— Ей-богу, мне пора…
— Я спросила, не могли бы они прислать мне кого-нибудь. Они отвечали, что как раз сейчас это очень трудно — фраза, которую они, между прочим, говорят всегда, — но что они постараются…
Никогда еще моя приятельница Ариадна Оливер так меня не бесила.
— Сегодня утром появляется женщина, и кто бы, вы думали, она такая?
— Понятия не имею! Видите ли, я…
— Женщину эту зовут Эдит Биннз — смешное имя, правда? — и вы, оказывается, ее знаете!
— Нет, не знаю. В жизни не слыхал ни о какой Эдит Биннз!
— Да нет же, знаете! И не так давно вы с ней виделись. Она много лет прослужила у вашей крестной, леди Хескет-Дюбуа.
— Ах, вот это кто!
— Да. И она видела вас, когда вы приходили забрать картины.
— Это все, конечно, очень мило, и вам повезло, что это оказалась она. По-моему, она человек верный, надежный и все такое прочее. Тетя Мин так говорила. Но теперь я, право же…
— Неужели так трудно подождать? Я еще не дошла до сути. Она сидела у меня и все говорила о леди Хескет-Дюбуа, о ее роковой болезни, ну и так далее, потому что, знаете, этих женщин хлебом не корми, но дай поговорить о болезнях и смерти, а потом вдруг она возьми и скажи!
— Что скажи?
— Одну вещь, которая сразу привлекла мое внимание. Примерно следующее: «Бедная моя хозяйка, сколько же она вытерпела! Эта штука в голове, новообразование, так они ее называют, а ведь, пока это не случилось, она была совсем здоровая. А в лечебнице-то жалость была и глядеть на нее, волосы ее, такие хорошие, густые седые волосы, она их еще подсинивала аккуратно так, раз в две недели, все повылезли, и вся подушка в волосах была! Волосы лезли прямо пучками!» И тогда, Марк, я вспомнила о моей приятельнице Мэри Делафонтен. У ней ведь тоже выпадали волосы, и еще я вспомнила, что вы мне рассказывали о какой-то девушке в Челси, о том, как она подралась с другой, и та выдирала у нее волосы клочьями. Но волосы так легко не выдираются, Марк! Попробуйте-ка потяните себя за волосы, попробуйте выдрать у себя хоть маленькую прядь с корнями! Попробуйте! И вы увидите! Это неестественно, Марк, что у всех этих людей волосы выпадали клочьями. Неестественно! Видимо, это какая-то новая болезнь — и должна отыскаться причина.
Я сжимал трубку, и голова моя шла кругом. Обрывки самых разных сведений собрались воедино. Рода со своими собаками на лужайке… статья в нью-йоркском медицинском журнале… Конечно… Конечно!
Тут я внезапно понял, что миссис Оливер все еще оживленно лопочет что-то.
— Благослови вас Господи! — сказал я. — Вы прелесть!
Я бросил трубку и тут же вновь поднял ее. Набрав номер, я, по счастью, сразу же услышал голос Лежена.
— Слушайте, — сказал я, — у Джинджер выпадают волосы пучками?
— Как вам сказать… вообще-то, мне кажется, да. Наверное, это от высокой температуры.
— От температуры — держи карман шире! — сказал я. — У Джинджер, как было и у всех остальных, отравление таллием[214]. Молю Бога, чтобы мы еще не опоздали!
Глава 22Рассказ Марка Истербрука
— Еще есть шанс? Она выживет?
Я метался по комнате. Я не находил себе места. Лежен сидя наблюдал за мной. Он был терпелив и участлив.
— Врачи сделают максимум возможного, уверяю вас.
Все тот же ответ! Который ни капельки не утешал.
— Они знают, как лечить отравление таллием?
— Случай нечастый. Но они испробуют все, что только возможно. Если вас интересует мое мнение, то, по-моему, она выдюжит.
Я пожирал его глазами. Как бы узнать, вправду ли верит он тому, что говорит? Не пытается ли просто меня успокоить?
— По крайней мере, подтвердилось, что это действительно был таллий?
— Да, в этом они удостоверились.
— Надо же, к какой банальности свелись все фокусы «Бледного коня»! Яд! Ни колдовства, ни гипнотического воздействия, ни смертоносных лучей, изобретенных нынешней наукой! Примитивное отравление! А она-то мне морочила голову! Лгала в глаза. И наверное, имела еще наглость смеяться исподтишка!
— О ком вы?
