Эйлин Брендон Поппи описала достаточно точно, с учетом, конечно, вкусов самой Поппи. Ее голова не была похожа ни на пышную хризантему, ни на растрепанное птичье гнездо. Волнистые волосы аккуратно прилегали к голове, косметикой пользовалась она крайне умеренно, а ноги ее были обуты в недорогие, но весьма добротные туфли. Как она нам рассказала, муж ее погиб в автомобильной катастрофе, оставив ее с двумя маленькими детьми. До этой работы она год прослужила в фирме, носящей название «Изучение потребительского спроса». Ушла оттуда по собственному желанию, так как работа ей не нравилась.
— Чем же она вам не нравилась, миссис Брендон?
Вопрос этот задал Лежен. Она подняла на него взгляд.
— Вы инспектор полиции? Верно?
— Совершенно верно, миссис Брендон.
— Вы в чем-то подозреваете фирму?
— Я пытаюсь выяснить, есть ли основания для подобных подозрений. А вы в чем-то подозревали фирму? И потому бросили работу?
— Никаких определенных подозрений у меня не было. И ничего конкретного я вам сообщить не могу.
— Естественно. Мы об этом догадываемся. Нашу беседу мы сохраним в тайне.
— Я понимаю. Но я действительно мало что могу вам рассказать.
— Вы можете рассказать, почему у вас возникло желание бросить работу.
— У меня появилось чувство, что происходит нечто за моей спиной.
— Вы имеете в виду какую-то закулисную деятельность?
— Вроде того. Мне показалось, что все строится не на деловой основе. Я заподозрила, что существует и какая-то другая цель. Но в чем состояла эта цель, я и сейчас не знаю.
Лежен расспросил ее поподробнее о ее конкретных обязанностях. Ей вручались списки проживающих в определенном районе. Ей надлежало навестить этих людей, задать им ряд вопросов и записать ответы.
— И что же подозрительного вы в этом усмотрели?
— По задаваемым вопросам, как мне показалось, невозможно было бы что-то изучать. Они были беспорядочными, почти случайными. Словно… как бы это выразиться… Они служили лишь прикрытием для чего-то другого.
— Имели ли вы какие-нибудь соображения насчет того, в чем может состоять это другое?
— Нет. И это меня очень смущало.
Помолчав, она неуверенно сказала:
— Одно время я думала, а не разведка ли это на местности, не наводка ли для грабителей. Но непохоже, потому что никто меня не спрашивал: ни что в квартирах находится, ни расположение комнат, ни устройство замков, ни в какое время хозяева чаще всего отсутствуют.
— О каких товарах шла речь в анкетах?
— О разных. Иногда о продуктах, крупах, концентратах для кекса. Или о стиральных порошках и других моющих средствах. Иногда о косметике — пудрах, губной помаде, кремах и так далее. Иногда о лекарствах и лекарственных препаратах — разновидностях аспирина, пастилках от кашля, снотворных, тонизирующих средствах, полосканьях и зубных эликсирах, средствах от несварения желудка и так далее.
— От вас не требовалось, — как бы невзначай спросил Лежен, — приносить с собой какие-либо образцы товаров?
— Нет. Никогда.
— Вы только задавали вопросы и записывали ответы?
— Да.
— Для чего нужны были эти анкеты?
— Вот в этом-то и странность. Нам никогда этого не говорили. Предполагалось, что мы должны снабжать информацией какие-то фирмы-производители, но все делалось на удивление непрофессионально. Никакой системы.
— А как вы думаете, может быть, среди вопросов, которые вам полагалось задавать, притаился какой-нибудь один или какая-нибудь группа вопросов, которые и составляли смысл всего, остальное же нужно было просто для камуфляжа?
Нахмурившись, она подумала, а потом решительно кивнула.
— Да, — сказала она. — Это объяснило бы случайность вопросов в анкетах, но я совершенно не представляю себе, какие из этих вопросов можно было бы счесть важными!
Лежен вперился в нее взглядом.
— Должно быть что-то еще, о чем вы умолчали, — мягко сказал он.
— Да в том-то и дело, что больше ничего нет! Я просто чувствовала во всем какую-то фальшь. А потом я поделилась этим с другой женщиной, миссис Дэвис.
— Вы поделились с миссис Дэвис, дальше! — Голос Лежена при упоминании этого имени совершенно не изменился.
— Ей это все тоже не нравилось.
— Почему не нравилось?
— Она что-то подслушала.
— Что именно?
— Я уже сказала, что ничего определенного я не могу вам сообщить. Она не очень распространялась на этот счет. Только сказала, что из подслушанного поняла, что фирма наша — это какая-то банда. «Они не те, за кого себя выдают» — вот что она сказала. И еще сказала: «Ладно, нас это не касается. Деньги тут платят хорошие, и работа не отнимает много времени, кроме того нас не заставляют делать ничего противозаконного, поэтому нам нечего беспокоиться и ломать над этим голову».
— Больше она ничего не сказала?
— Сказала еще одну вещь, но я не понимаю, что это значит. Она сказала: «Иной раз я чувствую себя какой-то Тифозной Мэри»[215]. Я тогда не поняла, о чем она.
Лежен вынул из кармана листок бумаги и протянул ей.
