Портрет миссис Такертон пополнялся все новыми штрихами. Обаятельная, душевная женщина, пожалевшая стареющего одинокого мужчину… Его быстро ухудшавшееся здоровье и ее преданность…
«Хотя на последних стадиях его болезни уже и речи, конечно, быть не могло, чтобы проводить время с кем-нибудь из собственных моих друзей».
Интересно, подумал я, не было ли там друзей мужского пола, которым Томас Такертон не симпатизировал? А если так, то не этим ли объясняются условия завещания?
О завещании Джинджер навела справки в «Сомерсет-Хаусе»[196]. В нем упомянуты были старые слуги, двое крестников; назначалось содержание жене — достаточное, но не слишком щедрое. Денежная сумма по доверенности и доход с нее пожизненно. Все прочее состояние, исчислявшееся шестизначной цифрой, переходило к его дочери Томазине Энн и поступало в полную ее собственность и распоряжение по достижении ею двадцати одного года и, в любом случае, ко времени ее замужества. В случае ее смерти до достижения ею двадцати одного года — и если у нее до этого времени не появилось мужа — деньги отходили ее мачехе. Другие члены семьи, кажется, не предусматривались.
Куш порядочный, оценил я. А миссис Такертон деньги любит. Сколько перевидала их она, и все проплывали мимо! Собственных денег, пока не вышла за пожилого вдовца, она наверняка не имела. А потому богатство могло ударить ей в голову. Жизнь с инвалидом мужем стесняла ее, но она предвкушала свободу: она будет вдовой еще не старой и богатой, богатой настолько, что ей и присниться не могло.
Завещание, наверное, жутко ее разочаровало. Она рассчитывала на большее, нежели умеренный доход. В мечтах она уже видела себя в путешествиях и дорогостоящих морских круизах, мысленно примеряла роскошную одежду, драгоценности или же предвкушала просто радость обладания деньгами — ни с чем не сравнимое удовольствие копить их в банке…
И вместо этого все предназначалось девчонке! Совсем молоденькой девчонке выпало стать богатой наследницей! Девчонке, которая не только не любила свою мачеху, но и не удосуживалась этого скрывать, а наоборот, всячески это подчеркивала со столь свойственной молодым резкостью. Девчонка должна была разбогатеть, если бы не…
Если бы что? Достаточно ли у меня оснований? Неужели эта светловолосая распутная вдовушка, так и сыплющая банальностями, сумела отыскать «Бледного коня» и решилась уготовить гибель своей падчерице?
Нет, поверить в это невозможно!
И все же надо убедиться точно.
— Знаете, я, по-моему, однажды видел вашу дочь, вернее падчерицу, — ни с того ни с сего вдруг проговорил я.
Она взглянула на меня — слегка удивленно, но без особого интереса.
— Томазину? Правда?
— Да. В Челси.
— Ну, в Челси… Да, такое могло быть… — Она вздохнула. — Ох уж эти современные девицы! С ними так трудно. Они совершенно неуправляемы. Это так огорчало отца Томазины. Я, конечно, ничего не могла с этим поделать. Мои слова были для нее пустой звук. Видите ли, когда мы поженились, она ведь была почти взрослая. А тут вдруг мачеха… — Она покачала головой.
— Это всегда непросто, — сочувственно сказал я.
— Я старалась проявлять терпимость, очень старалась…
— Конечно. Я в этом уверен.
— Но все было без толку. Разумеется, Том не допускал, чтобы она мне дерзила впрямую, но она прекрасно умела это сделать и в вежливой форме. Она отравляла мне жизнь. И когда она настояла, чтобы ей разрешили жить отдельно, это, строго говоря, было для меня облегчением. Но я так сочувствовала Тому. Она ведь связалась с дурной компанией.
— Я… я это понял, — сказал я.
— Бедная Томазина, — вздохнула миссис Такертон и поправила выбившуюся белокурую прядь. Потом вдруг подняла на меня глаза. — О, вы, может быть, не знаете… месяц назад она умерла. От энцефалита[197] — так неожиданно! Это болезнь молодых, как я слышала… Такая жалость!
— Да, я слышал, что она умерла, — сказал я, поднимаясь. — Большое спасибо, миссис Такертон, за то, что показали мне дом.
Мы обменялись рукопожатием. Уже у двери я вроде бы случайно обернулся.
— Да, кстати, — сказал я. — Наверное, вам известен «Бледный конь»?
Усомниться в ее реакции было невозможно. Паника, настоящая паника — ют что появилось в ее бледно-голубых глазах. Лицо под слоем пудры мгновенно побелело от страха.
— Бледный конь? О чем вы? — Голос ее едва не сорвался на визг. — Понятия не имею ни о каком бледном коне!
Теперь изобразил легкое удивление я.
— О, значит, я ошибся. В Мач-Дипинге есть весьма интересный старинный постоялый двор. Мне случилось недавно побывать в тех краях, и меня туда затащили мои друзья. Здание чудесно отреставрировано, сумели сохранить атмосферу прошлых дней. И мне почему-то вспомнилось, что там говорили о вас, но, может быть, к ним заезжала ваша падчерица или однофамилица. — Я сделал паузу. — Место известное.
