— Продолжайте.
— Потому что, пока мы точно не узнаем, чем же именно занимается Тирза Грей, мы будем топтаться на месте! Ваш доктор Джим Корриган говорит, что все это чепуха, но так ли это? Я спрашиваю вас, инспектор Лежен, так ли это?
Лежен вздохнул.
— Вы знаете, что мне следует ответить. Как и каждому нормальному человеку, мне следует ответить: «Да, конечно же это чепуха!» Но разговор у нас с вами приватный. За последние сто лет мы наблюдаем странные вещи. Кто бы подумал семьдесят лет назад, что, услышав, как бьют часы Биг-Бена[202] из маленького радиоприемника, потом, когда они уже перестали бить, можно услышать это собственными ушами во второй раз, уже из окна, куда долетают звуки настоящего Биг-Бена! И при этом Биг-Бен бьет только один раз, а вовсе не дважды — и никакой особой хитрости, кроме двух видов волн, тут нет! А кто поверил бы раньше, что из собственного дома и даже без проводов можно услышать голос человека, находящегося в Нью-Йорке! Мыслимо ли это было? Как и десятки других вещей, вошедших в наш обиход и понятных теперь даже ребенку?
— Иными словами, чего только не бывает?
— Может ли Тирза Грей, — когда она закатывает глаза, или впадает в транс, или напрягает волю, — может ли она в это время убивать? Я склонен ответить вам «нет» И все же… все же я не уверен. И как я могу быть уверенным? А вдруг она случайно сделала какое-нибудь открытие…
— Все может быть, — согласился я. — Сверхъестественное пока кажется нам сверхъестественным, а завтра ученые отыщут этому объяснение.
— Я говорю с вами, конечно, неофициально, — опять предупредил меня Лежен.
— Вы говорите дело, вот что важно. И из слов ваших явствует, что кто-то должен отправиться посмотреть, что там на самом деле происходит. Это я и предлагаю — отправиться посмотреть.
Лежен изумленно на меня воззрился.
— И путь уже проторен, — сказал я и обстоятельно изложил ему план, придуманный мной и Джинджер.
Он, нахмурившись, слушал, время от времени теребя нижнюю губу.
— Понимаю, мистер Истербрук, обстоятельства вам, так сказать, благоприятствуют, но не знаю, осознаете ли вы в полной мере, как сильно вы рискуете. Ведь это опасные люди! Опасность может подстерегать и вас, и конечно же в первую очередь вашу приятельницу.
— Я это знаю, — сказал я, — знаю… Мы сто раз об этом спорили. Я против того, чтобы она действовала так смело. Но она непреклонна, абсолютно непреклонна. Хочется ей, черт возьми, сыграть эту роль, и все тут!
— Вы говорили, она рыжая? — неожиданно спросил Лежен.
— Рыжая, — отвечал я, несколько опешив.
— Ну, рыжих не переспоришь, — сказал Лежен. — Мне ли этого не знать!
Я подумал, уж не на рыжей ли он женат.
Глава 16Рассказ Марка Истербрука
Отправляясь к Брэдли во второй раз, я совершенно не чувствовал беспокойства. Наоборот, я испытывал какой-то приятный кураж.
— Вам надо как следует вжиться в роль, — напутствовала меня Джинджер.
Что я и попытался сделать.
Мистер Брэдли встретил меня приветливой улыбкой.
— Очень рад вас видеть. — Он протянул мне пухлую руку. — Вы все хорошо обдумали, не так ли? На всякий случай готов повторить: не спешите. Торопиться не стоит.
— Согласен, но я не могу больше тянуть. Это, видите ли, довольно срочно…
Брэдли внимательно оглядел меня. И конечно же заметил мою нервозность, и то, что я прячу глаза, и то, как неловко уронил шляпу.
— Хорошо, хорошо, — проговорил он. — Посмотрим, что тут можно придумать. Речь идет о маленьком пари, не так ли? Немного азарта — это лучшее средство отвлечься от… от неприятностей!
— Дело вот в чем, — сказал я и надолго замолчал.
Я предоставил инициативу Брэдли, и тот начал действовать.
— Я вижу, вы немного нервничаете, — сказал он. — И осторожничаете. Осторожность — штука полезная. Никогда не говорите ничего, что было бы неприятно слышать вашей маме! Кстати, может быть, вы думаете, что в этой конторе есть жучок?
Я не понял его, что, видимо, и отразилось на моем лице.
— Это жаргонное слово для обозначения записывающего устройства, — объяснил он. — Магнитофонов и всего такого прочего. Нет! Даю вам честное слово, что здесь ничего подобного нет. Наш разговор никоим образом нигде фиксироваться не будет. А если вы мне не верите, — искренность его просто очаровывала, — в самом деле, почему вы должны мне верить? — то вы, безусловно, вправе назвать любое место по вашему выбору — ресторан, зал ожидания на каком-нибудь уютном старом вокзале, и мы перенесем нашу встречу туда.
Я заверил его, что место меня полностью устраивает.
— Разумно! Уверяю вас, что ни мне, ни вам не придется в этом раскаиваться. Ни вы, ни я не произнесем ни слова, которое можно было бы, согласно судейской терминологии, «использовать против» нас. Итак, для начала определим ситуацию в целом. Вы чем-то обеспокоены. Видя мое искреннее сочувствие, вы готовы поделиться со мной. Я человек опытный и, возможно, дам вам совет. Недаром говорится: поделишься своим горем — и полгоря как не бывало! Вы не против такого афоризма?
