— На мой взгляд, даже слишком точно, — сказал Лежен. — Потому что вы не видели мистера Венейблза в тот вечер из дверей вашей аптеки. И вы не стояли в дверях аптеки. Вы сами шли по противоположной стороне улицы вслед за отцом Германом до поворота на Уэст-стрит, а потом вы тоже свернули на Уэст-стрит и убили его.
— Что? — просипел мистер Захария Осборн вдруг севшим голосом.
Это могло показаться смешным. Почему показаться? Это и было смешным. Отвисшая челюсть, блуждающий взгляд…
— Разрешите познакомить вас, мистер Венейблз, с мистером Захарией Осборном, аптекарем, проживавшим некогда на Бартон-стрит, Паддингтон. Вы особенно заинтересуетесь им, когда узнаете, что именно мистер Осборн, за которым мы уже некоторое время ведем наблюдение, опрометчиво подложил пакетик таллиевой соли в вашу оранжерею. Не зная о вашем недуге, он забавлялся тем, что расписывал вас как отъявленного негодяя и, будучи человеком не только упрямым, но и тупым, отказывался в дальнейшем признать, что попал пальцем в небо.
— Тупым? Вы осмелились назвать тупым меня! Да если б вы знали… если б вы имели хоть малейшее понятие, что я сделал… на что я способен… я…
Осборн трясся и брызгал слюной от злости.
Лежен, прищурившись, смерил его оценивающим взглядом. Так рыбак оглядывает пойманную рыбу.
— Не надо было воображать, что вы хитрее всех, — сказал он с укоризной. — Да сиди вы, не высовываясь, в своей аптеке, я бы сейчас не предупреждал вас, что каждое слово, сказанное вами, может быть использовано..
И вот тут мистер Осборн издал вопль — теперь уже отчаянья.
Глава 24Рассказ Марка Истербрука
— Послушайте, Лежен, мне надо задать вам множество вопросов.
Все необходимые формальности были совершены, и Лежен мог уделить мне время. Мы сидели с ним за двумя большими кружками пива.
— Да, мистер Истербрук? Полагаю, это было для вас неожиданностью.
— Разумеется. Мои мысли сконцентрировались на Венейблзе. А вы ни разу ни о чем мне не намекнули.
— Намеков я не мог себе позволить, мистер Истербрук. Такую игру надо вести, никому не раскрывая карт. В изобретательности им не откажешь. А козырей, надо сказать, у нас было не густо. Потому и пришлось, с помощью Венейблза, устроить это представление. Заманить Осборна, а там неожиданно выложить ему обвинение — чтобы ошеломить! И план удался.
— Он сумасшедший? — спросил я.
— В последнее время он действительно был несколько не в себе. Поначалу, конечно, он был совсем другим, но такие дела, знаете, даром не проходят. Я имею в виду убийства. Чувствуешь себя сильным и неуязвимым. Всемогущим, как Господь Бог. А на самом-то деле ничего подобного. И выясняется, что ты просто-напросто отъявленный мерзавец. И когда тебе это вдруг говорят, твое самолюбие вскипает. Ты начинаешь кричать и нести напыщенную чушь, хвастаясь тем, что сделал и какую хитрость проявил… Словом, вы все это видели.
Я кивнул:
— Значит, Венейблз был с вами в сговоре. Как он отнесся к идее сотрудничества?
— Она, по-моему, позабавила его, — сказал Лежен. — Кроме того, он даже имел дерзость заявить что-то об услуге за услугу.
— Что он хотел сказать этой загадочной фразой?
— Вообще-то я не должен был бы вам этого рассказывать, но только между нами. Восемь лет назад произошла целая серия банковских ограблений. В каждом из них чувствовался один и тот же почерк. И преступникам удалось уйти от ответственности! Ограблением руководил кто-то, не замешанный в самих операциях И этот кто-то заполучил в конечном итоге кучу денег. Определенные подозрения насчет того, кто был этот главарь, у нас имелись, но доказать мы ничего не могли. Он оказался слишком умен для нас. В особенности по части финансов. И у него хватило здравого смысла никогда больше не пытаться повторить свой успех. Больше я ничего не скажу. Он был ловким плутом, но не убийцей. Жизни он никого не лишил.
Я опять вернулся к Захарии Осборну.
— Вы всегда подозревали Осборна? — спросил я. — С самого начала?
— Как вам сказать… Он все время привлекал к себе внимание, — ответил Лежен. — И вправду, сиди он тихонечко в своей аптеке, никому бы и в голову не пришло, что почтенный фармацевт мистер Захария Осборн замешан в это дело. Но сидеть тихонечко, как это ни парадоксально, преступники не хотят. Чего бы проще, казалось, не лезь на рожон! Но им все неймется. И пойди разбери почему.
— Стремление к смерти, — предположил я. — Как раз вписывается в то, о чем говорила Тирза Грей.
— Чем скорее вы выкинете из головы Тирзу Грей и все, что она вам наговорила, тем лучше, — в сердцах сказал Лежен Потом задумчиво добавил: — Нет, по-моему, причина тут — одиночество. Досада, что вот ты такой умный, талантливый, а похвастаться этим некому.
— Вы так и не сказали, когда именно начали подозревать его, — напомнил я.