— Вам знакомы какие-нибудь фамилии в этом списке? Вы к кому-нибудь из них заходили? Не помните?
— Вряд ли я вспомню. — Она взяла в руки список. — Встреч было так много… — Скользнув глазами по листку, она замолчала, затем сказала:
— Ормрод.
— Вы помните Ормрода?
— Нет. Но миссис Дэвис однажды упомянула его. Он ведь скоропостижно скончался, да? От кровоизлияния в мозг. Это огорчило ее. Она сказала: «Он был в моем списке две недели назад. Выглядел совершенно здоровым». После этого она и упомянула про Тифозную Мэри. И еще она сказала: «Некоторым из тех, кого я навещаю, словно достаточно разок взглянуть на меня — и они начинают сохнуть, а вскоре им и крышка». Она это со смехом сказала и объяснила случайным совпадением. Но не думаю, чтоб такое совпадение было ей очень приятно, хотя она и уверяла, что не собирается из-за этого переживать.
— А больше она ничего не сказала?
— Ну…
— Расскажите.
— Это было позже. Я некоторое время не видела ее. Но однажды мы встретились в ресторанчике в Сохо. Я рассказала ей, что бросила ИПС и нашла себе другую работу. Она спросила — почему, и я объяснила ей, как неловко себя чувствовала, не понимая, что на самом деле происходит. Она сказала: «Возможно, вы поступили мудро. Но все-таки платят здесь хорошо, а работа много времени не отнимает. В конце концов нам в жизни приходится хватать быка за рога. Мне лично всегда не так уж везло, зачем же думать о других?» Я ответила: «Не понимаю, о чем вы говорите. Что именно вам кажется странным в вашей работе?» А она сказала: «Точно не знаю, но скажу вам, что, по-моему, на днях я признала одного человека. Он выходил из дома, где делать ему было совершенно нечего, и нес мешок с инструментами. Интересно, что ему там понадобилось?» А еще она спросила меня, не доводилось ли мне когда-нибудь встречаться с женщиной — владелицей трактира «Бледный конь». Я спросила ее, при чем тут «Бледный конь».
— И что же она вам ответила?
— Рассмеялась и сказала: «Почитайте Библию». Я не знаю, что она имела в виду, — добавила миссис Брендон. — Больше я ее не видела. Мне неизвестно, где она сейчас, работает ли еще в ИПС или ушла оттуда.
— Миссис Дэвис умерла, — сказал Лежен.
Эйлин Брендон оторопела:
— Умерла! Но отчего?
— От воспаления легких. Два месяца назад.
— Понятно… Как жаль!
— Осталось ли еще что-нибудь, что вы могли бы нам рассказать, миссис Брендон?
— Боюсь, что нет. Я слышала от других упоминания о «Бледном коне», но, стоило начать расспрашивать, они тут же замолкали. С крайне испуганным видом.
Потом смущенно добавила:
— Я не хочу впутываться в какое-нибудь опасное дело, инспектор. У меня на руках двое маленьких детей. И, честно говоря, кроме того, что я вам рассказала, я больше ничего не знаю.
Инспектор Лежен пристально посмотрел на нее и кивком головы отпустил.
— Кое-что новое мы от нее узнали, — сказал инспектор Лежен, когда Эйлин Брендон ушла. — Миссис Дэвис слишком многое пронюхала. Она пыталась закрыть глаза на то, что там делалось, но подозрения ее были весьма основательны, потом она внезапно заболела и на смертном одре послала за священником и рассказала ему все, что знала и что подозревала. Вопрос заключается в том, как много она на самом деле знала. Наш список фамилий, как я полагаю, — это список тех, кого она по долгу службы навещала и кто впоследствии умер. Отсюда замечание ее насчет Тифозной Мэри. И особенно интересно, кого она «признала», кто под видом рабочего выходил из дома, где «делать ему было совершенно нечего», под видом рабочего. Вероятно, этот случай и сделал ее опасной. Если она узнала его, то и он мог узнать ее, поняв к тому же, что она его узнала. Если она сказала об этом отцу Герману, то преступнику жизненно необходимо было заставить священника раз и навсегда умолкнуть, прежде чем тот успел бы передать эти сведения куда следует.
Он взглянул на меня.
— Вы согласны со мной, не правда ли? Так все это, должно быть, и происходило.
— О да, — сказал я, — согласен.
— И вы догадываетесь, что за человек это мог быть?
— Догадываюсь, но…
— Знаю. У нас нет ни малейших доказательств.
Он помолчал. Потом поднялся с места.
— Но мы поймаем этого человека, — сказал он. — Не думайте, что нет! Зная доподлинно, кто это такой, можно многое предпринять. И мы ни перед чем не остановимся!
Глава 23Рассказ Марка Истербрука
Недели три спустя к главному входу в «Приорс-Корт» подкатил автомобиль.
Из него вышло четверо мужчин: я сам, инспектор полиции Лежен и полицейский сержант Ли. А четвертым был мистер Осборн, с трудом сдерживавший радость и возбуждение от того, что ему разрешили участвовать в операции.
— Только помните, что вы должны помалкивать, — предупредил его Лежен.
— Конечно, инспектор. Вы совершенно можете на меня положиться. Я и слова не вымолвлю.