Афоризм вполне меня устраивал, и потому я начал сбивчиво излагать свою историю.
Мистер Брэдли был ловок и красноречив. В трудных местах он подсказывал мне слова, облегчая мой путь. И так он был любезен, что я с большой легкостью поведал ему всю историю моего юношеского увлечения Дорин и нашего тайного брака.
— Дело обычное, — сказал он, качая головой, — ах, какое обычное и какое объяснимое! Молодой человек с возвышенными идеалами. Милая и хорошенькая девушка. Все происходит молниеносно. Глазом не успеете моргнуть, как вы уже муж и жена. И что же в результате?
Я продолжил свой рассказ о том, что было в результате.
Я намеренно опускал многие подробности. Тот, за кого я себя выдавал, не стал бы вдаваться в непристойные подробности. Я ограничился картиной разочарования — молодой идиот, осознавший, как по-идиотски он себя вел.
Я намекнул об окончательном разрыве. Если Брэдли решит, что молодая жена моя сбежала от меня с другим или же что другой все время маячил где-то на горизонте, — это именно то, что надо.
— Но, знаете, — взволнованно сказал я, — хоть она и оказалась не такой, как я о ней думал, она все же была очень хорошая девушка, и мне никогда бы не пришло в голову, что она способна быть такой… так себя вести.
— Чем же она вам так не угодила?
Я объяснил: тем, что вернулась.
— А что же, вы думали, с ней случилось?
— Представьте, я почему-то вообще о ней не думал. Вероятно, считал, что она умерла.
Брэдли покачал головой.
— Принимали желаемое за действительное! С чего бы вдруг ей умереть?
— Она не писала мне, никак не давала о себе знать. И слышно о ней ничего не было.
— На самом деле вы просто хотели о ней забыть!
Он был недурным психологом — этот коротышка юрист со своими глазками-бусинками!
— Да, — с благодарностью подхватил я. — Видите ли, тогда о новой женитьбе я и не помышлял!
— А теперь помышляете, угадал?
— Ну… — Я изобразил нежелание говорить.
— Ну давайте, давайте, выкладывайте папочке! — подбодрил меня этот бес Брэдли.
Я стыдливо признался, что в последнее время, да, действительно подумывал о женитьбе. Но сообщить что-либо о девушке я отказался наотрез, заявив, что впутывать в это дело ее я ни в коем случае не желаю. О ней он от меня ничего не узнает.
И вновь интуиция меня не подвела. Он не настаивал. Вместо этого он сказал:
— Естественно, мой дорогой. Все неприятные моменты вы оставили в прошлом. Нашли наконец ту, кто, без сомнения, очень вам подходит, может разделить с вами и ваши литературные увлечения, и ваш образ жизни. Вы обрели достойную спутницу.
Было очевидно, что он осведомлен о существовании Термин. Узнать о ней было нетрудно. Любые расспросы указали бы лишь на нее одну — единственную женщину, которую можно было считать моим близким другом. Получив мое письмо с просьбой о встрече, Брэдли, видимо, навел все возможные справки обо мне и Термин.
— Ну а развод? — спросил он. — Разве это не естественный выход из положения?
Я ответил:
— Развод исключен. Она… Моя жена и слышать об этом не желает.
— Господи Боже! Как же она, позвольте спросить, к вам относится?
— Она… мы… хотела бы вернуться ко мне. Она совершенно неразумно ведет себя. Она знает, что у меня кто-то есть, и… и…
— И бесится. Понятно. Положение складывается безвыходное, если, конечно, не считать… Но она молода.
— Ей еще жить и жить! — с горечью воскликнул я.
— Ну, мистер Истербрук, не скажите! Она ведь — вы, кажется, говорили — долго жила за границей?
— Я знаю это только от нее. Где именно она жила, мне неизвестно.
— Ведь это мог быть Восток. А там, знаете, можно подцепить какой-нибудь микроб, который годами не будет давать о себе знать. А потом возвращаешься домой, и тут вдруг — здрасьте пожалуйста! У меня на памяти два-три таких случая. И здесь может произойти нечто подобное. Чтобы подбодрить вас, — он сделал паузу, — я готов поставить на это некоторую сумму.
Я покачал головой.
— Нет, ей еще жить и жить!
— Что ж, вам виднее, согласен… И все же давайте заключим пари. Пятнадцать против одного, что дама, о которой идет речь, скончается до Рождества. Как вам такие условия?
— Раньше! Это должно произойти раньше! Я не могу ждать! Есть причины…
Я намеренно говорил несвязно. Пусть он подумает, что дело между мной и Гермией зашло так далеко, что время не терпит или что моя так называемая жена грозится отправиться к Термин и устроить скандал. Или же что у меня есть соперник, строящий куры Термин. Не важно! Главное подчеркнуть срочность.
— В таком случае немного изменим условия, — сказал он. — Пусть это, скажем, будет восемнадцать против одного, что жена ваша станет покойницей не позже, чем через месяц. У меня какое-то предчувствие, что так и произойдет.