– Если выкрасить стены в теплые цвета и оживить их картинами… Смотри! – воскликнула я, указывая на полностью застекленную стену.
К сожалению, сейчас через нее можно было любоваться только глинистой площадкой и одиноким деревом. Задний двор поражал воображение еще меньше, чем участок перед домом. Искусственный газон протерся до дыр. Засуха не первый год держалась за Мельбурн мертвой хваткой. Я читала в газетах о маленьких детях, которые настолько отвыкли от дождя, что начинали испуганно кричать, когда он изредка стучал по крыше. Использование воды было строго ограничено; казалось, в наш город вернулись пятидесятые. Чистка зубов стала вынужденной мерой. Мылись мы строго по таймеру. Некоторые люди вместо душа мылись из ведра, а потом использовали грязную воду, чтобы поливать сад. Не один наш друг потянул себе спину подобным образом!
Я скучала по запаху дождя, его мягкости и живительной прохладе. От сухого воздуха постоянно чесались глаза.
Мы продолжали осматривать дом; на каждую положительную черту Ширли Филипп находил две отрицательные.
– Гостиная достаточно большая. Здесь будет хорошо смотреться дуб, – заметила я, прежде чем поняла, что зря подняла эту тему. Дубовый стол – наследство, доставшееся мне от первого брака; по краям до сих пор видны следы от ручной пилы, которой орудовали Сэм и Роб, тогда еще даже не ходившие в школу. Хотя Филипп промолчал, я знала, что он не разделяет моей любви к этому столу.
– А что, если мы снова заведем кошку? – спросил он. – Вокруг полно магистралей.
– Хватит об этом! – оборвала я его, страстно желая, чтобы люди перестали говорить со мной о новом питомце.
Разве смогу я открыть свое сердце еще одному существу, которое разорвет его своими острыми коготками? Если новая кошка проживет столько, сколько Клео, к моменту ее смерти мне будет семьдесят девять. К тому же Филипп был прав: улица, на которой стоял Ширли, напоминала Дикий Запад – на каждом столбе висели объявления с фотографиями пропавших кошек и обещанием ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ.
Филипп пожал плечами и ушел в другую комнату. Иногда мне хотелось, чтобы он был более уступчивым. Хотя в этом случае мне стоило поискать себе мужа из пластилина.
Я вернулась в детскую и стала сквозь ветви яблони наблюдать за тем, что творится на улице. По другой стороне дороги прогуливался мужчина. Я моргнула, чтобы проверить, не обманывает ли меня зрение. Все верно – на мужчине был синий домашний халат в клетку. В два часа дня. Нет, мне точно здесь понравится!
– Только посмотри на это! – позвал меня Филипп. – В гостиной стены покрыты штукатуркой!
Я шла к нему, буквально ощущая, как растет тяжесть на сердце. Из-за неровных светлых стен, вздымающихся над потертым зеленым ковром, комната напоминала вольер для белого медведя. Пустая, холодная, размером с половину баскетбольной площадки. Я провела ладонью по ледяному бетону и поняла, что, если я захочу повесить тут картины, мне потребуется, как минимум, взрывчатка.
– Зато погляди на зеркало над камином и резьбу над окнами, – сказала я, судорожно соображая, как можно оживить эту комнату. – В наши дни редко встретишь такое внимание к деталям.
По винтовой лестнице из желтого дерева мы поднялись на второй этаж, где находились две спальни и ванная комната. Судя по всему, Ширли недавно сделали серьезную пластическую операцию. На чердаке оборудовали классическую берлогу для подростка – правда, много денег на это тратить не стали. Место идеально подходило для двух девушек, которые вот-вот начнут самостоятельную жизнь. Так что, возможно, Катарине и Лидии здесь понравится. У нас наконец-то появится комната, где в случае необходимости переночуют друзья и где разместится парочка гостей, приглашенных на свадьбу Роба и Шантель (до нее оставалось каких-то полгода). И кто знает – может, в скором времени здесь будут спать наши внуки!
Осматривая улицу из окна второго этажа, я почувствовала, как Ширли обнимает меня, будто давняя подруга. Я вспомнила о старом доме, в котором выросла, – доме, полном смеха и секретных уголков, доме, где хочется пустить корни. Именно о таком я всегда мечтала. К тому же совсем недалеко на Хай-стрит находилось мое любимое кафе «Spoonful». Правда, для меня такое соседство было равносильно тому, как если бы наркоман поселился рядом с дилером.
Я обернулась к Филиппу, который рассеянно пинал складку на ковре. Его этот дом явно не вдохновлял. Я чувствовала, что придется ругаться, хотя ни один из нас этого не любил. Филипп начнет отмалчиваться и сжимать зубы, а я буду засыпать его аргументами, все время повторяя одно и то же. Нет, у меня не было сил спорить.
– Тебе совсем не нравится? – тихо спросила я. – Тут достаточно комнат, мы вдохнем в этот дом новую жизнь, и на работу тебе отсюда ближе добираться…
– Но имя… – процедил Филипп.
– Есть великие Ширли! – воскликнула я. – Ширли Бэсси[1], Ширли Валентайн[2], Ширли Темпл.
К тому же тебе всегда нравилась Ширли Маклейн[3].
Молчание.
– Мы можем вообще никак не называть дом, если тебя это так беспокоит.
– Табличка приделана намертво.
– Что, даже пневматическая дрель не справится?
– Тебе настолько понравился этот дом? – со вздохом спросил Филипп, уже предчувствуя ответ.
Понравился – слабо сказано! Чем ближе был день, когда Ширли выставят на продажу, тем сильнее становилась моя одержимость. Я нашла дом своей мечты. Каждый день я придумывала оправдания, чтобы съездить и посмотреть на него. Как-то вечером я увидела соседских детей, играющих в крикет прямо на улице. Точь-в-точь сцена из моего детства! По ночам во сне я ходила по комнатам Ширли, приводя их в соответствие с разворотами журнала «House amp;Garden». Более того, я использовала любую возможность, чтобы осмотреть дом изнутри. В очередной раз завидев меня на пороге, агент по недвижимости становился все приветливее и приветливее.
Внезапно вспыхнувшая любовь к Ширли не помешала нам заказать строительную экспертизу, которая вынесла вердикт: за исключением парочки недочетов, дом в порядке. А когда выяснилось, что табличку с именем можно закрасить, мы с Филиппом наконец определились с максимальной ценой, которую готовы заплатить на аукционе. До него оставалось еще несколько недель.
Правда, в итоге мне пришлось держаться от аукциона подальше – всему виной странный нервный тик, который заставляет мою руку вытягиваться вверх каждый раз, когда ведущий спрашивает, кто готов предложить больше. Поэтому в день торгов я пряталась за углом со стаканом кофе, а Филипп присоединился к толпе покупателей и любопытных соседей, собравшихся на улице перед домом.
Примерно через пятнадцать минут я решила, что все закончилось и мое появление уже ни на что не повлияет. Но толпа никуда не делась. Более того, она стала еще гуще! Атмосфера накалилась, как будто здесь не продавали дом, а устраивали бои быков. Филипп стоял, прислонившись к бетонной стене на другой стороне дороги. К моему огромному разочарованию, он явно перешел в разряд наблюдателей.
– Что происходит? – спросила я.
– Дело… дело в том, что…
Он был слишком подавлен, чтобы ответить.
– Ты предложил нашу цену?
– Да, в самом начале, но те парни практически сразу ее перекрыли, – сказал Филипп, кивая в сторону двоих мужчин, которые сцепились в смертельной схватке.
Цена на дом уже достигла заоблачных высот, но ведущий аукциона продолжал их раззадоривать. Сошедшие с дистанции покупатели и просто зеваки были явно очарованы разворачивающимся спектаклем. Я мысленно попрощалась с Ширли и почти смирилась с перспективой провести зиму в съемном жилье.
Вдруг Филипп незаметно отделился от стены; только что он стоял неподвижно, а в следующую секунду я уже с открытым ртом наблюдаю, как муж вынимает правую руку из кармана и медленно поднимает ее в воздух. Одновременно с этим он выкрикнул цену, которая привела меня сразу и в восторг, и в ужас.
Это же огромные деньги! Где мы их достанем?
Мы оба знали, что это станет нашей последней попыткой. И больше мы предложить никак не можем. У нас и этих-то денег нет. Наверное, Филипп сошел с ума. Но как раз за такие порывы я и полюбила его бог знает сколько лет назад. За годы брака было несколько случаев, когда я отчаивалась и ставила крест на своих мечтах, а он находил в себе силы и мужество сделать то, что навсегда меняло нашу жизнь. Но предложить огромную сумму денег за дом, который ему, откровенно говоря, не очень-то нравился, только потому, что я мечтала в нем жить, – нет, такого безумного и бесподобного поступка я от него не ждала.
Толпа мгновенно замолчала и повернулась к нам многоголовой гидрой, устремив глаза на Филиппа. Незнакомые люди могли бы подумать, что он абсолютно спокоен. Он не покраснел, не побледнел. Он дышал ровно. У него не дрожали руки и не дергалось веко.
И только я знала, что на самом деле скрывается за его невозмутимостью. Филиппа выдавали синие огоньки в глазах. Ведущий аукциона попытался втянуть в борьбу покрасневшего от напряжения покупателя, который до сих пор был впереди. Он подначивал его поднять цену всего на 500 долларов. Для нас и 50 центов стали бы приговором.
– Раз… – протянул ведущий, и мы затаили дыхание в ожидании реакции соперника. – Два… – Время тянулось, как резина, а молоток медленно поднимался в воздух, чтобы нанести решающий удар, и…
Продано.
Невероятно, но нам.
3Секреты
Кошка никогда не покидает вас насовсем
Когда толпа разошлась, агент пригласил нас в гостиную Ширли, где по-прежнему лежала неприкаянно гудящая телефонная трубка.
Белозубая улыбка, навязчивый запах крема после бритья… Агент энергично пожал мне руку и поздравил с покупкой. Он сказал, что хозяева будут рады получить такую цену за дом, который изначально рассматривался как «запятнанный».