— О Тирзе Грей. О том вечере, когда я пил у них чай. Рассуждала со мной о Борджиа, о редких нераспознаваемых ядах, отравленных перчатках и прочей чепухе. «Обыкновенный белый мышьяк, ничего больше» — надо было слышать, с каким пренебрежением она это говорила! И сама же при этом пользовалась ядом… Ах как сложно! Умеют же пускать пыль в глаза! Трансы, белые петухи, жаровня, начертанные колдовские знаки, «переселение» душ, перевернутое распятие — расчет на элементарное суеверие. А их пресловутый «ящик» — еще одна уловка, но уже для шагающих в ногу с веком. Мы теперь не верим в духов, ведьм и наговоры, но легковерны как дети, когда дело доходит до «лучей», «волн» и явлений психики. Держу пари, что этот ящик не более чем набор электрической бутафории, разноцветных лампочек, гудящих проводов и переключателей! И все из-за того, что мы живем в постоянном страхе перед радиоактивными осадками, стронцием и прочими ужасами, мы крайне подвержены внушению в научной упаковке. Все, что они нагородили в «Бледном коне», — чистейшая фальшивка. «Конь» оказался своего рода обманкой, ширмой. Нас отвлекали всякой чертовщиной, чтобы мы не заподозрили ничего иного, никаких действий совсем в другом направлении. Изящество их замысла в том, что он гарантировал им полную безопасность. Тирза Грей могла сколько угодно хвастаться, что сумела подчинить или может подчинить себе потусторонние силы. Ее нельзя было привлечь к судебной ответственности на этом основании, нельзя было судить за убийство. Исследуй кто-нибудь ее «ящик», в нем не нашли бы ничего крамольного. Любой суд вынес бы решение, что все это абсолютная чепуха. И разумеется, был бы совершенно прав.
— Вы думаете, что вся троица — мошенницы? — спросил Лежен.
— Не сказал бы. Я считаю, что Белла искренне верит в свое колдовство. И так же искрения Сибилла. Она действительно прирожденный медиум. Она впадает в транс, а все остальное происходит без нее. Она верит всему, что ей внушает Тирза.
— Стало быть, всем заправляет Тирза? — спросил я, а подумав, добавил: — Заправляет всем, что касается «Бледного коня». Но не она мозговой центр всего предприятия. Тот действует за кулисами. Он все планирует и организует. Да, знаете ли, дело у них налажено отлично. У каждого — своя функция, и никто не лезет в область другого. Брэдли отвечает за финансовую и юридическую сторону. А помимо этого он не разбирается ни в чем и не знает, что делают все прочие. Его услуги щедро оплачиваются, как, впрочем, и услуги Тирзы.
— Довольны, что все это раскрутили?
— Не раскрутил. Пока что не раскрутил. Но мы выяснили главное — способ. Он все тот же, испытанный веками. Простой и грубый. Обыкновенный яд. Старое доброе смертное зелье.
— Что навело вас на мысль о таллии?
— Несколько сопоставленных фактов. Начало всему положила сцена, которую я наблюдал в тот достопамятный вечер в Челси. Девушка, выдиравшая клочья волос у своей соперницы. Слова, сказанные пострадавшей: «Это вовсе не больно», — не были бравадой, как я тогда решил, они были чистой правдой — больно ей действительно не было.
Как-то в Америке мне случилось прочитать статью, посвященную действию таллия. На фабрике один за другим умерли несколько рабочих. Смерть их приписали разнообразнейшим причинам. Среди прочих, если я не ошибаюсь, названы были паратиф, апоплексический удар, алкогольный неврит, паралич, вызванный мозговыми нарушениями, эпилепсия, гастроэнтерит и так далее. Приводился также случай, когда женщина отравила семерых человек. У этих несчастных были диагностированы, среди прочих, опухоль мозга, энцефалит и крупозное воспаление легких. Симптомы, как я понимаю, отличаются большим разнообразием. Первыми признаками могут быть расстройство желудка и рвота, словом, картина отравления. В ряде случаев болезнь может начинаться с болей в костях, объясняемых полиневритом, ревматизмом или полиомиелитом — на одного больного даже нацепили корсет. Иногда наблюдаются нарушения в кожной пигментации.
— Вы сыплете терминами, как медицинский справочник.
— Естественно. Я изучил литературу. Но раньше или позже у всех пострадавших непременно появляется один и тот же симптом. Выпадают волосы. Одно время таллий употребляли для удаления волос, в особенности у детей со стригущим лишаем. Потом это было признано опасным. Но в отдельных случаях его прописывают внутренне, очень тщательно подбирая дозировку в зависимости от веса пациента. А в основном, по-моему, его теперь используют как средство против крыс. Он безвкусен, растворяется в воде и свободно продается в аптеках. В общем, очень «удобное» зелье, главное, чтобы никто не заподозрил отравление.
Лежен кивнул.
— Точно, — сказал он. — Вот почему в «Бледном коне» так настаивали на том, чтобы заказчик держался подальше от намеченной жертвы. При этом условии ни у кого не возникнет подозрения, что дело нечисто. А с чего бы ему возникнуть? Никто из заинтересованных лиц не имеет доступа к еде или питью. Покупка ими таллия, равно как и другого яда, нигде не зарегистрирована. В этом вся и прелесть. Дело же делается кем-то, не имеющим к жертве никакого отношения. Кем-то, кто, как я думаю, лишь однажды возникнув, тут же исчезает с горизонта.
Он помолчал.
— Каковы ваши идеи?
— Идея у меня одна. Все наши случаи объединяет лишь одно — появление какой-нибудь милой, невинного вида женщины с анкетой, распространяемой какой-то статистической организацией.
— Вы считаете, что ад приносит такая женщина? Вместе с образцом товара? Что-то в этом духе?
— Не думаю, чтоб все было так просто, — задумчиво сказал я. — По-моему, эти женщины и сами ни о чем не подозревают. Но каким-то образом они все же в этом участвуют. Может, мы узнаем что-нибудь, поговорив с некоей Эйлин Брендон, которая работает в «Кофе-экспресс» возле Тотнем-Корт-роуд.