним непринужденность и легкость в общении. Ты не из уголовного розыска, Шаиста не была похищена, а в нашем садике все цветет и благоухает. — И Энн снова занялась цветами. — При всем том, — произнесла она через несколько минут, я не понимаю, как Шаиста после похищения могла оказаться в Женеве, чего бы вы ни рассказывали? Как она могла туда попасть? Как же вы работаете, если похищенную принцессу можно запросто вывезти из страны?
— Я обязан молчать, — сказал Адам.
— Да просто ты и сам ничего об этом не знаешь.
— Честно говоря, мы многим обязаны мосье Эркюлю Пуаро.
— Чем это — многим? — насмешливо спросила Энн. — Эркюль Пуаро… Это тот маленький смешной человечек, который привез обратно из Лондона Джулию Апджон?
— Да. Он называет себя «детектив-консультант».
— Мне показалось, у него весьма потрепанный вид, — сказала Энн.
— Я не понимаю — что он замышляет?.. — в задумчивости произнес Адам. — Он даже отправился повидать мою мать. Или это сделал кто-то из его друзей.
— Твою мать? — удивилась Энн. — Действительно, странно.
— Похоже, у него вообще слабость к мамашам, — ответил Адам, продолжая работать. — Он отправился с визитом и к матери Дженнифер Сатклифф.
— А не встречался ли он с матерями мисс Рич и Чедди?
— У мисс Рич нет матери, — ответил Адам. — А то он непременно отправился бы и к ней.
— А у мисс Чедвик есть мать, она живет в Челтенхеме[89], Чедди говорила мне как-то. Но ей, я думаю, не меньше восьмидесяти… Бедная Чедди. — Энн вздохнула и подняла голову. — Да вот она и сама, легка на помине. Ей и самой можно дать все восемьдесят.
Адам выпрямился.
— Да, она сильно постарела за эту неделю.
— Потому что она действительно любит школу. — Энн смотрела, как мисс Чедвик приближалась к клумбе. — В школе — вся ее жизнь. Каково ей видеть, как все, что ей дорого, можно сказать, так и катится в пропасть?
Мисс Чедвик в самом деле выглядела на десяток лет старше, чем в день открытия триместра. Ее походка утратила размашистость и энергию, во всей ее повадке теперь не было и следа несколько суетливой деловитости, готовности всем помочь. Теперь она, брела, еле волоча ноги.
— Не могли бы вы пройти к мисс Балстроуд, — обратилась она к Адаму. — Она хочет дать вам какие-то распоряжения относительно сада.
Энн и мисс Чедвик пошли в сторону школы вместе.
— Как пустынно стало в Медоубенке, — сказала Энн, оглядываясь по сторонам. — Как в пустом театре, — задумчиво добавила она, — где усилиями билетного кассира зрителей рассадили, чтобы создать видимость публики.
— Все это так ужасно, — почти простонала мисс Чедвик, — ужасно! Страшно подумать, что Медоубенк дошел до такого. Нет, я не вынесу… Я не могу спать по ночам. Всё в руинах. Вся моя жизнь, все труды…
— Ах, мисс Чедвик, все еще вполне может уладиться, — бодро воскликнула Энн. — Вы знаете, у людей такая короткая память.
— Но не тогда, когда речь идет об убийствах, — мрачно произнесла мисс Чедвик.
Энн не отвечала. В глубине души она была вполне согласна с Чедди.
Мадемуазель Бланш вышла из кабинета, где давала урок французской литературы.
Она взглянула на свои часы. Да, у нее вполне достаточно времени, чтобы осуществить свое намерение. Теперь, когда учениц осталось так мало, времени вообще хоть отбавляй.
Она поднялась наверх в свою комнату, надела шляпу и с удовлетворением посмотрела в зеркало. Конечно, внешность не слишком броская. Ну что ж, в этом есть свои преимущества! Она улыбнулась самой себе. Именно ее неброская внешность дала возможность использовать рекомендации сестры. Даже фотография в паспорте никого не насторожила. Было бы непростительной глупостью не воспользоваться после смерти Анжель ее безупречными бумагами. Анжель, бедняжка, в самом деле любила преподавать. А для нее это была невыносимая скука. Правда, платят прекрасно. Столько она никогда не смогла бы заработать. А здесь, в Медоубенке, дела приобрели такой неправдоподобный оборот, что ее будущее может резко измениться. О да, совершенно преобразиться! Скучная, серенькая мадемуазель Бланш станет совсем иной. На какое-то мгновение будущее представилось ей во всем своем блеске. Ривьера[90]. Она, изящно одетая… с соответствующим макияжем… Все, что нужно человеку в этом мире, — это деньги. О да, все оборачивается самым восхитительным образом! Ради такого стоило ехать в эту скучную английскую школу.
Она взяла сумочку, вышла из комнаты и прошествовала по коридору. Ее взгляд упал на женщину, которая что-то делала, стоя на коленях. Новая прислуга. Полицейская ищейка, разумеется. Какие же они простаки — думают, что никто не догадается!
С презрительной улыбкой она покинула дом и спустилась вниз по дорожке к главным воротам. Остановка автобуса была почти напротив.
На тихой сельской дороге народу было совсем немного. Мужчина, склонившийся над открытым капотом своей машины, прислоненный к изгороди велосипед — стало быть, и велосипедист где-то поблизости, еще один мужчина, как и она, поджидает автобус. Тот или другой из этой троицы, вне всяких сомнений, будет следить за ней. Разумеется, так, чтобы она ничего не заметила. Ну и пусть. Пусть этот «хвост» увидит, куда она едет и что делает.
Подъехал автобус. Она вошла в него, а через четверть часа вышла на главной площади городка. Она даже не потрудилась оглянуться. Не спеша пересекла площадь и проследовала мимо огромного фирменного универмага, в витринах которого была выставлена новая коллекция модельного женского платья. Провинция, убожество, подумала она, презрительно выпятив губу. Но стояла и рассматривала их, изображая живой интерес.
Потом вошла в магазин, сделала пару мелких покупок, поднялась на второй этаж и оказалась в комнате отдыха для дам. Там был письменный стол, несколько кресел, телефонная кабина. Она вошла в кабину, опустила монету, набрала номер и стала ждать, ответит ли нужный голос. Голос ответил. Она кивнула удовлетворенно, нажала кнопку и заговорила: