Наступила тишина. Брендан плакал. Он всегда отличался повышенной чувствительностью. Я тоже стер что-то непонятное со щек (надеюсь, всего лишь пот), затем выждал, чтобы дыхание вошло в норму, и только тогда наконец высказался:
— Это было просто отвратительно! Ничего подобного не видел со времен Рагнарёка!
— Ты слышал, как он пел? — спросил Брендан.
— Разумеется, слышал. Кто бы мог подумать, что старик сохранил в душе так много волшебства!
На это мой брат промолчал, пряча заплаканные глаза.
А я вдруг почувствовал страшный голод и сперва хотел предложить Брендану съесть по пицце, но потом отказался от этой идеи: излишне чувствительный Брен вполне мог счесть подобное предложение оскорблением и обидеться.
— Ну, пока. Надеюсь, мы с тобой еще увидимся… — И я побрел прочь довольно-таки неуверенной, надо сказать, походкой, размышляя на ходу, почему это братьям всегда так сложно ладить друг с другом, и от всей души жалея, что так и не смог пригласить Брендана к себе домой.
Мне, к сожалению, не дано было знать заранее, что я уже никогда больше Брендана не увижу — в его тогдашнем воплощении, разумеется.
На следующий день я проснулся очень поздно. С головной болью и знакомым тошнотворным ощущением, как после изрядной попойки, а потом вспомнил — так вспоминаешь, что вроде бы сорвал спину в спортзале, но понимаешь, насколько это было серьезно, только выспавшись на поврежденной спине, — и тут же резко сел в кровати.
«Те два типа в пальто, — подумал я. — Да, те два типа».
Прошлой ночью я наверняка был пьян куда сильней, чем мне казалось, потому что утром просто похолодел от ужаса, вспомнив этих жутких субъектов. Отложенный шок — с этим я хорошо знаком, и, чтобы побороть его последствия, я позвонил и заказал завтрак в номер. Кофе, бекон и оладьи с целыми реками кленового сиропа помогли мне практически выздороветь, и хотя уже это было очень неплохо — тем более при сложившихся обстоятельствах, — я обнаружил, что никак не могу выбросить из головы картину гибели старого Муни и то, как два мерзких типа в пальто подкрадывались к нему, а потом с каким-то жутким кулдыканьем высосали из него все жизненные соки, всю магическую силу, после чего тщательно застегнулись на все пуговицы и как ни в чем не бывало отправились по своим делам. Так сказать, поэзия в движении.
Немного поразмыслив по поводу собственного счастливого спасения — ну, я вообще-то догадывался, что если бы первым они почуяли не след Муни, а мой, то непременно сцапали бы Искренне Вашего, а заодно и его братца Брена (в качестве, так сказать, двойного дежурного блюда), — я как-то совсем помрачнел. Мне пришло в голову, что если парни в долгополых пальто действительно охотятся на таких, как мы, то это была в лучшем случае отсрочка, а не спасение, и рано или позднее эти твари непременно начнут щелкать зубами у меня под дверью.
Так что, покончив с завтраком, я позвонил Брену. Но у него был включен автоответчик. Пришлось искать номер телефона его ресторана. Впрочем, и там трубку тоже никто не брал.
Можно, конечно, было бы попробовал позвонить ему на мобильный, но, как я уже говорил, близки мы не были, и номера его мобильного телефона я не знал, как не знал ни имени его девушки, ни даже номера его дома. Сейчас, впрочем, было уже слишком поздно это выяснять. Может, потом все само собой выяснится. Carpe diem,[64] как говорится. Так что я быстренько принял душ, оделся, вышел из дома и под собирающимися тучами поспешил в «Летучую пиццу», где работает Брен (нет, ну до чего идиотское, тупое название!), в надежде хоть что-то разузнать о моем брате-близнеце.
Уже подходя к ресторану, я понял: что-то неладно. Собственно, я догадался об этом еще за десять кварталов, а воющие сирены, пожарные машины, крики и клубы дыма лишь стали лишним подтверждением моей догадки. Было что-то зловещее и в собиравшихся в небе тучах, и в том, как они пушились, точно русская шапка-ушанка, как топорщились иглами молний, видя под собой эти страшные разрушения. А когда я подошел совсем близко, у меня просто сердце в пятки ушло. Да, здесь действительно было неладно.
Я внимательно огляделся, убедился, что слежки за мной нет, и левой рукой начертал в воздухе руну Бьяркан, формой напоминавшую подзорную трубу, а затем внимательно посмотрел в ее «глазок». Дым я увидел. И молнии, странным образом вздымавшиеся с земли, и лицо моего брата, очень бледное и напряженное. А еще я увидел огонь, тьму и, как я и боялся, ту Тень — а также ее приспешников-волков, ее охотников, одетых все в те же неуклюжие пальто.
«Те самые, — подумал я и выругался. — Снова они!»
Теперь я понял, где впервые познакомился с ними, — тогда они были в ином обличье, но тоже достаточно гнусном, сам я в те времена обладал куда большим могуществом и силой, чем сейчас, и, должен признаться, попросту не обратил на них должного внимания. Зато теперь я не спускал с них глаз и непрерывно рисовал в воздухе над собой укрывающие руны. Осторожно обогнув столб черного дыма и погребальный костер на месте ресторана и, насколько я мог понять, моего брата Брендана, ибо, согласно моему внутреннему видению, выглядел он как самый настоящий покойник, я все-таки добрался до цели. Я все время внимательно посматривал по сторонам, но типы в пальто пока не появлялись. Зато вокруг было полно пожарных со шлангами и полицейских. Собственно, весь тот конец улицы был перегорожен полицией, а пожарники продолжали заливать огромный шипящий цветок пожара, который успел слишком глубоко запустить свои корни в «Летучую пиццу».
Можно, конечно, было бы сказать им, что они зря тратят время. Нельзя потушить пламя, зажженное богом огня — даже если это всего лишь покровитель домашнего очага; огонь, пылающий в очаге, — это ведь не какая-то петарда. Языки пламени по-прежнему вздымались стеной — на добрые тридцать, сорок, а то и пятьдесят футов. Пламя было чистым, желтоватым, почти прозрачным — настоящее волшебное пламя! — и, возможно, вам, людям, оно могло показаться почти безобидным, как пляшущие над костром искры, но на самом деле, если бы такая «искра» случайно коснулась вас, вы в один миг превратились бы в кучку обгоревших костей.
«А как же Брендан? — думал я. — Что, если он все-таки жив — где-нибудь еще?»
Ну, если б он остался жив, то наверняка сбежал бы отсюда. Никто не смог бы выжить в таком чудовищном пекле. Да и не похоже это на Брендана — удрать со сцены в самый ответственный момент. Он наверняка вернулся и принял бой, во всяком случае, внутренним зрением я именно это и увидел, и потом, мой брат всегда был ярым противником применения магии в толпе людей и никогда бы никакими чарами не воспользовался, даже будь у него такая возможность. Даже если б у него был хоть какой-то выбор.
Я воспользовался руной Оз — это руна тайны, — чтобы выяснить, какова судьба моего брата. И увидел физиономии этих типов, их узкие, совершенно волчьи морды; потом увидел улыбку Брендана, его оскаленный рот, и на секунду мне показалось, что это я сам, дикий, свирепый, исполненный убийственного гнева, сражаюсь со слугами Тьмы. Он, мой брат, вообще-то способен был вести себя очень даже неплохо; просто, чтобы его воспламенить, требовалось несколько больше времени. Я видел, как Брендан выхватил свой магический меч — его пылающее острие было окутано дрожащей полупрозрачной пеленой света. Этот меч был способен с одинаковой легкостью рассечь и гранитную глыбу, и шелковый шарф; этого меча я не видел в его руках со времен Рагнарёка. Однако, когда мерцающий меч огненного бога коснулся той черноты, что пряталась под расстегнутым долгополым пальто, он тут же превратился в струйку дыма.
И в наступившей темноте они набросились на Брендана. Вот я и узнал, что стало с моим братом. Что ж, по крайней мере, он ушел так, как и подобает богу.
Я вытер мокрые щеки и, постаравшись взять себя в руки, стал думать, что мне теперь нужно сделать. Итак, момент первый: из нас, двоих близнецов, остался один я. Момент второй: если Брендану не удалось прихватить с собой и кого-то из своих убийц (в чем я сильно сомневался), то оба типа в долгополых пальто непременно пойдут по моему следу. Момент третий…
Я как раз обдумывал этот третий момент, когда на плечо мне легла чья-то тяжелая рука, вторая рука перехватила мое предплечье, и обе они так больно стиснули мою плоть, что я чуть не вскрикнул, особенно сильна была боль в зажатом этими тисками плечевом суставе. Чей-то низкий знакомый голос прохрипел мне в ухо.
— Ну, конечно, Лаки! Мне бы следовало догадаться, что без тебя тут не обошлось. Твой почерк сразу чувствуется на этой бойне.
Я попытался высвободить руку и все-таки охнул от боли, но он держал меня крепко, проклятый ублюдок.
— Только дернись, и я тебе руку сломаю! — рявкнул он. — Черт побери, может, мне ее сразу сломать? Хотя бы в память о былых временах?
Я заметил, что лучше все-таки этого не делать. В ответ он перехватил мою руку чуть выше, и я, чувствуя, что она постепенно выворачивается из сустава, пронзительно вскрикнул. Тогда он с силой меня отшвырнул, и, больно ударившись о какую-то стену, выходившую в переулок, я вскочил на ноги и резко обернулся к нему. Я уже наполовину выхватил свой магический меч, когда вдруг увидел прямо перед собой знакомые глаза, столь же мрачные и унылые, как серый, дождливый день. Ну что ж, можно сказать, мне повезло — все-таки бывший друг, хоть и затаивший на меня обиду, похоже, теперь у меня только такие друзья и остались.
Друг — так я сказал? Да, он был одним из наших, но вы же знаете, как это порой бывает. Огонь и грозовой ливень — естественно, мы не очень-то ладили друг с другом. Кроме того, в своем нынешнем воплощении он был гораздо выше меня ростом, да и весил наверняка значительно больше меня; бил он, впрочем, тоже гораздо больнее, чем мог бы я. Его лицо выглядело сейчас как грозовая туча, так что мысль о том, чтобы с ним сразиться, тут же испарилась у меня из головы, точно запах дешевых духов. Я сунул меч в ножны и решил прибегнуть к иной форме доблести.