— Да сразу же, как только он начал врать Мы попросили всех видевших отца Германа в тот вечер прийти дать показания Мистер Осборн дал их, и они были очевидной ложью Он видел человека, шедшего за отцом Германом, и описал его черты, но увидеть все это через улицу в такой туманный вечер было невозможно. Крючковатый нос в профиль он мог еще различить, но кадык он бы никоим образом не увидел. Тут уж он зарвался. Конечно, ложь мистера Осборна могла быть и вполне невинной. Он мог просто пускать пыль в глаза. Этим многие из нас грешат. Однако это заставило меня к нему приглядеться, и он показался мне любопытным типом. С места в карьер начал много рассказывать о себе. Что было весьма неосмотрительно. Обрисовал себя как человека, всегда стремившегося придать себе весу в глазах других. Пойти по стопам отца, став обыкновенным аптекарем, его не устраивало. Он оставил семейное дело и попробовал себя на сцене, видимо, без успеха. Возможно, потому, что не мог довольствоваться простым исполнительством. Никто не должен был диктовать ему, как играть роль! Рассказывая о своей мечте выступить на суде со свидетельскими показаниями против мифического отравителя, который зашел бы за отравой в его аптеку, он, возможно, был, в сущности, искренен. Думаю, что он много размышлял об этом. Но мы, конечно, не знаем, в какой момент его посетила мысль, что он, пожалуй, и сам мог бы стать выдающимся преступником, которого никто никогда не смог бы поймать.
Однако это все домыслы. Вернемся к первому моему разговору с Осборном. Описание человека, увиденного Осборном в тот вечер, заинтересовало меня. Было совершенно очевидно, что он описывает реальное лицо, которое видел когда-то в действительности. Знаете, убедительно придумать облик несуществующего человека чрезвычайно трудно. Глаза, нос, подбородок, фигура и так далее. Попробуйте — и сразу обнаружите, что, сами того не желая, описываете кого-то уже виденного — в трамвае, поезде или автобусе. Осборн описывал человека с довольно необычной внешностью. Полагаю, что он мог увидеть Венейблза в Борнмуте, когда тот ехал в машине, и Венейблз поразил его своим видом; если это так и было, Осборн мог не заметить, что Венейблз калека.
Вторая причина, заставившая меня заинтересоваться Осборном, была его профессия, он же аптекарь. Я думал, что наш список фамилий может иметь отношение к торговле наркотиками. Догадка не подтвердилась, и я выкинул бы мистера Осборна из головы, если б не его настойчивое желание помогать следствию и дальше. Он, по-видимому, хотел знать, каковы наши успехи, что заставило его написать нам и сообщить, будто он видел интересующего нас человека на благотворительном празднике в Мач-Дипинге. Он по-прежнему не догадывался тогда, что Венейблз парализован. Но, даже когда узнал это, у него не хватило здравого смысла затаиться. Его подвело тщеславие. Типичное тщеславие преступника. Ни на минуту он не мог допустить, что дал маху. И, как последний дурак, он продолжал упорствовать, выдвигая одну версию нелепее другой. Я съездил к нему в Борнмут, что оказалось весьма любопытным. Название его усадьбы очень красноречиво. «Эверест» — вот как назвал он свой дом. И повесил в гостиной картину с изображением Эвереста. Он расписывал мне, как интересуется экспедициями на Гималаи. На самом же деле это была всего лишь попытка дешевого каламбура: Эверест[218] — название, связанное с родом его занятий — за хорошие деньги отправлять людей на вечный покой… Сама идея, надо отдать ему справедливость, была великолепна. И устроено все было очень ловко — Брэдли в Бирмингеме, Тирза со своими сеансами в Мач-Дипинге. И кто бы стал подозревать мистера Осборна, никак не связанного с Тирзой Грей, никак не связанного с Брэдли из Бирмингема и никак не связанного с самой жертвой? Что же касается непосредственной механики всего этого дела, то для фармацевта не было ничего проще. В общем, как я уже сказал, если бы только у Осборна хватило здравого смысла затаиться…
— Но что же он делал с деньгами? — спросил я. — Ведь конечной целью его, вероятно, были деньги.
— О да, он делал все ради денег. Без сомнения, тешил себя грандиозными мечтами о путешествиях и развлечениях, которым станет предаваться, когда разбогатеет и будет важной шишкой. Но уж конечно он был непохож на того, кем себя воображал. Думаю, что ощущение собственной силы возрастало у него всякий раз, как он совершал убийство. А раз за разом уходя от правосудия, он словно бы упивался этой силой, и, что еще существеннее, ему нравилось представлять себя на скамье подсудимых. Убей меня Бог, если не так! Как же — главная фигура, все глаза устремлены на него!
— Но с деньгами-то он что делал? — допытывался я.
— О, тут-то все ясно, — сказал Лежен, — хотя я, по-моему, и не догадывался об этом, пока не кинул взгляд на убранство его дома. Он был конечно же очень скуп. Он любил деньги и мечтал о деньгах, но не для того, чтоб их тратить. Дом его был обставлен весьма скромно, вещами, которые он покупал на дешевых распродажах. Он не любил тратить деньги, он просто хотел их иметь.
— Вы хотите сказать, что он клал их в банк?