Да, я не напрасно припас эти слова на выход: получилось очень эффектно. В одном из зеркал я увидел лицо миссис Такертон. Она неотрывно глядела мне вслед. Она была очень и очень напугана, и я понял, какой она станет с течением времени. Зрелище было не из приятных.
Глава 14Рассказ Марка Истербрука
— Итак, теперь мы абсолютно в этом уверились, — сказала Джинджер.
— Мы и раньше были уверены.
— Да, и с полным основанием. Но теперь поставлены все точки над «i».
Я помолчал. Я мысленно представил, как миссис Такертон отправляется в Бирмингем, ищет там квартал Муниципальной площади, знакомится с мистером Брэдли. Представлял себе ее беспокойную настороженность и как по-отечески он ободряет ее. Как умело ввертывает о совершенной безопасности дела. (В случае с миссис Такертон он особенно должен был напирать на безопасность.) Я видел, как она уходит от него, так и не решившись. Может быть, дома ей предстояла встреча с падчерицей, приехавшей на выходные. Мог состояться разговор, в котором девушка намекнула на скорое замужество. И все это время миссис Такер неотступно думала о деньгах, не о жалкой доставшейся ей доле наследства, а о фантастической сумме, которая позволила бы осуществить все заветные мечты… И все эти деньжищи достанутся испорченной невоспитанной девчонке, которая шляется в Челси по барам в джинсах и обвислых свитерах! В компании таких же испорченных подружек и дружков! На что этой мерзавке, которая уже никогда не станет приличным человеком, столько денег?!
И вот — вторая поездка в Бирмингем. Она все еще в смятении, а с его стороны, соответственно, еще больше ободрений. Наконец обсуждение условий. Тут я невольно улыбнулся: мистеру Брэдли не так легко будет сделать все по-своему. Торгуется она отчаянно. Но в конце концов соглашение достигнуто, честь по чести подписана соответствующая бумага, и что же дальше?
Дальнейшее представить было невозможно. Что последовало дальше, мы не знали.
Очнувшись от задумчивости, я увидел, что Джинджер наблюдает за мной.
— Представили себе, как это было? — спросила она.
— Откуда вы знаете?
— Начинаю понимать ход ваших мыслей. Вы сейчас представляли себе все это, да? Мысленно сопровождали ее в Бирмингем и так далее.
— Да. Но потом я словно осекся. В том месте, как в Бирмингеме они ударили по рукам. И что же произошло потом?
Мы обменялись взглядами.
— В конце концов, — сказала Джинджер, — кто-то должен окончательно выведать, что творится в «Бледном коне».
— Каким образом?
— Не знаю. Это нелегко. Никто из причастных к каким-либо крамольным манипуляциям никогда не проговорится. В то же время рассказать об этом могут только они. В чем и трудность… Интересно, имеет ли смысл…
— Обратиться в полицию? — подхватил я.
— Да. В конце концов, теперь мы располагаем вполне определенной информацией. Довольно этого, чтобы действовать, как вы думаете?
Я с сомнением покачал головой.
— Бесспорно лишь намерение. Но разве же этого достаточно? Вся эта чушь насчет желания смерти… Нет, конечно, — тут же поправился я, предвидя ее возражения, — может быть, и не чушь, но в суде это будет выглядеть чушью. Кроме того, мы не имеем ни малейшего понятия о том, как происходит сама… процедура.
— Значит, мы должны получить это понятие. Но как?
— Необходимо все увидеть собственными глазами. Но спрятаться в их огромном флигеле совершенно невозможно, а по моим предположениям, в какой бы форме это ни происходило, происходит оно именно там.
Джинджер выпрямилась, встряхнулась, подобно молодому ретивому терьеру, и сказала:
— Существует только один путь. Стать их клиентом.
— Клиентом? — Я глядел на нее во все глаза.
— Да. Кто-то из нас — кто именно, не важно, — задумывает устранить какого-нибудь человека, для чего отправляется к Брэдли и вступает с ним в сделку.
— Мне ваш план не нравится, — резко сказал я.
— Почему?
— Как бы вам объяснить… он может оказаться опасным.
— Для нас?
— Возможно, и для нас. Но в первую очередь я подумал про… жертву. Ведь нам придется выбрать жертву и сообщить им фамилию. Фамилия не может быть вымышленной. Они способны это проверить и, вероятнее всего, сделают это. Вы согласны со мной?
Прикинув что-то, Джинджер кивнула:
— Да. Жертвой должен стать реально существующий человек, с реальным адресом.
— Вот это мне и не нравится, — сказал я.
— И у нас должна быть реальная причина для устранения этого человека.
Мы помолчали, обдумывая последнее обстоятельство.
— Выбранный нами человек, кто бы он ни был, должен дать свое согласие, — веско сказал я. — А такое даже помыслить невозможно.
— Надо еще раз все тщательно обдумать, — задумчиво сказала Джинджер. — Но вы не так давно сказали одну совершенно правильную вещь: есть в их позиции одно слабое место. Они как бы между двух огней. Предприятие их должно быть тайным — и в то же время не слишком тайным. Слухи о нем должны доходить до ушей потенциальных клиентов.